Добрыня непонимающе посмотрел на друга. «Да что с тобой происходит?»
— Сколько можно за солью ходить… — раздраженно сказал Бурик.
— Уже нисколько, — раздался сзади знакомый хриплый голос.
Как Михеич ухитрился подойти незаметно, исколько он уже так стоял за спиной? Михеич шагнул вперед, держа в руках белый сверток.
— А кто тут у нас костровой? Почему жара мало?
Добрыня молча пошевелил палкой тлеющие угли и стал раздувать огонь.
— Погоди, — сказал Михеич. — Может, уже готова.
Он выкатил палкой из костра несколько картофелин, взял в руки одну из них, покидал в ладонях, подул и с аппетитным хрустом разломил.
— Пирожное… — сказал он, осторожно пробуя нежную белую мякоть.
— Не люблю пирожные, — сказал Добрыня из духа противоречия.
Бурик покосился на него и молча последовал примеру Михеича — шумно подул на разломленную картошку, обильно посолил и попробовал. Картошка оказалась на редкость вкусной.
— Неужели в городе такую картошку продают? — изумился Михеич.
Бурик выразительно посмотрел на Добрыню: хоть эту «тайну» огласить можно? Но Добрыня проигнорировал его молчаливую иронию.
— Да нам на станции одна бабка продала, — сказал Бурик. — Глухой прикидывалась.
— А-а… Так это Петровна с птицефабрики, — ответил Михеич. — Вот еще придумали — глухая! У нее абсолютный слух.
— Ну ладно, нам пора, — сказал вдруг Добрыня.
«Нам? — удивленно подумал Бурик. — Чего это он решает за нас обоих?»
Михеич хитро прищурился.
— Куда собрался-то? Посиди еще с нами. Картошки поешь, а то так и не попробовал.
Добрыня молча посмотрел на Бурика — идешь? Но Бурик повел себя совершенно неожиданно.
— Да посиди еще… — пробормотал он, глядя в костер.
— Спасибо, — тихо ответил Добрыня. — Я уже и так С ВАМИ засиделся. Пора и честь знать.
Он развернулся и быстрым шагом пошел в сторону платформы. Бурик продолжал тупо смотреть в костер. Он честно пытался понять, что происходит. Почему все было так хорошо и вдруг стало так плохо? Щуплая фигура Добрыни уже успела скрыться из виду.
— О, да тут еще картошка осталась! — Голос и кашель Михеича вывели Бурика из состояния оцепенения. — Бери, Саш, чего сидишь.
— Нет, спасибо, — ответил Бурик. — Это вам.
Он вскочил на ноги и закричал:
— Добрыня! Доброслав! Славка!
Ответа не последовало. Бурик что есть сил побежал в сторону платформы, спотыкаясь о шпалы. Попрощаться с Михеичем даже не пришло ему в голову. В боку противно закололо.
— Славка, подожди!
Запыхавшись, Бурик подбежал к платформе и увидел, что Добрыня садится в подошедшую электричку. Бурик остановился. «Славка, оглянись!» — хотел крикнуть он, но голос не послушался. Двери закрылись, электричка тронулась. Проехав мост, она стала набирать ход. Бурик смотрел на светящиеся окна, сливающиеся в одну желтую полосу. «Что же мне теперь делать?» — бессильно подумал он.
Поднявшись на платформу, Бурик подошел к окошечку кассы. Рядом висели несвежие листы с расписанием электричек. Некоторое время он ничего не соображал. Строчки цифр плясали у него перед глазами. Хотелось только одного — лечь тут же на платформе и тихо сдохнуть.
Бурик тряхнул головой. Снова, теперь уже внимательно, посмотрел на расписание. «А ведь Добрыня уехал не в Москву, а наоборот, в другую сторону. Может, он выйдет на следующей станции?» Но очередная электричка была только через сорок минут. Бурик посмотрел в сторону ушедшей электрички. Впереди, метров через пятьдесят, виднелись очертания могучего железнодорожного моста, перекинутого через реку. «Пойду через мост пешком», — решил Бурик и двинулся в сторону реки.
Он почти не удивился, когда путь ему перегородил знак «кирпич» и слегка погнутый железный лист, на котором красной краской были написаны крупные трафаретные буквы: «Проход запрещен!». И тут же мельче: «Территория моста охраняется собаками!» Словно в подтверждение этих слов откуда-то сбоку донесся басовитый лай. Судя по всему, принадлежал он существу немалых размеров. «Да… — подумал Бурик. — С такой собачкой лучше не спорить».
Где-то вдалеке, на той стороне реки, прогудела электричка. Гудок ее показался Бурику грустным и каким-то одиноким, брошенным. Вздохнув, он двинулся назад к платформе.
— Что, ребята, потеряли друг друга? — раздался рядом голос глухой бабки с абсолютным слухом. Она бодро ковыляла к платформе.
Бурик ошарашено замер и провожал ее взглядом, пока она не скрылась из виду. Вскоре подошла электричка.
— Это в Москву? — спросил Бурик пожилого дядьку с вонючей папиросой в зубах.
— В Москву, — ворчливо ответил дядька, отбрасывая в сторону окурок и сплевывая. — Разгонять тоску… Опоздала опять, зараза.
Бурик вошел в вагон, отыскал свободное место у окна. Электричка дала печальный гудок и тронулась. За окном проплывали березы, ели, и грустно махали Бурику телеграфные провода.
Двери открылись. Добрыня вышел на платформу. Справа темнел заросший парк, над которым возвышались спицы заброшенного колеса обозрения.
Добрыня шел по растрескавшейся асфальтовой тропинке в глубь парка. «Друг называется… — думал он. — И как они быстро спелись с этим стариканом! Неужели с этим Михеичем ему лучше, чем со мной? Да нет, чушь… А может, так оно и надо?»
«Кому надо? — тут же спросил он сам себя. — Бурику?»
«Может быть, и Бурику. Что ему вообще надо? Зачем я ему нужен? У него и спецшкола, и язык… И отец… А что ему со мной? Какой интерес? Просто попутчик на дороге?»
В сумраке показалась старая цепочная карусель. Краска на ней давно облупилась, и от всех сидений осталось только одно — оно болталось на трех ржавых цепочках из четырех. Добрыня подошел и качнул его. Наверху что-то жалобно скрипнуло. Добрыня забрался с ногами на сиденье, схватился за цепи и немножко покачался. Вся конструкция ухнула и слегка шевельнулась. Добрыня качнулся еще пару раз, потом спрыгнул и побрел дальше.
«Попутчик на Дороге? — продолжал думать он. — А это ведь не так мало… С другими он так не пойдет».
«Почему ты так уверен?»
«Но ведь я же не пойду!»
«Уверен?»
Добрыня остановился. К нему вплотную приблизилось заброшенное колесо обозрения. В сумраке оно казалось неправдоподобно огромным.
«Уверен!» — ответил он сам себе.
Колесо манило, притягивало словно магнитом. Добрыня подошел ближе, обошел кругом мощные станины. Примерившись, подпрыгнул и схватился за железный выступ возле тонкой металлической лесенки, напоминающей пожарную. Подтянувшись, он уцепился за первую ступеньку лесенки, немножко помог себе ногами, и через мгновение уже поднимался по расшатанным перекладинам. Из-под его кроссовок летели вниз лохмотья многолетней ржавчины. Так Добрыня долез до центра колеса. В этом месте лестница заканчивалась небольшим балкончиком. С него можно было перелезть на ось колеса, а оттуда забраться на ближайшую спицу. Вблизи она уже не казалась тонкой — примерно в два обхвата его ладони.
«А что дальше? Что мне дальше делать?»
«А что вообще произошло? Подумаешь, ерунда какая…»
«Нет, тут что-то не так. Он ведь никогда таким не был».
«Каким?»
