И за ним другой вопрос, не менее оригинальный:

- Вы здесь впервые?

Когда обе эти волнующие темы оказывались исчерпаны, разговор обычно входил в более спокойное русло, но то и дело прерывался, ибо Лоре представляли новых знакомых, и те вновь задавали ей вопросы о том, как ей понравилась столица и бывала ли она здесь прежде. Так добрый час, а то и больше, 'герцогиня' двигалась в этой давке, точно по седьмому небу, не помня себя от счастья. Теперь конец всем ее сомненьям, теперь она знает она покорит всех и вся! Вдруг в толпе мелькнуло знакомое лицо - к Лоре пробирался Гарри Брайерли, взгляд его, если можно так выразиться, громко говорил о том, как он рад этой встрече.

- Какое счастье! Скажите, дорогая мисс Хокинс...

- Тс-с! Я знаю, о чем вы сейчас спросите. Да, мне нравится Вашингтон, очень, очень нравится!

- Но я хотел спросить...

- Да, да, я вам отвечу сию минуту. Я здесь впервые. По-моему, вы и сами это знаете.

И сейчас же людской водоворот унес ее от Гарри Брайерли.

'Что она этим хотела сказать? Ну, конечно, ей нравится Вашингтон, - я не такой осел, чтоб спрашивать ее об этом. А что она здесь впервые - фу ты пропасть, да ведь она же знает, что мне-то это известно! Уж не думает ли она, что я стал круглым дураком? Забавная девушка, право. А как все вокруг нее увиваются! С этого дня она станет признанной королевой Вашингтона. Прежде чем кончится этот дурацкий вечер, она перезнакомится со всеми важными шишками, сколько их есть в городе. И ведь это только начало. Что же, я всегда говорил, что она может быть козырем в этой игре... да, да! Она будет кружить головы мужчинам, а я - женщинам. Отличная выйдет пара на здешней политической арене. Я и четверти миллиона не взял бы за то, что я могу сделать вот в эту сессию, - право слово, не взял бы. Однако... это мне уже не нравится! Секретарь посольства - совершенное ничтожество... а она ему улыбается, как будто он... а теперь адмиралу! А теперь озаряет улыбкой надутого осла - депутата от Массачусетса... этакий выскочка, фабрикант лопат и заступов, засаленный пиковый валет!.. Не нравится мне это. Она, видно, даже не вспоминает обо мне... ни разу и не поглядела в мою сторону. Ладно, моя райская птичка, продолжай в том же духе, если тебе угодно. Но только знаю я вас, женщин. Вот я сейчас тоже начну улыбаться направо и налево - поглядим, как тебе это понравится!'

Гарри Брайерли и впрямь начал 'улыбаться направо и налево' и пробрался поближе к Лоре, чтобы посмотреть, как это на нее подействует, но хитрость не удалась: тщетно пытался он привлечь внимание Лоры. Она, видно, совсем его не замечала, а потому Гарри не мог флиртовать весело и непринужденно, разговор его был отрывочен, бессвязен; он почти не смотрел на своих кокетливых собеседниц и чувствовал себя ужасно несчастным, досада и ревность одолевали его. Наконец он отказался от своей затеи, прислонился плечом к колонне и, надувшись, следил за каждым шагом Лоры. За ним из толпы гостей, в свою очередь, следила не одна пара прекрасных глаз, но Гарри этого не замечал. Он был поглощен другим: в глубине души он клял себя каким же он был самовлюбленным остолопом! Всего час назад он собирался взять эту провинциалочку под свое покровительство, показать ей настоящую жизнь, насладиться ее удивлением и восторгом - я вот она по уши погрузилась в столичные чудеса и освоилась с ними чуть ли не лучше его самого. И снова он злится и негодует:

'Ну вот, теперь она строит глазки старому 'брату Валааму', а он... уж наверно он приглашает ее на молитвенное собрание в конгрессе... пусть уж старик Дилуорти сам позаботится о том, чтобы она не упустила этого развлечения... А теперь она кокетничает со Спларджем от штата Нью-Йорк... а теперь - с Беттерсом из Нью-Хэмпшира, а теперь - с вице-президентом!.. Ну, я могу и удалиться. Хватит с меня!'

Но он не ушел. Он добрался было до двери - и тотчас, проклиная свое малодушие, стал проталкиваться обратно, чтобы еще разок взглянуть на Лору.

Около полуночи гостей пригласили ужинать, и толпа двинулась в столовую, где длиннейший стол был накрыт словно для роскошного пиршества, но оказалось, что все эти блюда куда приятнее на вид, чем на вкус. Дамы рядами расселись вдоль стен, собрались тут и там в кружки; чернокожие слуги наполняли бокалы и раскладывали закуски по тарелкам, а мужчины сновали взад и вперед, передавая их представительницам прекрасного пола. Гарри взял мороженого и, стоя вместе с другими мужчинами у стола, ел и прислушивался к гулу голосов.

Из обрывков разговора он узнал о Лоре немало неожиданного. Оказалось, она из очень хорошей, известной на Западе семьи; прекрасно образованна; очень богата и получит в наследство обширные земли; не то чтобы чересчур набожна, но христианка в самом полном и истинном значении этого слова, ибо посвятила себя прекрасному, благородному делу, а именно - жертвует все свои поместья, чтобы возвысить дух угнетенных и заблудших негров и направить их на путь светлый и праведный. Гарри заметил, что тот, кто выслушал всю эту историю, немедля ее повторил ближайшему соседу, а этот сразу же передал ее дальше. И так она обошла всех мужчин и перекинулась к дамам. Гарри не мог проследить ее источников и так и не понял, кто первый пустил этот слух.

Одна мысль бесила его: почему он давным-давно не приехал в Вашингтон и не постарался очаровать Лору, пока она не успела оглядеться и была здесь всем чужой! А он-то вместо этого понапрасну болтался в Филадельфии - и, пожалуй, упустил случай!

Еще только один раз за весь вечер Гарри улучил минуту, чтобы опять поговорить с Лорой, - и тут, впервые за много лет, веселая самоуверенность изменила ему, язык утратил всегдашнюю бойкость, и Гарри, к немалому своему удивлению, совсем оробел. Он рад был унести ноги, забраться в укромный уголок, чтобы втайне, без свидетелей, презирать себя и понемногу вновь обрести свой всегдашний петушиный задор.

Лора вернулась домой усталая, но взволнованная и счастливая, и сенатор Дилуорти был очень доволен. На другое утро он называл ее 'дочь моя' и дал ей денег 'на булавки', как он выразился; Лора послала сто пятьдесят долларов матери и дала немного взаймы полковнику Селлерсу. Затем сенатор долго беседовал с Лорой наедине, развернул перед нею некоторые свои планы, касающиеся блага отечества, и веры, и бедных, и трезвенности, и объяснил ей, как она может содействовать ему в осуществлении этих достойных и благородных замыслов.

ГЛАВА II

ЛОРУ ПОСЕЩАЮТ ЗНАТНЫЕ ДАМЫ

- Itancan Ihduhomni eciyapi, Itancan Tohanokihi-eca

eciyapi, Itancan Iapiwaxte eciyapi, ho hunkakewicaye cin

etanhan otonwe kin caxlonpi; nakun Akicita

Wicaxta-ceji-skuya, Akicita Anogite, Akicita

Taku-kaxta...*

______________

* - Милорд Поворот, милорд Приспособленец, милорд Красноречие, в честь предков которого назван этот город; а также мистер Льстец, мистер Двуликий, мистер Все что угодно... (на языке индейцев сиу (дакота).

Pe richeste wifmen alle: pat were in londe,

and pere hehere monnen dohtere...

pere wes moni pal hende: on faire pa uolke,

par was mochel honde: of manicunnes londe,

for ech wende to beon: betere pan oper.

Layamon*.

______________

* Со всей страны туда съезжались жены

И дочери вельмож наизнатнейших.

Красой блистали лица и наряды,

Но зависть там царила, ибо каждой

Хотелось быть нарядней всех и краше. - Лайамон (староангл.).

Лора быстро поняла, что в Вашингтоне существует три разновидности аристократии. Первая (представителей ее прозвали ископаемыми) состоит из старинных культурных и благородных семейств; они гордятся тем, что из поколения в поколение, с самого рождения республики, были и остаются ее государственными мужами и полководцами. Нелегко получить доступ в этот избранный круг. Номер два -

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату