– А ты, значит, не испугаешься? Когда пойдешь искать еду?
– Так мне кого бояться? Дудаевцев встречу – так у меня муж воевал на их стороне, раненый. Сами дадут или пропустят. А если район займут ваши войска, еще проще. Не откажут женщине с двумя детьми.
– Наши не откажут! – кивнул капитан. – Хорошо. Нам пора.
– Минутку, я соберу пакет.
– А вода у вас есть здесь?
– Воды много.
– Есть во что набрать?
– Канистра чистая…
– Пойдет!
– Я быстро.
Женщина ушла из комнаты. Сомов подозвал солдата:
– Тарасюк?
– Я, товарищ капитан.
– Иди сюда!
Вошел Тарасюк. Спросил:
– Уходим?
– Чаю попей по-быстрому. Чайник еще не остыл.
– Чай – это хорошо. Эх, остаться бы здесь…
Капитан приложил палец к губам – молчи, мол – и сказал:
– Нельзя здесь оставаться, и в секторе нельзя, пойдем в квартиру этих чеченцев.
Тарасюк недоуменно посмотрел на капитана. Но тот вновь приложил палец к губам:
– Ты пей, пей чай.
– Пью. В квартиру – значит, в квартиру. А там безопасно?
– Посмотрим. Хозяйка дома уверяет, что безопасно, и я ей верю.
– А куда она делась?
– Пошла еды немного собрать да наполнить канистру водой.
– Это хорошо. Но вы же не хотели брать продукты?
– Не хотел, но хозяйка настояла. Да ты не переживай, много не положит. Нам двоим – на слове «двоим» Сомов сделал ударение – хватит.
– Понял!
Женщина принесла пакет и канистру. Забрав еду и воду, Сомов с Тарасюком покинули жилище Бэлы. Отошли в глубь сада. Прислушались. Тихо. Снегопад ослабел, но еще продолжался.
– Вы серьезно собрались вести группу в хату этих чеченов? – спросил Тарасюк.
– А что?
– Да сдаст она нас боевикам.
– Не веришь этой женщине?
– Не верю. Да и не в этом дело. Заподозрят боевики неладное, придут к ним, приставят стволы к головам детей – и мать все расскажет. И кто приходил, и когда приходил, и куда ушел.
– Верно! Ради детей мать пойдет на все. Поэтому в квартал пятиэтажек мы не пойдем.
– А где же дневать будем?
– А в соседнем доме, что рядом с нами. Духи его осматривали перед тем, как уйти через дорогу. На зачистку местности – женщина слышала обрывок разговора между боевиками – пойдут на рассвете. И пойдут в глубь сектора. Мы же перекантуемся в брошенном доме. Тем более сейчас что перекусить у нас есть, вода есть, продержимся. А ближе к сумеркам прикинем, куда идти дальше. А может, к утру и наши сюда выйдут.
Солдат отрицательно покачал головой:
– Это вряд ли. Хотя… черт его знает, как карта ляжет. Кстати, чего эта Бэла нам пожрать положила? – Открыл пакет. – О, неплохо! Две банки тушенки, две – консервов, хлеба буханка… Нормально. Еще бы спиртику литрушку да табачка… – Прищурившись, Тарасюк взглянул на замполита: – Да, товарищ капитан?
– Облизнешься, Илюша! Радуйся тому, что имеешь.
– Эх, товарищ капитан, даст бог, вернусь в Рязань, нажрусь до чертиков! Свалю в самоход к девочкам из медучилища – и нажрусь…
– Зачем же к девочкам, если хочешь нажраться? – улыбнулся капитан. – К девочкам за другим ходят.
– Другое потом! Сперва нажрусь, а все остальное – после. Возьму свое по-любому!
– Давай, Илюша, сначала вернемся…
– Да! К своим надо выходить. Не по кайфу по тылам духов бродить. И прятаться стремно. Интересно, товарищ капитан, нас еще живыми считают или уже в сгинувшие записали?
– Не знаю! Да и какая разница?
– Что значит «какая»?! Возьмет писарюга в штабе да отпишет домой бумагу: мол, уважаемые родители, сын ваш Илюша Тарасюк героически пропал без вести при штурме города Грозного. Или еще хлеще: погиб при исполнении служебных обязанностей. У нас, помню, в конце восьмидесятых в деревню цинк из Афгана пришел – ну, а до этого, естественно, похоронка. На пацана одного. Вот вою было! Но похоронили героя как положено, с оркестром, с салютом. Памятник на кладбище поставили гранитный. А герой через месячишко и заявился в деревню. Живой. Оказывается, ранен был в бою, попал в госпиталь, а там его с кем-то перепутали да и отправили похоронку домой. Ну, а потом из части – и цинк, набитый всякой хренью из обмундирования. Торопились: вывод войск начинался. Пацан про это и знать не знал. Выписался – да до дому. Короче, в деревне все охренели. А потом с неделю пили. Говорили, жить теперь ему долго. Да не угадали – летом утонул герой по пьяни в реке. С девкой своей пошел искупаться вечером, туда, где кусты, – ну, чтобы потом с ней того… Нырнул – и башкой в бревно притопленное. В общем, похоронили его в той же могиле. Старый гроб вытащили, новый опустили. Вот такая история.
– Я таких историй много слышал, – проговорил капитан. – Однако хватит базарить. Ты давай двигай за нашими, а я еще раз дом осмотрю, определю, где кому расположиться.
– Алексеева тоже в дом?
– Нет, пусть до рассвета смотрит за хатой боевиков.
– Я серьезно, товарищ капитан.
– А серьезно – всех сюда! Быстро и тихо. Духи вполне могут наблюдать за прилегающей к их дому территорией. Кустами идите, по одному, соблюдая дистанцию, как на марше. И сразу в дом. Понял?
– Так точно!
– Вперед!
Глава 6
Среда, 4 января, началась для десантников батальона подполковника Голубятникова как обычно. Как, впрочем, и остаток ночи прошел, ничем не отличаясь от прошедших суток. Боевики вели постоянный, планомерный снайперский огонь. От их выстрелов, визга пуль, рикошетом уходивших во все стороны, казалось, можно сойти с ума. Обстрел не наносил ощутимого ущерба, но давил на психику. Снайперы знали свое дело. Они изматывали личный состав обороняющегося батальона, благо дефицита в патронах у чеченцев не было, в отличие от федеральных войск, вынужденно экономивших боеприпасы. Их хватало, но они могли закончиться, а рассчитывать на то, что боеприпасы доставят вовремя, к сожалению, не приходилось.
Позавтракав вместе со старшими офицерами, Голубятников приказал связисту вызвать на связь ротных. Надо отметить, что к этому времени между позициями была проложена телефонная связь. Сержант Выдрин выполнил приказ, и ротные доложили об обстановке в секторах ответственности подразделений, состоянии личного состава и готовности к продолжению затянувшегося на несколько суток тяжелого оборонительного боя. К 9 часам стрельба усилилась: по позициям десантников били не только снайперы, но и отдельные мелкие группы группировки дудаевцев, командиры которых имели задачу выбить батальон десантников с привокзальной площади. Но атак сепаратисты не проводили. Они за ночь потеряли достаточно много народа – возле каждого здания, обороняемого бойцами батальона, валялись трупы, и это при том, что часть убитых
