Маленький друг

родители Хилли еще в раннем возрасте объяснили ему, что не все взрослые — добрые дяди и тети. Иногда (правда, редко) встречаются злые взрослые, которые крадут детей, мучают и даже убивают их. Раньше Хилли не вполне осознавал реальность родительского предупреждения, но сейчас жуткая вонь и угрожающе выступавшая стена наполнили его первобытным ужасом. Все когда-либо слышанные им истории про несчастных похищенных детей, связанных и оставленных в заброшенных домах или старых гаражах с кляпами во рту и перебитыми ногами, вмиг ожили и наполнили его сердце смертельным страхом.

Никто ведь не знает, куда они пошли. Ни одна живая душа и не подозревает, что они находятся именно здесь. А вдруг это ловушка? Почему они так уверены, что дома никого нет?

— Харриет! — пискнул он.

Ответа не последовало. Неожиданно для себя он понял, что сейчас обмочится. От ужаса почти не понимая, что делает, он трясущимися руками расстегнул молнию, повернулся и пустил струю прямо на ковер. «Быстрее, быстрее», — шептал он, подпрыгивая от нетерпения, пока полностью не освободил мочевой пузырь. Уфф! Какое облегчение! Своими страшными рассказами родители Хилли, сами того не подозревая, зародили в его мозгу паническую уверенность в том, что похитители никогда не дают своим жертвам пользоваться туалетом и бедным детям приходится ходить под себя, где бы их ни держали: привязанными к старым матрасам, запертыми в багажнике машины или закопанными в гробу с трубкой для воздуха… Но теперь, как бы его ни пытали, он не даст похитителям возможности поглумиться над ним. Сзади послышался какой-то звук, и он подпрыгнул, а сердце его немедленно взлетело к горлу.

Но это была лишь Харриет, — ее глаза казались огромными на маленьком бледном лице и были чернильно-черного цвета. Хилли был так счастлив видеть ее, что даже не подумал о том, видела ли она, как он мочится на ковер.

— Пойдем, покажу кое-что, — сказала она бесцветным голосом.

Она была так спокойна, что его собственный страх мгновенно улетучился. Он проследовал за ней в соседнюю комнату и чуть не задохнулся от страшной вони, поднимавшейся от корзин, которыми был уставлен весь пол. Запах был настолько густой, что казалось, его можно было попробовать на вкус.

— Святой Моисей, помилуй нас, — пробормотал он, зажимая ладонью нос.

— Я же говорила тебе, — чинно сказала Харриет.

Корзины слегка поблескивали в лунном свете, большинство из них было затянуто чем-то вроде прозрачной сетки, и Хилли смог увидеть внутри шевеление разномастных блестящих тел — чем-то они напоминали пиратские сундуки, наполненные золотыми цепочками, монетами и украшениями из драгоценных металлов.

Он взглянул вниз. В нескольких сантиметрах от его кроссовки свернулась небольшая, медного цвета, гремучая змея. Ее хвост был отставлен в сторону и качался, издавая характерные звуки — цкк, цкк. Хилли инстинктивно отшатнулся и тут краем глаза увидел еще одну змею, бесшумно изгибающуюся в соседней корзине, — когда ее голова стукнулась о борт, она так злобно зашипела и так хлестнула хвостом о деревянные прутья, что Хилли отпрыгнул в сторону. Правда, он сразу же натолкнулся на другую корзину, встретившую его дружным, хоть и разноголосым шипением.

Харриет тем временем деловито тащила за собой к двери самую высокую корзину. Она остановилась, чтобы убрать волосы со лба.

— Я хочу вот эту, — сказала она, — помоги мне, пожалуйста.

Хилли чуть не стало дурно. До этой минуты он не очень-то верил в историю со змеями, но сейчас почувствовал, как по телу разливается адреналин, пощипывает за пальцы, застилает глаза ужасом и восторгом.

— Хватай за ту ручку, — сквозь зубы пробормотала Харриет, — надо спустить ее с лестницы.

— Господи, как мы потащим по улице такую корзину?

— Неважно, просто помоги мне, понятно?

Сквозь прозрачную сетку Хилли увидел обитательницу корзины — королевская осанка кобры, ее величественное, безразличное, равнодушно-жесткое покачивание поразило его. Голова очередной раз наполнилась воздухом и стала пустой, как воздушный шарик. «Этого не может быть, — промелькнуло у него в мозгу, — наверное, это просто сон». В течение многих лет после этого случая он будет просыпаться от одного и того же кошмарного сна, наполненного разномастным шипением и запахом тухлой рыбы.

Дети с трудом подтащили корзину к задней двери и, отперев задвижку, положили боком и понесли вниз по лестнице. Потерявшая равновесие кобра с негодованием билась и шипела внутри.

На улице уже совсем стемнело. Зажглись фонари, а около парадной двери загорелась одинокая лампочка. Харриет и Хилли недолго думая осторожно опустили корзину на землю и закатили ее под крыльцо.

Становилось прохладно. Голые руки Харриет покрылись гусиной кожей. Где-то сверху раздался хлопок — видимо, стучало на ветру открытое окно ванной.

— Подожди-ка, я сейчас, — сказал Хилли. Он бросился на второй этаж, вбежал в ванную и дрожащими руками попытался закрыть окно. Рама застряла и никак не желала опускаться. Дверь ванной с треском захлопнулась, и он чуть было опять не обмочился со страху. «Быстрее, ну быстрее же!» — умолял он себя, но непослушные пальцы не желали двигаться быстрее, бессмысленно скользили по дереву рамы, словно принадлежали вовсе не ему.

Снизу раздался негромкий задушенный вскрик Харриет, полный такого отчаяния, что Хилли похолодел.

— Харриет? — И тут он услышал шуршание шин, катившихся по гравию дорожки. В окне показались желтые лучи — яркие фары осветили стену дома. Позже, когда Хилли вспоминал эту ночь, он почему-то отчетливее всего представлял именно эту картину: прямые лучи фар освещают сорняки, головки медуницы, лимонной травы, узорчатые листья сорго качаются, будто ослепленные неожиданно ярким светом.

Он не успел ничего сделать, как двигатель машины выключился, фары погасли. Закрылась дверь — хлоп! Потом еще одна. А затем послышались шаги, как показалось Хилли, по меньшей мере дюжины здоровенных сапог.

Что делать? Бежать? Поздно, его засекут на лестнице. Он выскочил в комнату — карточный столик, складные стулья, маленький холодильник — где спрятаться? Он бросился в змеиную комнату, по дороге задев коленом две корзины, немедленно ответившие злобным шипением. Господи, что же теперь делать? Хлопнула входная дверь («А я хоть закрыл ее?» — в ужасе подумал Хилли), затем последовало самое долгое в его жизни молчание.

— Ну что ты там копаешься? — спросил надтреснутый раздраженный голос. — Не захлопывается, что ли?

В соседней комнате вспыхнул свет. В освещенном прямоугольнике дверного проема стала видна обстановка, и Хилли понял, что ему нет спасения. Кроме корзин со змеями, в задней комнате почти ничего не было — только ящик с инструментами, разбросанные по полу газеты, плакат на стене («С Божьей помощью восстановим Протестантскую веру в наших сердцах») да еще широкое, набитое бобами кресло в противоположном углу. На цыпочках Хилли подкрался к креслу и юркнул за него.

— Порядок! — Щелкнул замок, дверь снова захлопнулась. Хилли инстинктивно рухнул на колени и забрался под кресло, свернувшись калачиком и стараясь уменьшиться до размеров горошины.

Под креслом было темно и душно, теперь ему уже не были слышны голоса, только монотонное бу-бу-бу, доносящееся откуда-то издалека. Вдруг, к еще большему ужасу, в комнате вспыхнул свет.

О чем они там болтают? А вдруг у него нога торчит из-под кресла? Ему потребовалось собрать все силы, чтобы не заорать и не выскочить навстречу своей смерти. Открыв глаза, он обнаружил, что смотрит в пару немигающих змеиных глаз, качающихся на одном уровне с его. В корзине, что стояла рядом с креслом, было проделано небольшое окошко, затянутое сеткой, с защелкой наверху. В это окошко были видны четыре или пять змей, а одна маленькая любопытная змейка рассматривала Хилли, видимо, оценивая его на вкус. Хилли в ужасе закрыл глаза и снова погрузился в полную темноту.

Пол задрожал — кто-то вошел в комнату. Шаги замерли, затем послышались опять, совсем близко от Хилли. Последовало невнятное бормотание, потом одна пара ног вроде бы прошла к окну, постояла немного и вернулась обратно. Сколько всего было в комнате человек, Хилли не мог сказать, звуки разговора