называли этот академический театр многие ленинградцы.
И вот в осажденном Ленинграде в день 25-летия Октябрьской революции, 7 ноября 1942 года, Театр музыкальной комедии показал спектакль «Раскинулось море широко».
В необыкновенно короткий срок три автора — В.Б. Азаров, В.В. Вишневский, А.А. Крон — написали либретто героической комедии-оперетты. Музыку сочинили наши флотские композиторы Н. Минх, В. Витлин, Л. Круц. Декоративное оформление выполнил С.К. Вншневецкая.
Зал был полон, зрители сидели в шинелях, в бушлатах, в ватниках, — театр не отапливался.
Артисты Н. Янет, И. Кедров, А. Орлов, Н. Болдырева, Н. Пельтцер, Л. Колесникова, К. Астафьева, А. Королькевич, [192] Н. Радошанский играли самозабвенно, зал дружно аплодировал. Казалось, люди забыли, что город находится под обстрелом противника, что желудок пустоват, — все внимание было приковано к сцене, зрители смеялись от души, а временами на их глазах блестели слезы. Премьера удалась на славу.
Сразу после праздничных дней на лодку пришли наши старые друзья с завода. Мы вместе с ними составили ремонтные ведомости и наметили ориентировочны план выполнения ремонта. Конструкторы закончили документацию по переделке минных шахт под мины отечественного образца и разработали новую планировку размещения аккумуляторных батарей. Теперь много зависело от того, как удастся организовать в блокадном Ленинграде доковые работы. Мы стали разыскивать наиболее удобное и спокойное место на Неве, где можно было поставить плавучий док, — ведь артиллерийские обстрелы и налеты фашистской авиации продолжались ежедневно.
11 ноября с утра была пасмурная погода. Сквозь густые быстро плывущие по небу облака изредка проглядывало голубое небо. В 9 часов 45 минут в городе была объявлена воздушная тревога. Лодку привели в боевую готовность. Артрасчет мог в любую минуту открыть огонь из пушки.
Вскоре донеслись гул приближавшихся с юго-запада самолетов врага и звуки стрельбы наших зениток. В это время мы заметили, что по пустынной набережной со стороны Фонтанки быстро приближаются два автомобиля. Внезапно они остановились у мостков, проложенных с набережной на лодку. Из машины вышли военные. В военном, ступившем на мостки первым, мы узнали народного комиссара Военно-Морского Флота Советского Союза адмирала Н.Г. Кузнецова. Я тотчас спустился с мостика лодки и подошел к площадке трапа. Не подавая команды «Смирно», отрапортовал, что на лодке объявлена готовность «номер один» и артрасчет изготовился к отражению воздушного налета. [193]
Нарком подал руку и сказал:
— Это хорошо, по-хозяйски, корпус корабля всегда надо беречь.
Похвала относилась к красным пятнам сурика, проглядывавшим под маскировочной сетью на корпусе и надстройке лодки. Дело в том, что после длительного пребывания в море краска во многих местах слезла и появилась ржавчина. При первой же возможности мы подготовили лодку к покраске.
Вместе с адмиралом на лодку прибыли вице-адмирал Ставицкий, контр-адмирал Субботин, корпусной комиссар Смирнов, капитан 1 ранга Стеценко и капитан 3 ранга Полещук. Спокойное, хорошее настроение, появившееся в первый момент встречи с наркомом, вскоре омрачилось неожиданным происшествием.
По боевой готовности на лодке задраиваются все переборочные двери и люки, и каждый отсек становится изолированным помещением. В надводном положении остается незадраенным только входной люк, ведущий в центральный пост с верхнего мостика. Нарком сказал, что хочет осмотреть всю лодку, и прежде всего поврежденный отсек. Чтобы пройти в него, нужно было подняться по скоб-трапу на мостик, а затем спуститься по вертикальной лесенке вниз.
— Командир, прикажите отдраить люк четвертого отсека на палубе, — отдал распоряжение командир дивизиона Полещук. — Зачем лезть всем вверх-вниз? Из четвертого отсека можно пройти в третий прямо к аварийному месту.
Я хотел было ответить, что по боевой готовности это не положено и что люк после взрыва на лодке плохо отдраивается, но от неожиданности и из-за присутствия высокого начальства растерялся и промолчал. Люк открыли не без труда — при помощи легкой кувалдочки. Утром закончили зарядку аккумуляторной батареи, дизели были еще теплыми. Отсек не успели прибрать, как началась воздушная тревога. Комингс люка и крышка сильно отпотели и были покрыты крупными водяными каплями и ржавыми потеками. [194] Старшина отсека стоял у люка с ветошью и хотел протереть, но нарком сразу же шагнул через комингс и начал спускаться в лодку Мне показалось, что следом хочет пойти комдив, и я стоял в ожидании вместе со всеми прибывшими.
— Спускайся, спускайся, показывай лодку, — сказал Полещук.
Я быстро шагнул в люк. Две, три ступеньки — и вдруг моя правая нога с ходу оперлась на что-то мягкое. Глянул вниз — то было плечо наркома. Он стоял у люка, выслушивая доклад командира отсека. На новой касторовой шинели остался ясный отпечаток каблука кирзового сапога, которые я носил из-за отечности ног после похода.
— Виноват, товарищ адмирал, поспешил.
— Никогда не надо торопиться, а тем более волноваться, — внимательно глядя на меня, негромко, спокойно проговорил адмирал. Тут же принесли щетку, почистили шинель, и мы пошли по отсекам, по очереди отдраивая и задраивая переборочные двери. Полчаса продолжался осмотр лодки.
Когда нарком и сопровождавшие его лица садились в машины, прозвучал отбой воздушной тревоги. О посещении лодки высшим морским командованием была сделана запись в вахтенном журнале. Никаких замечаний не последовало, а о происшедшем записано только в личном дневнике. Но случай этот оставил у меня неприятный осадок. Стыдно было за грязный комингс и за свою торопливость.
Лодку перевели к Калашниковской набережной на левом берегу Невы. Это место, по нашим наблюдениям, было вне зоны обстрела. Ошвартовались неподалеку от зданий зерновых складов-амбаров (в них в то время оставались только крысы). Здесь же стоял небольшой буксирный пароход КС-1, принадлежавший Ленэнерго. Он был предназначен для контроля и ремонта кабельной подводной сети и располагал специальным оборудованием и водолазной станцией. Несмотря на малые размеры, на КС-1 была даже кают-компания, а одна из кают была переделана под [195]баню-душевую. Паровой котел мог обогреть не только пароход, но и нашу подводную лодку. С капитаном А.М. Курильским мы, к обоюдному удовольствию, быстро договорились: топливо добываем совместно, доставка за нами, в помощь команде выделяем двух кочегаров; КС-1 обеспечивает лодку паром и дважды в месяц предоставляет баню- душевую в наше распоряжение. Инженер-механик лодки Моисеев быстро организовал проводку труб, пар был дан в тот же день. Жить на лодке стало веселее.
Но с теплом корабельного уюта вскоре пришлось расстаться. Привели огромную деревянную баржу, в кормовой части которой были ворота (батопорт), наподобие ворот в старых шлюзовых камерах каналов. Это и был плавучий док блокадного времени:
На период докового ремонта лодки команда должна была жить на берегу. Получив разрешение райжилотдела, мы подыскали пустовавшие квартиры и 19 ноября перебрались в дом №32 по Калашниковской набережной. Командный состав поселился в 3-й и 14-й квартирах, а остальной личный состав занял еще три квартиры на втором и третьем этажах. Оставшееся в квартирах имущество приняли по описи от управдома Т. Д. Кособрюховой. На лодке, как и при стоянке на заводе, ежедневно после окончания работ оставалась только вахтенная служба. По тревоге мы могли добежать до лодки за пять минут.
В одной из комнат оборудовали красный уголок. Приготовили фанерный стенд для стенной газеты и поставили столик для газет и других периодических изданий. Вечером 20 ноября, когда наши активисты готовили первую стенгазету, мы получили листовку с обращением наркома ВМФ к подводникам Балтики, Обращение вывесили вместе со стенгазетой.
«ТОВАРИЩИ ПОДВОДНИКИ КРАСНОЗНАМЕННОЙ БАЛТИКИ!
В 1942 году вы достигли серьезной победы, потопив большое количество фашистских кораблей и транспортов с войсками и грузами...[196]
Вас заслуженно похвалили, но не зазнавайтесь и не кичитесь своими успехами и не успокаивайтесь на достигнутом...
Родина зовет вас на новые подвиги. Нужно огромное напряжение, чтобы разгромить ненавистного врага. Глубоко и критически изучайте свой боевой опыт. Учтите свои тактические ошибки, ошибки в использовании оружия и техники как в дневных условиях, так и особенно в ночных.
Повышайте оперативно-тактический кругозор командного состава, в совершенстве овладевайте военной техникой, используйте каждый час для боевой учебы... В зимних условиях вы должны хорошо и быстро отремонтировать боевые корабли, достроить новые и подготовить их к новым боям...
Выражаю уверенность, что подводники Краснознаменной Балтики отдадут все свои силы и знания на поднятие боевой выучки и боевой готовности и добьются еще более серьезных боевых успехов.
Народный комиссар Военно-Морского Флота Союза ССР адмирал Н. Кузнецов».
На другой день сразу же после подъема флага провели митинг, посвященный обращению народного комиссара ВМФ адмирала Н.Г. Кузнецова. В принятом решении мы обещали приложить все силы и знания, чтобы привести лодку в боеспособное состояние к летней кампании 1943 года, еще выше поднять уровень боевой и политической подготовки, чтобы топить фашистские суда, где бы они ни находились.
Нашей первоочередной задачей являлась постановка лодки в док. Подготовительные работы мы начали как только док ошвартовали к набережной. Вскоре подошли буксиры, док отвели почти на середину Невы и поставили на якоря. На лодке был объявлен аврал. Весь личный состав, кроме вахты, направили на док. Работами руководил капитан дока инженер Дмитрий Алексеевич Круглов. Дело предстояло сложное: с большим деревянным сооружением надо было обращаться очень деликатно, — неравномерная нагрузка [197] могла нарушить его прочность. Док надо было притопить настолько, чтобы лодка могла свободно войти, не задев килем порог батопорта. Для безопасности рассчитывали погрузить док так, чтобы от киля до порога батопорта было 30–40 сантиметров. Круглов имел большой опыт работы и знал, что погружение дока после заполнения водой будет недостаточным и потребуется дополнительная нагрузка. Поэтому вдоль кильблоков, надежно закрепленных по осевой линии дока, равномерно уложили якорные цепи, несколько бетонных массивов и просто крупных булыжников — дополнительный балласт. Док погрузился так, как было рассчитано Кругловым. Лодка свободно вошла в него и с помощью швартовов была установлена точно над кильблоками. Ворота закрыли и приступили к откачке воды. Маломощные насосы буксира и КС-1 осушали док медленно. Было ветрено, морозно, экипаж трудился непрерывно почти восемнадцать часов. Погрузка и выгрузка дополнительного балласта производились вручную. Только к утру следующего дня закончили осушение дока и выгрузили в маленькую баржу дополнительный балласт. К полудню док подтащили к набережной и надежно закрепили швартовы. А когда наш отопитель КС-1 стал давать пар на лодку, все свободно вздохнули.
Не только «Лембит», но и все лодки, возвратившиеся в конце ноября из боевых походов, нуждались в ремонте. У некоторых были значительные повреждения корпусов от подрывов на минах, вышли из строя перископы, износились многие механизмы. Моряки лодок вместе с рабочими кронштадтского и ленинградских заводов, где стояли лодки, принялись за ремонтные работы.
В декабре от судоремонтного завода к нам назначили для руководства работами инженера-строителя комсомольца В.К. Кузьменко. Несмотря на недоедание, этот молодой, высокий человек неизменно был энергичен, инициативен и весел. Он быстро заслужил симпатию и уважение всего экипажа лодки. Помощником Кузьменко назначили инженера С.И. Ухина. [198]
Бригада рабочих состояла из сварщиков, рубщиков, резчиков, монтажников — всего шесть человек.
При выполнении работ по реконструкции минных шахт под мины отечественного образца и аккумуляторных ям для новых аккумуляторных батарей возникли необыкновенные трудности. То, что можно было легко вырезать автогеном, приходилось вырубать пневматическим зубилом, так как автогена не было во всем городе. Рано утром заводская бригада во главе с Кузьменко впрягалась в сани, нагруженные баллонами с воздухом высокого давления, и отправлялась от завода по льду Невы к месту нашей стоянки. Этот многокилометровый путь для постоянно недоедавших людей был чрезвычайно тяжелым. Его приходилось преодолевать много раз, но иного выхода не было. Давление воздуха из баллонов через редуктор понижали до 4–6 атмосфер — рабочего давления пневматического зубила. Так был решен один вопрос. Но для сварки нужна электроэнергия. Ток в то время давали только на заводы, работавшие для фронта, и в госпитали. Ближайший от нас госпиталь находился на Старо-Невском проспекте. Кузьменко договорился с руководством госпиталя, и ему обещали давать ток в те часы, когда в госпитале снижался расход энергии. Наши электрики Шувалов, Сухарев, Помазан, Кондрашев под руководством старшины группы Тронова протянули кабель. Никто не мог предсказать, в какое время госпиталь даст ток. Мастеру-сварщику Шидловскому пришлось дежурить на лодке круглосуточно и работать урывками. Так был решен второй — казалось, непреодолимый — вопрос ремонтных работ.
Приближался конец года. Каков же был итог боевых действий бригады подводных лодок за летнюю кампанию 1942 года? Многое тогда было неясным.
Сколько судов фашистской Германии и какие были потоплены нашими лодками? Сколько подорвалось на выставленных лодками минах и затонуло, сколько было повреждено? (В 1942 году мины ставила только подводная лодка Л-3, у «Лембита» мин не было.) [199]
Назывались разные цифры. Много было споров о тоннаже. Каждому казалось, что он потопил крупный транспорт. Не всегда командиру удавалось видеть момент потопления судна.
