здесь помощнику капитана не пришлось перевирать каждое слово, а лишь толику приукрасить. Карнаж даже одобрительно кивнул полуэльфу, искавшему взглядом поддержки хоть у кого- нибудь, кто понимал, на какие сделки с совестью и кодексом переводчика он идет.
«Ловец удачи» собирался войти последним. Он резко обернулся и быстро осмотрел прилегающие к гостинице улицы, когда последний из наемников перешагнул порог. Островитяне не обратили на него особого внимания, хотя парочка любопытных взглядов все же направилась в его сторону, так как им редко приходилось видеть такое рослое существо, нескладное, по их меркам, со слишком длинными ногами и руками по отношению к туловищу. Знали бы они, сколько это доставляло хлопот портным…
Человек в шляпе и плаще, с тростью в руке, остановился и застыл под брошенным на него взглядом.
Не островитянин и потому заметен. Трость была явно для солидности. Иначе зачем идти, сжимая ее в руке, словно шпагу?
Феникс, не смущаясь, разглядывал опешившего феларца. Тот, поначалу, растерялся, но после оперся на трость и повернулся к какому-то торговцу. Под шарфом скрывавшим половину лица «ловца удачи» мужчина, заговоривший с островитянином, не увидел адресованной ему хищной улыбки.
— «У него что? Глаза на затылке?» — подумал Матиас, когда красноволосый скрылся в дверях.
Не сказать, что шпион испытал трепет от такого внимания к своей персоне, скорее наоборот — разозлился и досадовал. Но от увиденного вблизи убийцы по его спине невольно пробежал холодок. А на жизненном пути Матиаса мало кто мог похвастать тем, что феларский шпион предпочел бы не встречаться с ним в переулке темной ночью. Однако Матиас все равно вошел в гостиницу.
Принимали убийц драконов там сдержанно, но не пренебрежительно. Исправно подали питие и еду, рассадив за небольшие столы, отделенные друг от друга тонкими перегородками из бумаги и дерева. Шпион занял свободный стол и потребовал себе чая. Слишком резко и громко… Разносчица кушаний не была виновата в том, что снова встретивший его взгляд желтых глаз оказался необорим и будто пригвоздил Матиаса к столу у самой двери, хотя он намеревался сесть гораздо ближе и незаметно слушать, о чем пойдет разговор. Теперь это вряд ли удастся. И шпион решил просто наблюдать.
Наемники уже собирались приняться за поглощение островитянской пищи, пусть и странной на вид, но голод — не тетка, когда Бритва поднял в руке пустую плошку, призывая всех к молчанию. Гном говорил долго и достаточно громко, даже горячо, но шпион не слушал. Его взгляд был прикован к наградной феларской шпаге, возложенной на стол. Все наемники, как один, склонили головы, и только красноволосый откинулся назад, сложив руки на груди. Матиас заметил это позже, когда Тард предложил помянуть славного вояку и на это откликнулся многоголосый хор. Пряди спадали на лицо полукровки, но глаза внимательно смотрели исподлобья на шпиона.
Подошедшая разносчица кушаний принесла Матиасу чай и закрыла от его взора убийцу, невозмутимо присутствовавшего на помине собственной жертвы. Поэтому Карнаж не увидел, какое выражение приняло лицо этого подозрительного человека средних лет, так странно носившего в руках трость.
— «Эх, сударь-сударь, много я повидал на своем веку чудаков, но вы перещеголяли всех!» — подумал Карнаж, когда разносчица кушаний направилась от стола феларца к ним и принялась расставлять с подноса маленькие бутылочки островитянской выпивки.
Наемников оказалось гораздо больше, чем мог вместить ее небольшой плетеный поднос бутылок, и пришлось делать несколько заходов.
— Тард! — рука «ловца удачи» резко выбила у гнома плошку, едва он поднес ее к губам.
— Что?!.. Какого черта, Феникс!? Молоты Швигебурга!!!
Полукровка вцепился в рукав девушки и приблизился к ее лицу. Она оторопела от того, как с утробным кошачьим урчанием красноволосого постояльца его зрачки расширились и стали в полбелка.
— Почему у тебя дрожат руки?
Бритва и все наемники за столом отпрянули от «ловца удачи», когда услышали его изменившийся, гортанный, неприятный голос. Только Гортт остался невозмутимым, деловито наполнил плошку из принесенной бутылочки и подал Карнажу.
— Господин я…
— Пей, — рука в перчатке с набойками поднесла плошку к ее губам.
— Нет… я…
— Почему? — Феникс опустил с лица свой шарф и издал едкий смешок прямо в лицо девушке.
Островитяне всполошились. Девушка начала вырываться. Но «ловец удачи» вцепился в нее как клещ, поднялся и силком влил содержимое плошки ей в рот.
— Гортт! Еще!
Гном послушно наполнил.
Молодой капитан вскочил со словами: «Что вы себе позволяете, сударь?!» Но помощник полуэльф схватил его за плечо и усадил обратно.
«Ловец удачи» выпустил свою жертву и стоял рядом, пока она кашляла и вытирала слезы.
С кухни прибежал повар, сжимая в руке нож для разделки рыбы, и что-то затараторил, склонившись над девушкой. Никто не понимал о чем они говорили, кроме полуэльфа и Феникса. И если первый был ошеломлен, то второй с интересом выжидал.
— Сестра, что случилось?! — дрожащим голосом спросил повар.
— Он знал… Передай им.
Девушка упала на колени и глухо захрипела, сжимая горло обеими руками. Через несколько мгновений все было кончено.
— Кому передать? — яростный крик повара оборвался от вопроса на его родном языке, заданного красноволосым после того, как он схватил направленную в него руку с ножом.
Островитянин вырвался и ударил Карнажа кулаком в лицо.
— Вот так повар! — рявкнул «ловец удачи», вытирая кровь из разбитого носа.
В два прыжка нагнав убегающего противника Феникс рванул его за рубаху и всадил колено в спину. Островитянин колодой повалился на пол. Руки и ноги чуть дергались, неестественно вывернувшись от падения.
Гортт подбежал к повару и перевернул на спину. Гном попытался разжать ему зубы, но даже кинжалу это оказалось не под силу. Островитянин откусил себе язык и захлебнулся в собственно крови, не смотря на все усилия.
— Он бы все равно ничего не сказал, — заключил Карнаж.
— У меня бы заговорил, — ощерился Гортт.
Брови Феникса взлетели вверх от удивления. Вот уж чего он ожидал меньше всего, так это того, что гном окажется сведущ в пыточном делопроизводстве.
— А теперь объясните мне! — рявкнул Тард, махнув рукой наемникам, чтобы те и не думали притрагиваться к еде и уж тем более выпивке.
Хотя аппетит и так был испорчен.
— Интересные повара у этих островитян, — пробормотал Гортт, — Не каждый способен так лихо кончить с собой.
— Надо уходить отсюда, Бритва.
— Сам знаю, Феникс, не учи ученого!
Тард обернулся по направлению взгляда Карнажа, но наткнулся только на пустующий стол у самой двери, где дымился в чашке еще горячий чай.
— Есть у меня один знакомец здесь, к нему и двинем! — вспомнил Гортт, — Собирай харчи, братва, и ходу отсюда.
Наемникам не надо было повторять дважды, тем более это сказал правая рука их главаря. Но уж чьих приказов они точно не станут слушать, так это красноволосого мясника, будь он хоть левой рукой, хоть правой ногой Тарда. Карнаж спокойно встречал взгляды товарищей по оружию, даже не оскорбляясь. Люди всегда выкажут свое отношение и осудят, даже если речь шла об их жизни и всегда придирчиво отнесутся к способу собственного спасения. Хотя, спроси кого сейчас — никто не захочет отправиться на тот свет таким способом, каким умерла подносчица кушаний. Воинам пристало погибать на поле брани с мечом в руках, а не как этой женщине, от яда подмешанного в питие.
И все равно, брезгливо переступают через ее скрючившееся тело в узком проходе меж перегородок на пути к дверям…
— Черт! Черт! Черт!!! — Матиас чуть не бежал по трёдельским улицам, расталкивая прохожих.
Сердце шпиона бешено колотилось. Куда там старые былые времена и погони! Такого он не видел никогда. Но прекрасно понимал, кто оказался под подозрением и клял на чем свет стоит свои трусливые ноги, что подвели его, взрослого мужчину, испытанного годами службы тайной канцелярии, и сами унесли из гостиницы. Матиас сурово относился к себе и беспощадно признавал, почему дал слабину. Потому что Эрнотон сирота и никому кроме своего наставника не нужен в целом свете. А эта красноволосая тварь, что с такой легкостью убила женщину…
Наверняка он испугался этого нелюдя. Просто испугался и Эрнотон тут ни при чем. Хотя, что мешает этому остроухому живодеру явиться ночью в дом купца эльфа и стребовать ответов на наверняка появившиеся у него вопросы? Поверит ли он Матиасу? Но шпион знал точно — он был непричастен и никогда бы не стал травить тех, над кем ему был поручен канцелярией особый надзор. Сиречь оберегать и сторожить жизни наемников пуще собственной.
Клод любил зимний Фелар. Он очень любил это время года. Неторопливое, холодное, с великолепием сочетания черного и белого по обочинам дорог, когда отправляешься в дальний путь. Солнечные дни оказывались редки, и Клоду в зимние месяцы казалось, что время замедляло свой ход для него. Долгие вечера у камина с чашкой горячего шоколада послед вихря дневных забот и треволнений сладко растягивались в приятное времяпрепровождение в тепле и уюте. С некоторых пор служитель канцелярии часто покидал столицу, чего раньше с ним не случалось, особенно если он оказывался в гуще событий, и отправлялся в свое поместье. И тем чаще Клод так поступал, чем более важные дела скапливались вокруг королевского трона и государственности в целом. Тишина и покой старого поместья манили его с тех пор, как, по уговорам брата, он отправился туда после отплытия убийц драконов, чтобы немного отдохнуть от насущных дел.
Клод боялся воспоминаний, что накинутся, едва он ступит на родной порог, но за давностью лет кольнули они всего раз и то не слишком больно, когда проходил мимо сада, где любила гулять покойная супруга. Слуги обрадовались приезду хозяина и из кожи вон лезли, чтобы во всем ему угодить. Хотя Клод того не требовал. Он просто хотел побыть один — вот и все. Отдохнуть от всех лиц, что видел при дворе: добрые или злые, искаженные гримасой сильных чувств или же наоборот холодные и невозмутимые, что серый камень кладки стен, — все они одинаково надоели ему. Да и своему лицу стоило дать отдых. И без того лицемерие иссекло его морщинами раньше времени…
Холодный ветер дул в лицо. Задумчивые складки на лбу расправились, когда Клод вспомнил о теплом камине и чашке горячего шоколада, что снова будут ожидать его в поместье по окончании этой долгой, необязательной, но важной дороги в одну деревушку, где произошла стычка с Черными Псами.
Как же хорошо, когда за столько лет в сумбуре придворной жизни случается урвать толику незыблемого, толику постоянства для себя и близких. Бурная молодость пробурлила, прорубила ход, тоннель в стенах, что ставила на пути жизнь и там в конце… Вряд ли только лишь белый свет. Нет. Перед этим есть некое спокойное постоянство, которое отвоюешь в непрестанной толкотне локтями с другими. По молодости кажется, что такое продолжится бесконечно долго. Но, с течением времени, бег замедляется, торопливость и суета покидают ноги и уже шагом, степенно, по пути забавляя себя воспоминаниями и развлекаясь удивлением от себя, прежнего, что проделывал этот тоннель к каким-то благам, словно рудокоп к жиле. С каким усердием и старанием проделывал это Клод — и вот заслуженно идет, спокойный и невозмутимый, тертый калач, так, наверное, называют это состояние рассудка простые крестьяне. Не считая больше времени, не оглядываясь всякий раз назад и лихорадочно собирая в голове, как скаредный ростовщик монеты в сундук, все что сделал и не сделал, обещал, выполнил и наоборот, утешил или огорчил, расстроил или обрадовал, разрушил или создал… Такое было. Было и прошло. В жизни людей случаются подобные нелепости, когда жажда всемогущества обуревает во сто крат несбыточной мечтой ВСЕ исправить, ВСЕ вернуть и себя, бесценного и дорогого, на самом пике самолюбия и эгоизма срочно посвятить в бессмертие, причислить к лику святых — у каждого своя крайность. У человека такие вещи случаются раза два за его век, третий просто не успевает произойти, так как голова уберегает стареющее тело от
