Много необъяснимого и нелогичного в поступках таких людей, как Эймс или Пеньковский. Может, двойная жизнь формирует особый тип характера — бесшабашный и рисковый? Как упоительно звучат строки из дневника полковника:
«Я вступаю в ряды активных борцов с прогнившим, двуликим режимом, который именуется «диктатурой пролетариата» или советской властью. Да, это диктатура, но только не пролетариата, а небольшой кучки людей. Они обманывают мой народ, который по незнанию и наивности гнет на них спину. Простые люди, возможно, никогда не узнают правды, если я со своими единомышленниками не раскроем им глаза. Я хочу быть со своим народом и делить с ним радость и горе. Хочу, чтобы старые мои друзья остались со мной, а не сторонились меня. Хочу служить моим простым согражданам, а не кучке высокопоставленных лиц. Отныне я становлюсь солдатом другой армии, истинно народной».
Что ж, звучит красиво, прямо по-юношески максималистски. Понятно негодование. И понятны чувства. Но сосредоточимся на фразе:
Скажем, понятно, когда он предложил людям из ЦРУ идентифицировать советских разведчиков за рубежом: дайте мне фотографии всех посольских работников во всех странах, сказал Пеньковский, и я назову вам, кто из КГБ, кто из ГРУ, а кто — настоящий дипломат. Материалы по ГРУ он начал подбирать с 1959 года. В его распоряжении к моменту прямых контактов с сотрудниками ЦРУ и CIS было 546 страниц записей и 704 имени офицеров и гражданских лиц, либо непосредственно работающих в Главном разведуправлении Советской армии, либо сотрудничающих с ним. Так что он мог опытным глазом оценить, кто есть кто в советских учреждениях за рубежом.
Для Пеньковского подобрали 7132 фотографии из досье ЦРУ, а также подразделений М-16 и М-15 британской разведки. Пеньковский внимательно их просмотрел и указал на тысячу агентов ГРУ и три сотни представителей КГБ. Он сдал всю шпионскую сеть в Турции, которую знал как свои пять пальцев, а также всех агентов в Индии, Пакистане, на Цейлоне, в Иране и Египте. Это он сделал еще в первую поездку в Лондон. В отчете встречавшегося с ним Гарольда Хазливуда читаем: «Это было очень, очень важно. С точки зрения ЦРУ, это громадный вклад в обеспечение безопасности Соединенных Штатов».
Это все понятно. Но как понять то, что Пеньковский сдавал своих закадычных друзей? С которыми немало выпито. А сколько было откровенных задушевных разговоров… Неужели не понимал, что ломал их судьбы, ставил крест на профессиональной карьере? Вы только почитайте его донесения:
«Мой друг Щербаков на нелегальной работе восемь лет. Ко времени возвращения в Россию он почти забыл родной язык, поскольку за восемь лет не произнес ни одного слова по- русски, так что в Москве к нему пришлось приставлять переводчика».
«Руководитель советского госпиталя в Иране полковник Макаров — офицер разведслужбы… Другой мой приятель, полковник Янченко, отправился в Гвинею в роли корреспондента. Всегда работающий под прикрытием ТАСС, он является офицером стратегической разведки ГРУ».
«От своего приятеля Шаповалова из лондонской резидентуры в Индии я был наслышан о тамошних условиях работы… Он работал в группе научной разведки, примерно такой же, какая находилась в моем подчинении».
«Полковник Павлов — хороший мой приятель, женился на дочери Ворошилова. Сейчас он заместитель резидента ГРУ в Лондоне».
«Мой хороший приятель Василий Васильевич Петроченко долгое время находился на нелегальной работе в Австрии, Швейцарии и Франции. Он окончил две академии: Военно- воздушную инженерную академию имени Жуковского и Военно-дипломатическую академию. Во Франции ему грозил арест, но его вовремя отозвали в Москву. Затем его собирались послать в Лондон, где он должен был сменить Павлова на посту резидента, но руководство побоялось, что англичане не дадут ему въездную визу. Петроченко говорит на французском, немецком и английском. После возращения в Москву он работал в школе, где готовил нелегалов. Я снял копию с его удостоверения сотрудника ГРУ и его трудовой книжки, из которой ясно, чем он занимался во Франции».
«Иван Владимирович Купин — мой хороший приятель, с которым я познакомился через Варенцова. Он — его протеже и дальний родственник (дочь Варенцова Елена замужем за племянником Купина). Купин — командующий артиллерией и ракетными войсками Московского военного округа… У него было много проблем на амурной почве. Находясь в Германии, он сожительствовал со своей шифровальщицей по фамилии Зайцева. После его отъезда из ГДР, она, будучи от него беременно, повесилась. При расследовании дела о самоубийстве шифровальщицы в ее вещах обнаружили фотографию ее начальника» И Пеньковский делает вывод: «Вот какие дела творятся у нас в стране».
Чем дальше я знакомился с донесениями Пеньковского, тем больше они напоминали мне кляузы. Ну, к чему он, скажите на милость, сообщает: «Генерал-лейтенант Бирюков женат на еврейке»? Просто интересно, как отнеслись к этому донесению в ЦРУ, какие стратегические цели поменяли. Или: «Купчинский — начальник Венного медицинского училища, друг генерала Смоликова. Они вместе выпивают и участвуют в одних и тех же оргиях с курсантками медицинского училища. Кроме того, Купчинский поставляет будущих медсестер другим генштабовским генералам». И далее:
«Мамсуров — заместитель Серова. На встрече Нового года он чуть было не умер от сердечного приступа — слишком много танцевал…»
«Константинов, сотрудник ГРУ, — большой любитель выпить…»
«Капитан-лейтенант Иванов, сотрудник ГРУ, помощник военно-морского атташе в Великобритании… Любит посещать лондонские ночные клубы…»
Не доживет Пеньковский до скандала в британской столице, в котором будет фигурировать Евгений Иванов. Его портреты вместе с фотографиями военного министра Порфьюмо украсят первые страницы всех британских газет. Оба пользовались услугами одной и той же высококлассной проститутки Кристин Килер. Благодаря этой связи Иванов с Порфьюмо и подружились. А уж о чем они разговаривали — известно только ГРУ и SIC. Премьер-министр Гарольд Макмиллан был вынужден по этому случаю подать в отставку.
«Генерал Позовной — начальник Политического управления войск противовоздушной обороны… Позовной женат, имеет двоих детей. Когда его сын поступал в Артиллерийскую академию, я доставал для него экзаменационные билеты. В нашей стране стало обыденным делом, когда абитуриенты поступают в учебные заведения, средние или высшие, с помощью своих влиятельных друзей или за деньги».
«Маршал Москаленко — главнокомандующий ракетными войсками… Страдает язвой желудка и даже на работе порой сидит с грелкой. Когда ему присвоили звание маршала, Варенцов негодующе заметил: «Представляешь, этого тупого быка они сделали маршалом».
«Работающий в нашем комитете Евгений Ильич Левин, сотрудник КГБ и заместитель Гвишиани, — пьяница и распутник».
«Все наши генералы имеют любовниц, а некоторые из них — по две или даже больше. Семейные драки и разводы стали обыденным явлением, и никто не пытается этого даже скрывать».
«Наш военно-морской атташе сожительствовал с машинисткой, работавшей в посольстве…»
«Что касается вопросов морали, то в этом смысле сотрудники ЦК и сами далеко небезгрешны. Пьянство и интимные связи с женщинами, в частности с секретаршами, в этой среде не редкость. То же самое творится во всех министерствах и управлениях, а отношения между Хрущевым и Фурцевой наглядный тому пример».
«Федор Федорович Соломатин окончил Академию имени Фрунзе, а в 1950 году — Военно-дипломатическую академию. Он — сотрудник КГБ, работал в Соединенных Штатах. А до этого Соломатин работал в отделе Великобритании. Его жена, Катя, закупила за границей несколько шуб из натурального меха, а затем, вернувшись домой, продала их в Москве. Она тоже работала в КГБ, но за спекуляцию из Комитета была уволена. Теперь, используя связи, пытается устроиться в Главное разведывательное управление. И ей это, несомненно, удастся — среди нас много таких, кто не прочь подзаработать на импортных тряпках».
Нечего и говорить, важная информация поступала в штаб-квартиру ЦРУ в Лэнгли близ Вашингтона. Интересно, как там распорядились всем этим богатством?
Вообще кляузность, мелочность, мстительность в натуре Пеньковского. Проявились эти черты характера еще во время его первой командировки за рубеж — в Турцию. В первое время он исполнял в Анкаре обязанности резидента военной разведки, что ему нравилось. Радость была, правда, смазана конфликтом с подчиненным по фамилии Ионченко. Тот изучал турецкий в Военно-дипломатической академии и был недоволен, что Пеньковского со знанием английского назначили исполняющим обязанности резидента, а его, знатока Турции, простым сотрудником. Да тут еще Пеньковский начал учить его, как правильно вербовать турок. «Он подходил к приглянувшемуся ему турку на улице, приглашал его в ресторан и едва ли не сразу предлагал за хорошее вознаграждение стать советским агентом. Кто же так делает?» — недоумевал Пеньковский. Раз сделал Ионченко замечание, чтобы тот прекратил работать по- топорному, два сделал, а на третий раз пригрозил, что оправит его на Родину.
Тут некстати обострились отношения с Вавиловым, резидентом КГБ, тот предложил Вере, жене Пеньковского, переспать с ним — полковник чуть не пристрелил его. Мало этого, на место военного атташе и резидента ГРУ прислали генерала Рубенко. Это был еще тот солдафон — грубый, самодуристый, не терпевший возражений. И как будто назло Пеньковскому у генерала сложились прекрасные отношения именно с Ионченко, а Пеньковского он невзлюбил, и крепко невзлюбил. Начались трения. Во время визита иранского шаха в Турцию местные спецслужбы предприняли повышенные меры безопасности. Поэтому из Центра пришло указание: оперативные мероприятия свернуть. Но генерал Рубенко проигнорировал указание, послал сотрудника на встречу с агентом. Пеньковский высказал свое негативное мнение по этому поводу, на что генерал в грубой форме приказал полковнику заниматься собственными делами и не совать свой нос в чужие.
Любопытно, что через десять лет в Турцию попадет начинающий сотрудник ЦРУ Олдрич Эймс. И он тоже придет к выводу, что его коллега неправильно занимается вербовкой турок. «Никого это не беспокоило, — обижался Эймс. — Дело заключалось в том, что резидентура ЦРУ в Турции сможет доложить, что ею произведена попытка вербовки, и все получат поздравления». Так же как и Пеньковский, Эймс не сработается со своим руководителем Клэриджем, который напишет в характеристике, что не верит, что Эймс когда-либо станет хорошим оперативником. И даже такой штрих: к жене Эймса тоже будет приставать с грязными предложениями его приятель. Как скучна история шпионажа: все в ней повторяется, где ни работай — в ГРУ или в ЦРУ.
Пеньковский затаил обиду на генерала Рубенко. И начал подыскивать повод отомстить. Он, кстати, не скрыл от своих западных друзей эту черту своего характера: «По натуре я мстительный, особенно если речь идет о справедливости. Пусть даже несправедливо поступают по отношению ко мне. Именно тогда я решил перейти на вашу сторону». С Ионченко было проще. Пеньковский из телефона-автомата позвонил в турецкую контрразведку и проинформировал ее о деятельности туповатого коллеги. Ионченко взяли с поличным при передаче инструкций турецкому офицеру. Он был объявлен персоной нон грата. Рубенко сообщил в Центр, что Ионченко пал жертвой провокации турок и американцев.
А за своим начальником Пеньковский начал следить, дожидаясь удобного момента для удара. И подловил-таки его на финансовых злоупотреблениях. Резидент тратил казенные деньги, мягко говоря, не по назначению, списывая их на оперативные мероприятия. Пеньковский прямо заявил ему об этом. Пришел в кабинет Рубенко и сказал: «Товарищ генерал, так делать нельзя». Товарищ генерал даже растерялся поначалу, начал уверять, что деньги пошли на оплату услуг агентов. Пеньковский ему вопрос в лоб: «Вы коммунист?» Генерал опешил: «Да» — «Тогда почему вы лжете?» — «Вон из моего кабинета! — заорал генерал. — Это не твоего ума дело!»
Пеньковский, козырнув, вышел из кабинета и тут же написал рапорт о случившемся, но послал его не свое ГРУ, а в КГБ. Шифровку положили на стол председателю Комитета Серову. Видимо, Пеньковский сумел составить донесение так неформально, что Серов доложил об этом Хрущеву. Хрущев рассвирепел: «Что за дураки у нас в разведке! Отозвать того и другого!». Серов попытался возразить: а Пеньковского-то зачем отзывать? Но Хрущев не стал вслушиваться в аргументы: «Я сказал: обоих отозвать!»
И Пеньковские оказались в Москве, проведя в Турции чуть больше года. Вера была очень расстроена, она привыкла к приемам в посольствах, к общению на французском, который обожала. Начальник управления кадров ГРУ Смольников сказал Пеньковскому: «В принципе ты прав, что поставил Рубенко на место. Но теперь с тобой никто не хочет работать. Считают тебя сплетником. Почему ты написал об этом Серову? Ты же дискредитировал нас в глазах
А Пеньковский почти год без определенных занятий. С ним действительно никто не хотел работать. Что делать? Помог его фронтовой командир Сергей Сергеевич Варенцов — рекомендовал на девятимесячные курсы при Военно-инженерной артиллерийской академии.
Главнокомандущий ракетными войсками маршал артиллерии Варенцов — весомая фигура в истории о Пеньковском. Они, напомню, вместе воевали. После одного поступка, который совершил Пеньковский, Варенцов сказал ему: «Теперь я считаю тебя своим сыном». Дело было так. Во Львове в конце войны оказалась дочь Варенцова Нина. Ее муж, которого она безумно любила, был приговорен к расстрелу за спекуляцию на черном рынке. После казни любимого ее сторонились даже близкие подруги, Нина оказалась в полной изоляции. И покончила
