Когда все ушли, Хирел сбросил одежды и остался в одних штанах. Он глубоко вздохнул, его плечи распрямились, глаза засверкали. Он улыбнулся. Рассмеялся. И прыгнул на постель.
Обоим юношам пришлось изрядно потрудиться, чтобы победить его. Пусть у него и не было их силы, но он обладал гибкостью и необыкновенной быстротой движений, к тому же он знал трюки, которые, по их представлениям, были нечестными, о чем они и заявили. В ответ Хирел рассмеялся, несмотря на то, что Сареван сидел на нем, а Зха'дан стиснул его руки. — Дергать за бороду нечестно, — сурово сказал Сареван. Хирел почему-то стал мрачным.
— Разве? Удар в пах — это действительно нечестно, я согласен. Но это… просто невозможно устоять, чтобы не дернуть здесь. — Я тебя за волосы не дергал. — Ах, бедный принц.
Сареван зарычал. Хирел лежал с почти покорным видом. Немного выждав, Зха'дан отпустил его руки. Он со вздохом согнул их. Тогда Сареван решился слезть с него.
И тут мир вокруг завертелся. Хирел уселся на его груди и рассмеялся. Его пальцы вцепились в бороду Саревана.
— Никогда, — сказал он, — никогда не считай асанианца побежденным, пока он сам не сдастся.
— А что произойдет, если я не сдамся? — спросил Сареван.
Это было нелегко, потому что его подбородок все еще помнил о недавней боли. Хирел наклонился к его лицу. — Ты хочешь знать это?
Сареван извернулся. Хирел прилепился к нему как пиявка. Его пальцы сжались сильнее. — Не хочу, — прохрипел Сареван.
Лицо Хирела устремилось вниз. Его поцелуй совсем не напоминал женский. По понятиям Саревана, он не был похож и на мужской. Даже в этом Хирел был неповторим. Когда Сареван вновь обрел способность дышать, Хирел стоял на ногах и надевал простую льняную рубашку. Она была достаточно просторной, но на добрую ладонь короче, чем ей следовало быть. Хирел посмотрел на себя, и Сареван забыл свой гнев, обиду, страх, наполовину смешанный с желанием. Больше чем наполовину. Он завозился среди свалившихся на него подушек.
Хирел пытался натянуть рубашку так, чтобы прикрыть ноги. Она поддалась всего на дюйм. Он поднял глаза на Саревана. — Я уже не тот, что прежде. Я… не… Сареван не мог дотронуться до него. Не смел. Хирел наклонился, взял первое попавшееся платье из своих восьми одеяний. Шелковое и скорее изысканное, нежели практичное, оно было ему впору. Он медленно надел его, отбросив остальные, выпрямился и провел пальцами по гриве спутанных волос.
— Я изменился, — повторил он. — Я могу смеяться. Я могу… могу… плакать. Меня испортили, Солнечный принц. — И меня, — еле слышно отозвался Сареван. Хирел рассмеялся, но не так, как прежде, а коротко и резко.
— Ты — сама чистота. Поцелуй… — Его губы изогнулись в усмешке. — Это была месть. Ведь и ты целовал меня. Теперь ты понимаешь? Теперь ты видишь, что сделал со мной? — Но это был всего лишь поцелуй.
— Всего лишь! — Хирел туго затянул пояс рубашки. — Мой отец предупреждал меня. Это все магия гилени. Это не имеет ничего общего с магами, но в этом вся сущность твоя и твоих рыжеволосых родственников. Огонь в крови. Безумие в мыслях. Ты даже не понимаешь, что делаешь. Ты такой, и все тут. — Но ведь ты сделал то же самое со мной! — Правда? — Хирел медленно улыбнулся. — Тогда мы квиты. Может быть, поэтому я готов допустить, что боги действительно существуют. — Он поднялся, привел в порядок свою одежду и принял подобающее выражение лица. — Достаточно. Я проявил преступную небрежность: я позволил себе забыть, кто я. Иди, ты свободен. У меня есть дела. — Что за дела?
Юноша вскипел, но Сареван не пожелал уступать. Он лежал и ждал, предоставляя Хирелу самому вспомнить, кто он такой.
Хирел вспомнил. Он немного расслабился, его негодование утихло.
— Принц, — сказал он, и это было извинением. — Мой отец сделал мне подарок. Право принятия решения. И я должен сделать это сегодня. — Насчет твоих братьев?
Еле заметная улыбка появилась на губах Хирела. — Да, моих братьев. Сареван посмотрел на него долгим взглядом. — Мне не нравится то, о чем ты думаешь, — сказал он. Хирел склонил набок голову. В его ушах сверкали бриллианты, плохо сочетавшиеся с золотым блеском его глаз. — А о чем, по-твоему, я думаю?
Сареван расправил свои ноющие мускулы и зевнул. Его глаза не отрывались от лица Хирела. — Ты размышляешь о мести. И она сладка, не так ли? — Слаще меда, — сказал Хирел, нависая над Сареваном. — Хочешь сделать ее еще слаще? Задержись в моей постели полуобнаженным, как сейчас.
— Хирел, — сказал Сареван, — не делай этого. — Уж не запретишь ли ты мне?
— Поверь мне, принц. Сладость не вечна. Она превращается в желчь, а потом в яд.
— Сегодня вечером ты такой умный. — Улыбка Хирела была ослепительной и хрупкой. — Но я умнее, чем ты думаешь. Наблюдай и жди. — Хирел… — Наблюдай.
Они вошли довольно смело. Их было всего двое: Вуад и Сайел, появившиеся без традиционного сопровождения, под вежливым, но неуклонным присмотром отряда императорских олениай. Невзирая на это, им весьма успешно удавалось управлять выражением своих лиц. Сареван вовсе не нежился в полуобнаженном виде в постели Хирела, а сидел рядом с ним, одетый в такую же одежду. Его волосы были распущены, а лоб перевязан золотой лентой. Дикий кот и молодой колдун эхил'ари расположились у его ног. Хирел и Сареван играли в шашки, расставленные на золотой доске.
Зха'дан в замешательстве выпрямился. Юлан поднял голову с колен Саревана. Хирел в размышлении склонился над доской. Он проигрывал, однако не хмурился, из чего Сареван заключил, что мысли его заняты отнюдь не игрой. Сареван не счел нужным притворяться. Он повернулся и посмотрел на принцев. Они ответили ему взглядами, которые он уже научился понимать. Они испытывали негодование при виде грязного варвара, который осмелился вести себя как равный им. Презрительный изгиб их губ говорил, что его место в стойлах для рабов, куда заодно следует отправить и всех его сородичей.
Ему было трудно жалеть их. Даже тогда, когда после долгой паузы Хирел соизволил обратить на них внимание. Их напускная храбрость вмиг улетучилась.
— Добрый вечер, братья, — сказал Хирел. — Надеюсь, мое приглашение не слишком вас обременило?
— Мы всегда в твоем распоряжении, мой господин, — ответил Сайел.
Хирел улыбнулся, и Саревану пришла в голову мысль о жертвенных агнцах.
— Не вижу радости на ваших лицах, братья. Не слышу благодарственных гимнов по поводу моего благополучного возвращения домой.
— Хирел, — сказал Вуад, падая на колени и цепляясь за одеяние брата. — Хирел, мы не хотели этого.
— Конечно, вы не хотели, чтобы я сбежал. Ваш сторожевой пес был воплощением ярости. Не желаете ли взглянуть на мои шрамы?
Сайел грациозно опустился на колени, сохраняя невозмутимость. Он даже улыбался.
— Ты, конечно, понимаешь, брат. Мы были вынуждены сделать это. Но мы не собирались убивать тебя.
Юноша смотрел на них. На одного, цепляющегося за край его платья. На другого, улыбающегося.
— Я любил вас обоих. Я восхищался вами. Я хотел быть похожим на вас. Прекрасные сильные молодые люди, у которых всегда наготове слово или улыбка, которые никогда не болели и не уставали, которые ничего не боялись. Вы никогда не теряли сознания в летнюю жару. На пирах вам никогда не становилось плохо, а если и становилось, то вы извергали все разом и как можно быстрее. Даже после нескольких дней изнурительной охоты вы никогда подолгу не отлеживались, потому что не испытывали слабости. Вы были такими, каким не был я, и я мечтал стать похожим на вас.
Улыбка Сайела искривилась. Напряжение Вуада ослабло, он поднял голову.
— Ты должен понять, — сказал он. — В конце концов, ты должен. Мы знали, что ты поймешь. Таково было стечение обстоятельств, необходимость. Но злого умысла в этом не было. — Он попытался улыбнуться. — Вот, брат. А теперь отошли своих зверей, и тогда мы поговорим. — Мы уже говорим. Хирел
