Тяжелый мокрый воздух горячо ударил в лицо. Густые клубы пара неподвижно застыли в жарко натопленной парилке. С трудом различая окружающее, Джуди растерянно оглянулась. Душевых кранов было всего два, и оба были заняты толстыми намыленными женщинами. Мимо Джуди прошла голая, коротконогая, с жидкой обвислой грудью баба, тяжело согнувшись от полного таза с водой. Поставив таз на деревянную лавку, она распустила длинные редкие волосы, наклонила голову в воду. Еще несколько женщин, так же склонившись над тазами рядом с ней, молча и сосредоточенно мыли волосы, выливая грязную воду рядом с собой, шли к кранам за чистой. По теплому бетонному полу текли ручьи мыльной воды. В них плавали пустые жестяные тазы-«шайки». Огромные капли набухали на серых стенах, капали с потолка.
Джуди, подавляя брезгливость, подняла остановившийся неподалеку таз, подошла к очереди за водой. Из крана с холодной водой текла тонкая струйка, из горячего густо лился кипяток. Старательно ополоснув свой таз кипятком и кое-как смешав в нем горячую воду с холодной, Джуди с удовольствием сразу же вылила воду на себя, в блаженстве закрыла глаза.
Она все набирала и набирала воду, выливая ее на голову, на грудь, когда вдруг заметила, что женщины остановились и смотрят на нее в упор. Смутившись, она улыбнулась им и снова наполнила таз.
– За что сидела-то? – требовательно спросила у нее толстая женщина лет пятидесяти. Пережженные краской желтые волосы ее были завязаны на лбу в тощий узел. – За воровство или проституцию?
– Я нигде не сидела… – снова улыбнулась им всем Джуди, но улыбка получилась жалкой, как на суде.
– Да воровка она! – сказала коротконогая баба с обвислой грудью. – Я уже ее белье посмотрела. Все бирки не по-русски подписаны – и на лифчике-то, и на трусах.
– Или дисиденка, – сказала высокая брюнетка с золотым зубом. – Навыпускал Горбачев дисиденов, а они нам спид разносят, наблядовали с иностранцами!
– Я не понимаю, о чем вы говорите! – растерянно пробормотала Джуди.
– Она не понимает! – подбоченилась крашеная блондинка. – Видали?! Овечку из себя разыгрывает!
– А мою сестру два дня назад ограбили! Все подчистую вынесли! А милиция только руками разводит, говорит: только что новую партию диссидентов освободили! – сказала коротконогая.
– Вчера у нас в соседнем подъезде двенадцатилетнюю девчонку изнасиловали! Их, паскуд, выпускают, а мы детей боимся в школу пускать! – закричала из другого конца парилки намыленная, с круглыми бедрами женщина лет сорока.
– Что вы от меня хотите! Я никого не грабила! Я нигде не сидела… – Джуди растерянно двинулась к дверям от обступивших ее голых баб.
– Да что с ней, бабы, разговаривать?! Сейчас она выйдет, и наше белье – тю-тю! Если милиция не может с ними справиться, так мы сами… – к Джуди подскочила женщина с обвислой грудью, толкнула в плечо.
Джуди испуганно отшатнулась от нее, бросила таз на пол, рванулась к выходу. Женщины истошно завизжали. Кто-то цепко вцепился ногтями в ее руку, сильно потянул назад. Отталкиваясь от навалившихся на нее грузных мокрых тел, Джуди ухитрилась вырваться и выскочить в раздевалку. Женщины с криком бросились за ней.
Они повалили ее на холодный скользкий пол, и толстая крашеная блондинка с размаху упала на нее мокрой рыхлой грудью. Костлявая веснушчатая баба ударила извивающуюся Джуди по лицу, кто-то больно пнул голой ногой в бедро.
– Разойдись, суки! – вдруг раздалось у них над головой.
Алексей с перекошенным бледным лицом подскочил к орущему кому голых женских тел. Схватил кого-то, отшвырнул к стене, оскальзывающимися руками стал яростно разгребать рассвирепевшую кучу, пытаясь добраться до лежавшей внизу Джуди.
– Ой, мужик! Мужик, бабы! Прячьтесь! – все с визгом разбежались в разные стороны. Испуганная старуха-банщица проворно скрылась в коридоре.
Через несколько секунд уже никого не было.
– Вставай! Можешь встать? – Алексей помог Джуди подняться с пола, осторожно посадил ее на деревянную лавку, накинул на плечи чье-то полотенце.
Джуди тряслась, склонившись к коленям, сжалась в комок.
– Больно они тебя? Руки, ноги целы?
– Кажется, да, – стараясь унять дрожь в теле, тихо ответила она. – За что они меня? Что я им сделала? Почему они решили, что я сидела в тюрьме?
– Город здесь такой, полно лагерей. Они не виноваты. Зэков когда выпускают, многие из них первое время шатаются по городу. Ну, и озверел народ. Сами правят самосуд.
Джуди рванулась к нему, обхватила его руками, прижалась к нему мокрым голым телом.
– Я не могу больше! Я боюсь! Я хочу домой!
Она почувствовала, как он весь напрягся, неловко поднял руки, попытался погладить ее по плечам.
– Я знаю. Я все знаю, – глухо, словно через силу, сказал он. – Мы попробуем что-то сделать. Но сначала я должен выполнить свое обещание.
– Какое обещание? – почувствовав, что он хочет высвободиться, Джуди еще сильнее прижалась к нему.
– Я обещал… одной девушке… в Афганистане. И я должен это сделать, – он попытался разжать ее пальцы на своей шее.
– Что? Что ты должен сделать? – стараясь не замечать его желания отстраниться от нее, требовательно спросила она.
– Наши отняли у нее ребенка и привезли сюда. Я должен его найти.
– Ребенка?! – она отодвинулась от него и внимательно посмотрела ему в глаза. – Это твой ребенок?
– Нет. Но я ей обещал. И она ждет. Я должен это сделать.
– Что же мы будем делать с ним?
– Я должен привезти его ей!
– В Афганистан? Но там же война!
– Ну и что? Там его мать! Он должен быть дома!
Джуди вдруг застеснялась своей обнаженности, торопливо потянулась за одеждой. Алексей отвернулся.
– Так мы поедем в Афганистан? – натягивая на мокрое тело белье, спросила она. – Ты же говорил, что Таня будет нас ждать в Пакистане.
– Мы не можем напрямую попасть в Пакистан. А через Афганистан – попробуем. Если мы привезем этой девушке… ну, женщине ее сына, она нам поможет выйти на партизан и добраться до Пакистана. Этот мальчишка будет для нас там как пропуск… И вообще, у нас с Пакистаном нет границы. Так что все равно – только через Афганистан…
– Почему ты мне раньше об этом мальчике не сказал?
– Я сам не был уверен. Но теперь решил – это единственный путь.
Джуди подошла к нему, внимательно посмотрела снизу вверх:
– Эту женщину зовут… Улима?
Вдруг дверь из коридора открылась, и оттуда вошел милиционер в меховом тулупе, туго перехваченном ремнем на толстом животе.
– Это что такое?! – начальственным тоном сказал он. – Мужик в женской бане! Документы!
Алексей медленно пошел к нему.
– Начальник, опоздали! Здесь как раз был бунт! Чуть эту девушку не прикончили! Пришлось усмирять.
– Какой бунт?! Ты мне лазаря не пой! Давай документы! И ты, гражданка, тоже!
– Что ты, товарищ начальник, волнуешься?! Ну, покричали немного, а ты сразу – документы! Мы люди
