name='25'>Verehrer
,
Lulu
,
— громче, чем обычно, проговорила Амалия. —
Was
glaubst
du
,
wie
lange
ich
ihn
vor
dir
versteckt
habe
.[67]
— Сестра засмеялась странным смехом, словно бы действительно могла спрятать от царствующей фамилии офицера, регулярно заступающего в караул.
—
Je
suppose
que
vous
etes
l'
offcier
le
plus
zele
dans
les
chevaliers
-
garde
,
Monsieur
le
lieutenant
…
— Тоже резко, как всегда резко говорила она, резко произнесла; улыбнулась, видя, как оливковое лицо офицера потемнело: так он краснел — темнея лицом. —
Toujours
vous
etes
le
premier
a
remarquer
mon
apparition
a
la
sortie
.
A mon tour je l'avais bien remarquee
.[68]
Она смотрела, продолжая улыбаться, — это выглядело как признание. Вдруг она начала быстро и глубоко дышать, как всегда с нею бывало при волнении — значит, она волновалась? Повернулась, чтобы сесть в кресла возле огромной, под балдахином, кровати, с другой стороны которой уже сидела Амалия. Та не поднялась при появлении русской императрицы.
Лиз не знала, как поступить — запах опия слышался в спальне сестрицы совершенно явно, но красавчик-кавалергард, как бы он ни был хорош собою, не мог и не должен был знать…
—
Stell
dir
vor
,
— Амалия подняла ногу в розовой туфле и положила её на кровать; бант на туфле закачался в такт движению ноги при каждом её слове, бриллиант на банте начал посылать лучи во все углы спальни; стали видны белые кружева у Амалии под юбкой. Сестрица уже выкурила, судя по всему, полную трубку — рискованно в столь ранний ещё час, дворец вовсе не затих пока, ещё предстоял ужин; когда она сейчас проходила по коридорам, видела, что в большой зале уже накрывали на стол, да ей и встретились люди с подносами, несли горячее — она заметила, несли горячее, утку под французским соусом. Поскольку пронесли горячее, доложить, что кушать подано, могли в любую секунду, вот прямо сейчас, старший официант мог просто прийти за нею следом. Разве что, подумала, разве что муж решит отложить ужин, поскольку они с Адамом как раз работают сейчас у него в кабинете. —
Stell
dir
vor
,
Lulu
,
dieser
Hengst
…
Und er ist der beste der Herde, der groesste… also eben der groesste Beschaeler der Welt… Du kannst mir glauben, so etwas hatte ich noch bei keinem Pferdeknecht gesehen, weder hier noch zuhause,
—
в
дурмане
сестрица
ухмыльнулась
,
облизала
сухие
губы
. —
Mein Gott, er hat einen wie ein Artillerierohr! Und
schiesst
wie
aus
Eisen
!
Und
seine
Kugeln
sind
wie
die
eines
Hengstes
,
Lulu
!
— Нет, сегодня Амалия уже выкурила явно не одну, а две трубки; в таких редких случаях она становилась опасной, Лиз знала, что в таких случаях та становилась просто опасной и, возможно, сегодня придётся звать на помощь старика Кохенмюллера, открывшего сейчас ей дверь. От Кохенмюллера не было секретов, старик знал сестер с рождения и, по всей видимости, именно он и приносил опий — Амалия так никогда и не сказала ей, где берет траву. —
Mein
Gott
,
er
hat
einen
wie
ein
Artillerierohr
!
Und
schiesst
wie
aus
Eisen
!
Und
seine
Kugeln
sind
wie
die
eines
Hengstes
,
Lulu
!
! — Тут Лиз с ужасом увидела, что Амалия не может встать со стула, потому что совершенно пьяна от выкуренного; её круглый ротик кривился. —
Den
empfehle
ich
dir
,
Schwester
!
einfach
als
Heilmittel
,
sowas brauchst
du
jetzt
.[69]
Кавалергард стоял молча; понимал ли он немецкий достаточно, чтобы совершенно ясно понять сестрицу?
Лиз не почувствовала, что как-то вдруг взлетела, но земля сама отвалилась в сторону, накренилась, лишь только она повела рукой, — накренилась вправо, лишь она повела левой рукой, и влево, лишь она повела правой; словно бы на лодке, на пруду, когда левое весло заставляет лодочку вертеться вправо, а правое весло — влево. Земля отвалилась в сторону, ушла из-под ног, однако же ноги её не заплясали в натужном и последнем танце повешенной и потом не повисли тяжело, безнадежно и неподвижно. Ноги её остались лёгкими и легко вытянулись вдоль тела; она осторожно, сведя колени и ступни, пошевелила ногами, словно бы русалочьим хвостом. И тут же полёт её явно убыстрился; летела горизонтально, только голова медленно поворачивалась из стороны в сторону; так хищно высматривает себе пищу сокол, летя над лугом — бурых полёвок, жёлтых с зелёным и коричневым отливом сусликов, чёрных бархатных кротов, вылезших глотнуть свежего воздуха начала лета. Под башмаками у неё потянулся парк, сверху деревья казались пышными кустами неизвестных доселе зеленых цветов. Она видела сейчас дворец с тыльной его стороны, куда ни разу в жизни не попадала и попасть-то не могла, видела, как прачка понесла от реки корзину с бельём, видела сидящих на чёрном крыльце двоих беседующих лакеев в ливреях императрицы Марии Федоровны, видела даже голубые дымки их трубок и тлеющие в глубине чубуков угольки — развела матушка бездельников, видела обеих знакомых ей и узнанных сейчас с высоты егерских собак — Раскатая и Мушку, почему-то одних, без хозяина, прыгающих по скошенной траве. Ветер бил в лицо, сообщая ей удивительное чувство счастья, ни с чем не сравненного счастья. Тотчас она увидела и егеря — он, зашел за восточную стену павильона, пускал на императорскую постройку сильную, изгибающуюся вверх и с брызгами падающую вниз струю; Лиз на мгновение увидела и кончик, из которого исходила струя. И эта струя, и раструб кручёного рога за серою спиной мужика, и купола домовой церкви — всё давало в глаза золотой отблеск, она вынуждена была заслониться ладонью, и тут же, нарушив движением руки плавное течение воздушных струй, тут же, значит, завертелась вокруг самоё себя; чертов танец исполняла она сейчас в совершенно синем, совершенно вычистившемся от облаков, совершенно немецком, в её домашнем, родном небе.
Первою слетела с головы нитка черного жемчуга, подаренная ей великой Екатериной сразу после свадьбы, — жемчуг, поддерживающий накладной шиньон, рассыпался, жемчужины
Вы читаете Императрица Лулу
