оружием. Джуди казалось, что она уже прожила в этом хлеву всю жизнь, а Нью-Йоркский университет, мама в Алабаме – это было не с ней, это было в другой жизни, во сне…
В конце третьей недели или в самом начале четвертой (точный счет дням они потеряли) среди лунной ночи их разбудил шум автомобильного мотора. Они вскочили, выглянули из своего сарая. Во двор въехал не то «пикап», не то маленький грузовик доисторического возраста, грязный, облупленный, с начисто срезанной крышей. В лунном свете были видны рваные круглые дыры на его боках, явно пробитые пулями или осколками снарядов.
Никакого номерного знака на нем, конечно, не было, одна фара вывалилась из своего гнезда, болталась на толстом проводе. Загружен этот не то «пикап», не то грузовичок был выше бортов какими-то легкими ящиками, явно не боеприпасами и не оружием – несколько сбежавшихся к грузовичку стариков легко брали на руки по два и даже по три ящика и спешно уносили их в дом. Стройная худощавая фигура командира партизанского отряда промелькнула между грузовиком и домом и, в сопровождении еще какого- то рослого мужчины в чалме, скрылась в двери. Затем из глубины кабины выскочила маленькая детская фигурка и стремглав побежала к сараю Алексея и Джуди. Они оба сразу узнали Муслима. Кто-то из стариков попытался остановить его, но Муслим проскочил прямо возле ног старика, и старик, нагруженный тремя ящиками с импортной маркировкой и красными крестами, плюнул мальчишке вслед и понес ящики в дом.
Алексей шагнул из сарая навстречу Муслиму, мальчик с разбегу бросился ему на руки.
– Баба́, мамы нету! Тапбила нету! Тапбил сгорел! Русские бомбили! Маму убили! Всех убили!..
Алексей безмолвно опустился с мальчиком на землю, словно рухнул. Прижимая к себе Муслима, закачался с ним из стороны в сторону.
– Не плачь, баба́, не плачь… – говорил Муслим. – Мы тоже много русских убили, много! Не эти моджахеды, другие!
Джуди, обмерев, прислонилась спиной к сараю. Если мать Муслима и все жители ее деревни убиты, Алексей уже никак, никому и никогда не докажет, что он не отец Муслима. Тем более, что мальчик упрямо называет его отцом…
Худощавый командир партизан вышел из дома и направился к их сараю. Рядом с ним широко вышагивал высокий мужчина лет тридцати в чалме и в такой же холщовой широкой рубахе, как у большинства афганцев. Только борода у него оказалась вблизи светлей, чем у местных. Командир что-то говорил ему на ходу по-афгански. Наконец, оба остановились перед Алексеем и Джуди.
– Hay! Are you American? – сказал Джуди светлобородый, почему-то улыбаясь.
И Джуди сразу, по его ровным белым зубам и этой улыбке, сопровождавшей «хай!» поняла, что он американец.
– Да, – ответила Джуди обрадованно. – Я американка. А вы кто?
– Ну, это я вам потом скажу. А пока… они привезли меня, чтобы я вас проверил – американка вы или нет. А как – я ума не приложу. Документов у вас, конечно, нет…
– Конечно… – усмехнулась Джуди.
Американец внимательно посмотрел на нее, перевел взгляд на Алексея и Муслима, на стоявшего с замкнутым лицом командира, потом снова на Джуди.
– Где вы родились?
– В Бостоне. Но мои родители уехали в Мэдисон, Алабама, когда мне было четыре года, – торопливо заговорила Джуди. – Что они собираются с нами делать?
– Это зависит от того, американка вы или нет, – он ободряюще улыбнулся ей. – Где вы учились?
– Я окончила хай-скул в Мэдисоне. А потом два года – в Нью-Йоркском университете…
– Вы учились в Нью-Йорке? Это уже легче! Я в Коламбии получил пиэйчди.[25] А как вы попали сюда?
– А разве они вам не рассказали? – Джуди кивнула на командира партизан.
– Рассказали, что взяли в плен русского солдата с мальчиком-афганцем и женщиной, которая кричит, что она американка. Но это, судите сами, дикое сочетание! Так что рассказывайте! Только сначала скажите мне, что бы вы сейчас съели?
– Я!.. – растерялась Джуди. – Я бы съела хамбургер или… пиццу с паперонни! А почему вы спрашиваете?
– Она американка, – сказал он командиру.
– Откуда ты знаешь? – подозрительно спросил тот.
– Потому что я тоже мечтаю съесть хамбургер. Меня уже мутит от вашего сыра и зеленого чая. Кроме того, у нее алабамский акцент.
– Этому ее могли научить в школе КГБ, – презрительно сказал командир.
Воспользовавшись их разговором, Джуди повернулась к продолжавшему сидеть на земле Алексею и радостно пояснила по-русски:
– Это американец! Его привезли, чтобы узнать – американка я или нет…
– Ага! – сухо кивнул Алексей. – Надеюсь, ты ничего не забыла о своей Америке!
Джуди рассмеялась и, посмотрев американцу прямо в глаза, начала рассказывать.
Минут двадцать длился ее сбивчивый рассказ, перебиваемый вопросами американца. Командир партизан, чье знание английского не позволяло ему следовать Джудиной скороговорке и ее сленгу, ушел и увел с собой Муслима. После ухода командира Джуди почувствовала себя свободней и еще увеличила темп рассказа. В конце его Майкл – так звали американца – восхищенно присвистнул и сказал:
– Вот это история! И вы думаете, что эта старуха, ну, его бабушка, приедет за вами в Пакистан?
– Она уже там! – убежденно сказала Джуди. – Какое сегодня число?
– Двадцать первое апреля.
– Двадцать первое апреля!!! – воскликнула Джуди. – Она уже давно там! Ищет нас в лагерях афганских беженцев. Но как ее найти, я не знаю…
– Ну, это легко. Через американское консульство в Пакистане…
– А кто вы? Теперь я могу узнать? Представитель нашего правительства у партизан в Афганистане?
– Что вы! – рассмеялся Майкл. – У нашего правительства нет никаких официальных представителей у моджахедов, и Белый дом категорически против посещения Афганистана американскими гражданами! Нет, я частное лицо, и здесь на свой страх и риск. Просто у меня «пиэйчди» по персидской поэзии, а все остальное – так, от охоты к приключениям… – он усмехнулся. – Ладно, не в этом дело! Пойду поговорю с командиром. Думаю, все будет хорошо… – и он ушел.
Джуди бросилась к Алексею. Повалив его на землю, она, смеясь, щекоча Алексея и визжа от восторга, кричала:
– Домой! Домой! Мы поедем домой! – и целовала Алексея.
Алексей поддался ее радости или сделал вид, что поддался – и не мешал ее восторгам, только шутя защищался от ее щекотки.
– Идут! – вдруг сказал Алексей, услышав шаги.
Майкл и еще два партизана-афганца шли к ним через двор от уже разгруженного грузовичка. Командира с ними не было.
– Ну что? – рванулась к Майклу Джуди.
– Мы сейчас едем в Пакистан. У вас есть вещи? – он неловко улыбнулся. – Поторопитесь, у вас нет времени для прощания.
– Для какого прощания?! – Джуди удивленно посмотрела на Майкла.
– Он с нами не поедет, – кивнул Майкл в сторону Алексея.
– Как не поедет? Почему?
– Так они решили! Пока он не докажет, что этот мальчик не его сын, он будет здесь…
– Но тот кишлак разбомбили! Мать ребенка погибла! Как он может доказать?! Но они могут сделать «блад-тэст».[26]
– Не смешите меня! Какой «блад-тэст»? Здесь?!
– Я не поеду без него! – закричала Джуди и схватила Майкла за руку. – Пожалуйста, попросите их! Он
