ар-ка чтили во всех проявлениях.
– Но что это мы все о высших сущностях, когда похлебка выкипает! – спохватился Карэм и принялся торопливо размешивать свое варево деревянной ложкой и сыпать туда какие-то специи из резного туеска, затем долил воды из бочонка до самых краев. – Да и сыновья мои, поди, не просто так пришли, чует мое сердце...
– Отец! – укоризненно начал Варэ. – Мы проведать тебя зашли...
– А-а-а, не вам меня стыдить, – возразил старик. – У вас же на лицах все написано-то... Не смотрите, что у меня гость, говорите, как на духу. Гость мой из краев далеких, ему ваши тайны ни к чему, все между нами останется. Говорите! – приказал сыновьям Карэм.
– Прав ты, отец, как и всегда, – склонил голову Мартин, – да что мы супротив ума твоего. Понаделали дел, теперь за советом пришли, как уж есть. Рассуди, не обессудь.
Старик продолжал медленно помешивать ложкой в котелке, не поднимая взгляда на сыновей.
– Эх, Мертингер, попробуешь цыганской сасы, ввек не забудешь! Саса – это баранья похлебка с чесноком, готовить сасу должен уметь каждый мужчина, потому что только мужчина способен приготовить ее как полагается...
– Сказала бы я, что там тебе полагается, да при госте неудобно, – раздался рядом сварливый женский голос. Схара подошла к костру и уперла руки в бока. – Как ужин ему подай, так лучше жены не готовит никто, а как перед гостем хвалиться, так жена и готовить не умеет! Смотри, посидишь у меня недельку на коже с сапог, сточишь последние зубы, – грозно добавила женщина, затем обернулась к сыновьям. – Мартин, Варэ! Совсем мать забыли, не захаживаете!
– Как можно,
– Вот видишь, пришли же! – добавил Мартин.
– Вы не ко мне, а к отцу пришли, что ж у меня, ушей нету? – высказала сыновьям Схара. – Эх, не любите вы свою
Провожая уходящую жену взглядом, Карэм сказал:
– Ишь, уши-то длинные, все слышит. Но на то и жена, чтобы мужа поправить, если чего. – Старик повернулся к эльфу и шепнул: – Она у меня злато и серебро, все понимает, как женился – ни разу не пожалел. Столько вместе прожили, столько натерпелись...
– Отец! – напомнил Варэ.
– Тут я, – отозвался Карэм, – пока саса варится, рассказывайте, чего там у вас стряслось, да правду одну – через игольное ушко проверю.
– Дело такое, отец, – начал Мартин, – полюбили мы с братом оба одну чайори[13], Арину. Никто другому уступать не желает. Дважды подрались уже. Сами понимаем, что негоже поступать так, а ничего поделать не можем.
– Все так, – подтвердил Варэ, – и неважно, что я младше Мартина, мне уже двадцать шесть лет, и уступать брату не стану. Люблю Арину Черноокую, больше жизни люблю.
– И ты? – Карэм внимательно посмотрел на Мартина.
– Все, что есть, готов за нее отдать, – подтвердил старший сын.
– А она что? – спросил отец.
– Да не поймешь ее! – в сердцах сказал Мартин. – То со мной гуляет, то с братом. Как будто рассорить нас хочет или посмотреть, кто из нас над другим верх возьмет. Я ж ее напрямую спросил, а она все на смех перевела!
– Как бы чего худого не вышло, – добавил Варэ. – У Мартина больно характер горячий...
– У тебя не лучше, – перебил брат. – Все держишь в себе, пока через край не хлынет! А уж потом...
– Тихо! – прикрикнул Карэм на сыновей. – Не зря, значит, весь табор о вас только и пиликает. Не хотел верить я, да, видать, зря. Дайте подумать.
Сыновья притихли, ожидая воли отца. Мертингер с интересом наблюдал, как же старик сможет рассудить столь непростую задачу. Здесь нельзя было просто занять чью-то сторону, следовало решить мудро и тонко. Не возникало сомнений и в праве отца разрешить спор своих взрослых сыновей – это вполне вписывалось в традиции народа ар-ка. Впрочем, как и везде, сыновья могли ослушаться, но ослушание обычно означало отречение от своих корней и потерю положения. Ослушник становился на один уровень с «безродным чужаком», не обладающим никаким авторитетом в таборе.
– Эх, задали вы мне загадку, сыновья: «Какая из двух стрел поцелит серу уточку?» – прокряхтел старик, снимая при помощи ухвата котелок с костра. – Вот и саса подоспела! Мертингер, изволь первым отведать! – Карэм зачерпнул поварешкой густое варево с кусками мяса и наполнил глубокую глиняную миску до краев.
Эльфийский лорд осторожно принял из рук старика дымящееся блюдо и с наслаждением вдохнул чесночный аромат. Обжигая пальцы, Мертингер установил миску на предусмотренную для нее деревянную плашку и вооружился огромной деревянной ложкой, которую не замедлил протянуть ему Карэм. Зачерпнув, эльф попробовал похлебку. Вкус и впрямь оказался неповторимым. Конечно, эльфы сумели бы приготовить и поизысканней, с использованием различных волшебных приправ и рецептов, но это определенно была лучшая еда из всего, чем он питался в Ронстраде.
– Ничего лучше на сотню миль отсюда не пробовал! – честно признался эльф.
– Еще бы! Моя саса, она, знаешь, кому хочешь впрок будет! – обрадовался Карэм. – Никто ж лучше меня ее готовить-то не умеет! Сыны, не побрезгуйте!
Мартин и Варэ проворно налили себе сасы в тарелки, их мать вскоре тоже присоединилась к костру, и вот все уже дружно черпали ложками ароматное чесночное варево. Ели молча – похоже, что разговаривать за едой или еще как-то мешать процессу принятия пищи здесь было не принято. Так как беседа завершилась столь неожиданным образом, Мертингер уже было подумал, будто старик позабыл про спор своих сыновей или же решил взять пару дней на раздумья.
Трапеза закончилась. Схара, попрощавшись, ушла куда-то в сторону соседних фургонов, как она сказала, «разложить нить перед сном»[14], и старик неожиданно вновь поднял мучившую сыновей тему.
– Решил я, что с вами делать, – сообщил он Мартину и Варэ.
– Мы внемлем, отец, – отозвался Мартин, Варэ же просто кивнул.
– Решение непростое и вам обоим будет не по душе, – предупредил Карэм, – но я хочу вам добра, и когда-нибудь вы поймете меня и мою волю.
Сыновья внимательно смотрели на отца, с тревогой ожидая решения. Мертингер пытался поставить себя на место Карэма – как бы он рассудил? Ничего путного на ум не приходило, возможно, оттого, что у самого эльфа такой, настоящей семьи, никогда не было.
– Арина Черноокая – хорошая девушка, я ее с малых лет помню, она будет доброй женой любому из вас. Сейчас, правда, она еще вьется низко, как птица перед грозой, а алая юбка ее с оборками кружит головы всем женихам от Таласа и до Ан-Хара, но на то воля Аллайан, и со временем это пройдет, как с приходом прохладных ветров пожелтевшая листва опадает с осенних деревьев. Приди любой из вас ко мне за благословением, я дал бы его. Тихо! – прикрикнул старик, заметив, как Мартин возбужденно вскочил, явно собираясь что-то сказать. – Я еще не закончил! Так вот, – после непродолжительной паузы продолжил Карэм, – есть такая древняя мудрость: нельзя создать новую семью, разрушив при этом другую. Сейчас, кто бы из вас ни вышел победителем в этом споре, другой затаит обиду. Я не могу допустить разлада между братьями, семейные узы священны, сама Аллайан отвернется от того, кто посмеет покуситься на них.
– Поэтому мы... – начал Мартин.
– Не перебивай, я сказал! – осек сына Карэм. – «Какая из двух стрел поцелит серу уточку?» Отгадкой на этот вопрос будет: «Самая терпеливая». Вот вам моя воля. Завтра вы покинете табор и отправитесь в странствия. Чувства ваши, да и Арины, должны пройти проверку временем и изменчивостью. Кто сумеет сохранить любовь, тот и получит право жениться.
– А когда нам возвращаться, отец? – спросил Варэ.
– Я не ставлю вам срока, – сказал Карэм, – но тот, кто вернется первым, не получит моего
