стенку. Сквозь зеленоватый полумрак на мальчишек смотрели… танковые гусеницы.
— Бурик, смотри, здесь танк!
Бурик с сомнением хмыкнул.
— Ты чего! У танка башня и пушка. А это, наверное, БМП.
— Что за БМП?
— Боевая машина пехоты, — авторитетно пояснил Бурик.
Добрыня развел руками — сдаюсь, мол, — и молча полез в вагон. Бурик подумал и, сопя, двинулся следом.
— Давай помогу, — Добрыня протянул руку.
Бурик ухватился за протянутую ладонь и… чуть не рухнул вниз. С запястья добрыниной руки на него глядели две маленьких родинки. Бурик смотрел не мигая. Слабость, такая же, как во время болезни, навалилась на него, но тотчас прошла. И с отчетливой резкостью ему припомнился виденный тогда кошмарный сон.
— Ты чего? — Добрыня насторожился.
— Я? — Бурик поднял глаза. — Нет, ничего… Голова закружилась. Извини, редко, но бывает.
— Да ладно…
Бурик крепче вцепился в руку и влез внутрь вагона, стараясь отогнать от себя воспоминание о ночном кошмаре.
— Интересно, откуда он здесь?
— Понятия не имею… Наверное, куда-то везли, а потом бросили за ненадобностью.
— Странно… — Бурик внимательно осматривал находку.
«Танк» действительно оказался потертой военной машиной без башни и пушки. Верхний люк был приоткрыт. Через секунду Добрыня уже был наверху и тянул крышку.
— Полезли?
— Ты что, не надо!
— Боишься?
Добрыня спросил необидно. Скорее участливо: мол, если боишься, конечно, не полезем. Но его вопрос словно подхлестнул Бурика, и он сам не заметил, как взлетел на крышу «танка».
Внутри царил полумрак. Узкое пространство кабины было пропитано запахом застарелой солярки и еще чего-то горюче-смазочного. Расположившись вдвоем на откидном сиденье, друзья принялись тянуть рычаги управления, дергать всевозможные ручки и крутить переключатели. В недрах военного агрегата что-то вздыхало, скрипело и ухало. Наигравшись, Добрыня откинулся на спинку сиденья и сказал:
— Ну, рассказывай.
— Что?
— Про мертвецов.
— Самое место… — Бурик насупился.
Добрыня молчал.
— Мне запомнилась одна история, — нехотя начал Бурик. — Ее Максим перед самым отъездом из лагеря рассказал. Враки, конечно, но все равно интересно. Это было в одном городе недалеко от Москвы. Один парень, ему лет восемнадцать было, шел как-то через кладбище.
— Ночью?
— Нет, днем. Ну, и увидел памятник новый. То есть, раньше там могилы не было, а потом кого-то похоронили. А на памятнике фотография девушки. Очень красивой. Он посмотрел на нее и влюбился.
Бурик взглянул на Добрыню — мол, продолжать дальше или неинтересно? Тот повозился на сиденье, покрутил какую-то ручку на приборном щитке и кивнул — продолжай.
— В общем, на следующий день он опять пришел на кладбище и отодрал фотографию от памятника. И дома над кроватью повесил.
— Вот делать нечего! — не удержался Добрыня.
— Ага… Ну, я же говорю, втрескался он в нее. Потом узнал, что эту девушку убили. Так вот, прошло несколько дней, заходит он как-то в бар. И вдруг видит: за столом сидит девушка, с лицом один к одному, как на фотографии. Он прямо на месте застыл. Ну, потом подсел к ней, познакомились. Заказал вина. А когда вино принесли, официант то ли споткнулся, то ли поскользнулся… короче, пролил немного вина ей на платье. Она расстроилась, чуть не заплакала, встала и хотела уйти. Он сказал, что проводит ее. Она отказывалась, потом побежала. Он за ней. Так добежали до кладбища. Вдруг она резко остановилась, поворачивается к нему, смотрит строго так и говорит: «А фотографию ты мне верни!..»
— А фотографию ты мне верни! — раздался вдруг голос снаружи.
Бурик замер на полуслове.
— Погоди, Джиппо, что ты такой нетерпеливый! Дай-ка я еще раз посмотрю.
Разговаривали двое мужчин, видимо, стоявших неподалеку. Гулкое нутро вагона многократно усиливало звук, доносящийся снаружи, и обмершим от ужаса мальчишкам было отчетливо слышно каждое слово. Тот, кого называли Джиппо, говорил тихо, а его товарищ наоборот, чуть не кричал. И голос у второго был визгливый и неприятный.
— Ну и кто же из них? — спросил визгливый.
— Я почем знаю, — негромко ответил Джиппо. — Как тут поймешь?..
— «Как тут поймешь…» — передразнил визгливый. — Может, у Магистра еще спросим? Прибор-то на что?
— Иди ты… с прибором… твой хваленый прибор сразу зашкалило напрочь. А они еще стрелок напереводили, так теперь черта лысого разберешь… — Джиппо закашлялся.
— Да… дела…
Бурик с Добрыней переглянулись. От страха они покрылись холодным потом, и в то же время было так захватывающе, словно они попали в настоящий шпионский детектив. Интересно, о чем говорят? Пока совершенно не понятно…
— Гляди, Джиппо, взгляд какой!..
— Какой еще взгляд?
— Вот у этого, тощего… так и жжет насквозь.
— Тоже мне, придумал — взгляд у него… Нет, врешь, Сильвио, тут надо, чтоб наверняка. — Джиппо снова кашлянул. — Все, хорош мусолить снимок, дай сюда.
«Имена итальянские, а говорят по-русски без акцента. Точно, шпионы, — решил Бурик. — А у Джиппо голос как будто знакомый… и этот кашель его…»
— Что ты там бормочешь, старик?
— Говорю, койво ловить — что ветра в поле… занятие бестолковое и сущеглупое.
— Это кого же ты глупым считаешь, интересно?! Вот я Магистру доложу!
— Да уж конечно, доложишь… Не сомневаюсь. Ты еще в консистории, помнится, стукачом был…
— Figlio di putana! Io ti tagliero' in parti uguali! Vecchio cretino, ancora non sai, cosa posso fare… carogna!
— Вот бы понять, что он говорит… — шепнул Добрыня.
— Ругается. Угрожает, что убьет и на куски разрежет.
— Ты его понимаешь?!
Бурик часто закивал.
— Тсс… тихо!.. — хрипло прошептал Джиппо. — Да заткнись ты, Сильвио! Мне почудилось — в вагоне какой-то шум… или шелест…
— Вечно тебе что-то чудится, старый мухомор!
— Слушай, Сильвио, ты помоложе, слазай погляди, нет ли там кого.
Бурик и Добрыня, ни живы ни мертвы, прижались друг к другу и только мелко тряслись от страха.
— Одурел, старик?! Сам и лезь, коли охота.
— Никакого толку от тебя. Навязался ты на мою голову. Э-хе…
Снаружи послышалось поскребывание и пошаркивание, кашель приблизился. Что делать?! В этом
