Борис Леонидович подсел рядом и заискивающим голосом спросил:
– Ничего мне Аркадий не передавал?
– Аркадий? Тот старик? Он сказал, что вы долго не проживете. – Почему-то захотелось позлорадствовать над старым вором, добавить что-нибудь от себя. – Сказал, что он вас и с того света достанет. Чтобы вы готовились к смерти.
Впервые Колян увидел старого вора таким раздраженным. Тот даже плюнул на пол.
– Вот сволочь Аркашка! Он верен себе. Даже перед смертью не изменился. Ну да ладно. Бог ему судья. А ты – молодец, – улыбнулся вор. – Не подвел меня. Как только выйду, договорюсь, чтобы тебя отправили на зону. Там тебе повольней будет. Маляву отпишу, чтобы встретили тебя как самого дорогого гостя. А это… – Вор достал из кармана пуговицу, на обратной стороне ее были выгравированы две буквы, на которые начинались его имя и фамилия. – Держи, это тебе пропуск и охранная грамота.
Колян взял пуговицу:
– Что за грамота?
– Это значит, что ты мой друг. Понял? И никто тебя не посмеет тронуть без моего ведома. Иначе мои мальчики порвут ему глотку. Вот так-то, Коля. Ну а сейчас пойдем к столу. Выпьем за помин души Аркадия. Он хоть и сволочь был, но все ж мы выросли вместе, в одном дворе. Пойдем. – Вор подтолкнул Коляна к столу, на котором появились бутылка водки и закуска.
Сулико уже разливал водку по кружкам.
Колян хотел отказаться, после всего этого кусок в рот не лез. Но Борис Леонидович настоял:
– Ребят обидишь и меня. Нельзя так.
Через неделю старого вора досрочно освободили за примерное поведение. И слово свое он сдержал: не прошло и месяца, как Коляна отправили в Мордовию, где ему предстояло отбывать срок до освобождения. И уже находясь там, он узнал, что в Москве погиб Богданов Борис Леонидович с погонялом – Седой. Не уберегся старый вор от пули.
Глава 22
Больше пятнадцати дней Димон Конопатый находился между жизнью и смертью. А милиционеры даже не выставили возле его палаты дежурство, посчитав его ранение банальным недоразумением. В городе как раз произошла крупная драка между подростками. Не обошлось без поножовщины.
А на Конопатого как будто махнули рукой. Да и куда он денется, доходяга? Тем более все врачи в один голос уверяли – не жилец он.
Ни документов при нем. Ни имени, ни фамилии. В регистрационном журнале так и значится: «поступил неизвестный с тяжелым огнестрельным ранением в грудь».
И за это время скальпель хирургов два раза вгрызался в обессиленное тело, в котором жизнь почти угасла. Целую пригоршню свинцовых дробин извлекли хирурги из его груди.
Несколько раз приходил дотошный милиционер, беседовал с врачами и уходил разочарованным, узнав, что раненый еще без сознания.
Конопатый лежал в отдельной палате, под капельницей, хотя прошел уже почти месяц. И чувствовал он себя намного лучше, чем в первый раз, когда пришел в себя. А случилось это на двадцатый день его пребывания в больнице. Тогда он увидел оставленную на тумбочке газету. В ней Конопатый увидел большую статью с вызывающим названием – «Дерзкое нападение на инкассаторов раскрыто».
Тогда он подумал сразу: неужели менты взяли Коляна и этого козла Ракиту? Значит, скоро и до него очередь дойдет. Не зря же мент приходит в больницу, спрашивает о нем. Но долго притворяться, будто он все еще без сознания, – дело рискованное. Не дураки врачи, «раскусят» его. Спасибо, что хоть не достают его своими ежедневными осмотрами, приходят теперь раз в три дня. И только медсестра заходит по нескольку раз в день. Но ее дело – капельницу поменять. Глянет на Конопатого и, не задерживаясь, уходит.
Утром опять приходил милиционер. Конопатый узнал его по голосу. Он теперь научился многих узнавать: медсестер, врачей, многих больных, этого мента. В коридоре он о чем-то разговаривал с врачом, причем беседа явно проходила на повышенных тонах. В палату к Конопатому так и не зашел, но Димон уже решил для себя – сегодня ночью он должен уйти отсюда. Причем сделать это надо незаметно, чтобы медики не всполошились и не сообщили ментам.
Конопатый с нетерпением ждал наступления ночи, вслушиваясь в голоса, доносившиеся из коридора. А поздно вечером в палату зашла медсестра.
Конопатый лежал с закрытыми глазами. За то время, пока находился в больнице, научился притворяться. Но когда девушка в белом халате вышла, он сбросил одеяло. Знал: до утра ее к нему сюда палкой не загонишь. Но Конопатый на всякий случай выглянул в коридор.
Было тихо. Тусклый свет горел возле стола, где находился пост дежурной медсестры. Но самой ее на посту почему-то не оказалось. Конопатый, завернувшись в простыню, вышел в коридор.
Теперь предстояло раздобыть хоть какую-то одежду. Ни о чем цивильном и не мечтал, сейчас сгодилась бы обыкновенная больничная пижама с тапочками. Предусмотрительные врачи оставили его лежащим на постели совершенно голым, сочтя нужным избавить даже от трусов. И теперь по коридору он шествовал, завернувшись в простыню. И эта несвежая простыня, служившая накидкой, и мертвецки-белое лицо делали его похожим на ангела с того света, заглянувшего в хирургическое отделение, чтобы прибрать к себе души неприкаянных.
Наверное, именно так про него подумал худенький мужичок, выходивший из туалета. Увидев Конопатого в таком одеянии, он вытаращил глаза и замер, вцепившись мертвой хваткой в дверную ручку.
Закричать он не успел. Конопатый поднес к его губам палец.
– Тихо, дядя, – шепнул и вдруг резко ударил его в «солнечное сплетение». И закрыл дверь туалета. Там быстро раздел мужика догола. Пижама, тапочки… Пришлось не побрезговать и трусами с майкой. Взамен оставил ему простыню. Чтобы мужик не поднял раньше времени крик, Конопатый ударил его пару раз башкой об край унитаза и, смыв с рук кровь, вышел в коридор.
Хирургическое отделение находилось на третьем этаже. По широкой лестнице Конопатый спустился на первый этаж и без труда отыскал дверь с буквой «М» – мужской туалет.
Тут, в коридоре, его увидела толстая, как кубышка, медсестра приемного отделения.
– Больной, вы куда? – Ее удивило появление ночью больного на первом этаже, где, кроме приемного покоя, находились административно-хозяйственные кабинеты.
– В туалет я, – довольно дерзко ответил Конопатый и вошел, закрыв за собой дверь.
Окно в туалете оказалось без решетки.
Конопатый отпер шпингалеты и открыл раму. Прежде чем выпрыгнуть, выглянул на больничный двор. Потом легко взобрался на подоконник. Прыгать не стал. Не хватало еще, чтобы разошлись швы. Цепляясь руками за металлический карниз, свесил ноги.
Он долго звонил в дверь. Но тетка, у которой он жил после смерти родителей, не хотела в половине четвертого ночи просыпаться. И Конопатому пришлось простоять под дверью довольно долго.
Наконец, за дверью послышались осторожные шаги. Сонный голос испуганно спросил:
– Кто?..
Она не собиралась открывать, хотя и припала к дверному глазку. Наверное, не узнала надоевшего до чертиков и вдруг куда-то внезапно исчезнувшего племяша.
– Я это, теть Зин. Открой скорей.
Тетка была страшно удивлена и испугана его появлением. Она изумленно хлопала глазами, несколько раз повторяя одну и ту же фразу:
– Дима, откуда ты?
Но Конопатый спешил и потому не пускался в объяснения.
– Потом, теть Зин. – Он быстро переоделся в спортивный костюм и кроссовки. Из книжной полки
