Женщина объяснила, еле сдерживая дрожь:
– Алима насильно заставили воевать. Он не хотел служить. Мы собрались бежать из города, но не успели. На квартиру пришли гвардейцы. Они обходили дома и всех мужчин заставляли выходить во двор. Вышел и Алим. Со двора его с другими мужчинами увели к Дому правительства. Он потом приходил, рассказывал, что вынужден вступить в отряд, иначе и его, и нас расстреляют. А потом… потом город бомбили. Я с детьми ушла сюда. Муж знал, что мы в доме родителей. Перед самым Новым годом, когда шли бои, я услышала тихий стук в дверь. Открыла, а на пороге окровавленный муж. Он был без сознания. Сам ли дополз или кто-нибудь принес его, не знаю. Главное, он был жив. Я перевязала его. Рана в груди не опасна – я работала медсестрой, знаю; голова пробита, осколок или пуля задели. Крови Алим потерял много. Перевязала чем было, стала отхаживать. Продукты сосед принес. Вчера. Отдал сумку, сказал, что народ собрал. Соседи, что в подвале укрылись. Когда муж очнулся, я спросила, что произошло? Он ответил: его отряд напал на колонну русских. Алим даже выстрелить не успел, как рядом что-то разорвалось; почувствовал удар в грудь, голову и потерял сознание. Как оказался у дома, не помнит.
– И как автомат с собой прихватил, тоже не помнит?
– Нет! Автомат лежал рядом с ним, когда я нашла его.
– Мы проверим, стрелял ли твой муж или нет. Тарасюк!
– Я, товарищ капитан! – донеслось из комнаты.
– Магазин автомата раненого посмотри!
– Ну?
– Он полон или нет?
– Полон! Все тридцать патронов на месте, в патроннике тоже пусто. Запах пороховых газов не ощущается. Видно, дух не стрелял.
– Ясно!
– Я же говорила, Алим не хотел воевать, не хотел никого убивать, – сказала женщина. – И не убивал.
– Ладно… Да не трясись ты! Не тронем мы твоего мужа; только предупреди, чтобы больше оружия в руки не брал.
– Да, конечно. Спасибо! Мне собрать вам продукты? Возьмите, а я по городу пройду, что-нибудь достану.
– Ты за кого нас принимаешь, женщина? Чтобы мы отняли еду у детей?
– Извините!
– Извините… Думай перед тем, как что-то сказать. Лекарства лечить мужа и ребенка есть?
Женщина вздохнула:
– Нет… Муж выкарабкается, организм крепкий. За сына боюсь, простыл сильно. А сейчас даже аспирина в городе не найти.
Сомов достал из кармана бушлата пакет:
– Держи, Бэла. Это санитарный пакет. Боевая аптечка вам ни к чему, а пакет будет в самый раз. Там и бинты, и йод, и лекарства на первое время. А потом наши выбьют дудаевцев, обратишься в любой медпункт или госпиталь. Помогут.
На глазах у женщины выступили слезы. Она прижала пакет к своей полной, красивой даже через черное платье груди:
– Спасибо вам! Я этого никогда не забуду. И дети мои тоже!
– Не за что. Сбей жар ребенку, и продолжим разговор.
– Может, чаю поставить? Сахара, правда, нет.
– Можно и без сахара. Прохладно у тебя в доме…
– Днем печку растоплю, сейчас страшновато.
– Боишься соседей, что через улицу в сохранившемся доме устроились?
– Да. А вы откуда о них знаете?
– На то, Бэла, мы и разведка, чтобы знать, что происходит в тылу противника.
– На разведчиков вы не похожи. Больше на окруженцев.
– Так и надо… Ладно, не теряй времени, у нас его немного.
– Да, да, я быстро!
Вскоре женщина принесла чайник, разлила крепкий, обжигающий и хорошо тонизирующий напиток по кружкам.
– Вот, пожалуйста!
– Спасибо! Лекарства ребенку дала?
– Да.
Пока закипал чайник, Бэла отнесла сына в комнату дочери.
– А что за люди в соседнем доме? – спросил у женщины Сомов. – Сколько их? Когда пришли?
– Пришли в сумерки, к нам зашли, осмотрели все. Их было семь человек, все с автоматами и в форме. Потом соседний дом осмотрели, по развалинам ходили; перешли улицу – и там все ходили по садам, затем в доме, что за дорогой, остановились. Я следила за ними. А кто они, зачем пришли, не знаю. Но слышала, один из них спросил другого: когда начнем зачистку, ночью? Второй – он, видимо, старший – ответил: нет, ночью в секторе опасно; пойдем, как рассветет.
Капитан отставил кружку:
– Так и говорили – зачистку?
– Да.
– Утром?
– На рассвете.
– Понятно. Нам, Бэла, укрыться на день нужно; не подскажешь, где это можно сделать? Отдохнуть, не опасаясь нарваться на боевиков?
Женщина заговорила задумчиво:
– У нас вам оставаться нельзя – те, кто в доме через улицу, могут еще раз зайти. В развалинах холодно, а в подвалах многоэтажек, что рядом с сектором, полно беженцев. Возможно, они и не сделают вам ничего плохого, но могут и выдать боевикам. Многие семьи потеряли дома, квартиры, родственников во время бомбардировок. От дудаевцев тоже пострадали многие, но их боятся. Особенно наемников. Те творят что захотят, могут зайти в подвал, забрать женщин и увести с собой. А если кто-нибудь пытается воспротивиться им, расстреливают на месте. Такое было. Вот если…
– Что «если», Бэла?
– Если вам в нашем доме спрятаться, в нашей квартире? Там холодно, но относительно безопасно. День провести можно.
– В твоей квартире?
– В нашей с Алимом и детьми квартире.
– И где эта квартира, в каком доме?
– Таблички с номерами исчезли, но найти дом просто: он второй, если идти по улице. Второй справа, сразу за прачечной. Вход в подъезды со двора. Затемно пройти вдвоем можно. Наш подъезд второй, третий этаж, квартира с лестницы прямо. Окна и на улицу, и во двор. Когда уходили, даже дверь была; сейчас, наверное, беженцы сняли топить буржуйки в подвале.
– А еду мы в доме найти можем?
– Да я соберу вам!
Сомов повысил голос:
– Я же сказал тебе, у детей не возьмем.
Но женщина махнула рукой:
– Ничего, от банки тушенки да буханки хлеба не оголодаем. Да и найду я продукты. Мне же проще это сделать.
Капитан вынужденно согласился:
– Ладно. Но немного, поняла?.. А в домах, значит, мы ничего не найдем?
– Вряд ли, хотя кто знает… Может, где-то что-то и осталось. На улицу почти никто не выходит, это опасно, люди боятся.
