в наилучших отношениях.
Я скептически хмыкнул, но втайне почувствовал себя польщенным.
– Чарльз относится к тебе как к близкому другу – ты и сам это понимаешь. Кроме того, полицейские вряд ли узнают в тебе участника недавних событий.
– Честно говоря, не вижу связи. При чем здесь эти события?
– Боюсь, что связь тем не менее есть.
Внезапно я остро почувствовал всю безнадежность попыток докопаться до истины в разговоре с Генри. Как опытный пропагандист, он умело манипулировал информацией, выдавая ее понемногу и лишь тогда, когда это соответствовало его целям.
– На что ты намекаешь? – спросил я.
– Сейчас неподходящий момент для объяснений.
– Если хочешь, чтобы я пошел в суд, объяснения все-таки потребуются.
– Скажем так, – сухо произнес Генри после долгой паузы, – в какой-то момент положение было более шатким, чем тебе казалось. Здесь некого винить, но Чарльз был вынужден приложить определенный объем незапланированных усилий, и ему пришлось довольно туго.
Молчание.
– Я, кажется, прошу не так уж много.
«Сущий пустяк – чтоб я все делал по-твоему», – подумал я, вешая трубку.
Зал суда располагался в конце коридора за двумя тяжелыми распашными дверьми с окошками. Его интерьер, не слишком отличавшийся отделкой от дежурки, был вполне типичен для присутственного места начала пятидесятых: крапчатые квадраты линолеума, полированные панели цвета липучки для мух.
Я никак не ожидал, что там будет столько народу. Перед судейским местом стояли два стола, за одним расположились двое патрульных, за другим – четверо людей, вид которых не говорил ничего об их роли в судебном процессе. Стенографистка с миниатюрной пишущей машинкой примостилась за отдельным столиком. На скамьях для зрителей порознь сидели трое мужчин. В углу скрючилась потрепанная дамочка в грязном плаще, для которой, судя по палитре синяков на лице, побои были делом привычным.
Когда появился судья, присутствовавшие встали. Дело Чарльза заслушали первым. Он вошел в зал мягким сомнамбулическим шагом в сопровождении судебного пристава. Походка Чарльза показалась мне странной; приглядевшись, я понял, что он в носках. Галстук и ремень у него, очевидно, тоже забрали, и костюм болтался на нем, как пижама.
Судья – пожилой щекастый увалень с тонкими губами – кисло прищурился.
– У вас есть адвокат? – спросил он с сильным вермонтским акцентом.
– Нет, сэр.
– Присутствует ли жена или кто-то из близких родственников?
– Нет, сэр.
– Можете ли вы внести залог?
– Нет, сэр, – в третий раз произнес Чарльз. Он то и дело утирал лоб и, похоже, плохо понимал, что происходит.
Я поднялся, и судья меня заметил:
– Вы желаете внести залог за мистера Маколея?
– Да, сэр.
Чарльз повернулся и уставился на меня с открытым ртом.
– Залог составляет пятьсот долларов, касса по коридору налево, – скучающе отбарабанил судья. – Через две недели вы снова предстанете перед судом. Советую вам нанять адвоката. Требуется ли вам автомобиль для профессиональной деятельности?
– Автомобиль не его, ваша честь, – подал голос кто-то из той непонятной группы за столом.
– Правда?! – обрушился судья на Чарльза.
– Мы связались с владельцем. Это некто Генри Винтер, студент Хэмпден-колледжа. Он утверждает, что вчера вечером одолжил машину мистеру Маколею.
Судья недовольно фыркнул:
– Действие ваших водительских прав приостановлено вплоть до вынесения судебного решения. Жду вас и мистера Винтера двадцать восьмого мая.
Процедура прошла потрясающе быстро. В десять минут десятого мы уже стояли на улице.
Влажное росистое утро было не по-майски холодным. Из крон деревьев доносился птичий гомон. Вокруг не было ни души.
– Ну и холодрыга, – сказал Чарльз, обнимая себя за плечи.
На окнах банка в дальнем углу площади со скрипом поползли вверх жалюзи.
– Подожди меня здесь, – сказал я. – Пойду вызову такси.
Чарльз ухватил меня за локоть. Я понял, что протрезветь он еще не успел. На вид, впрочем, он был свеж как огурчик, и о бурно проведенной ночи свидетельствовал только помятый костюм.
– Ричард.
– Что?
– Ты мне друг?
Я был не в настроении выслушивать его излияния на ступенях здания суда.
– Ну да, – буркнул я, пытаясь освободить руку, но он только крепче вцепился в нее.
– Спасибо, старик. Знал, что могу на тебя положиться. Ты ведь не откажешь мне в одной маленькой услуге?
– Какой?
– Я не хочу домой.
– Что значит – не хочу домой?
– Отвези меня за город, к Фрэнсису. Ключа у меня нет, но мистер Хэтч нас впустит, или я влезу через окно, или… нет, послушай. Я могу забраться через подвал, я так уже тысячу раз делал… Да погоди же ты, – взмолился он, когда я попытался его прервать. – Давай поедем вместе. Заскочишь на кампус, возьмешь шмотки и…
– Остынь, – повторил я уже в третий раз. – Никуда я тебя отвезти не могу, у меня нет машины.
Он отпустил мой локоть.
– Вот оно что, – горько усмехнулся он. – Ну, спасибочки.
– Слушай, я просто физически не могу. У меня действительно нет машины, я приехал на такси.
– Можем взять машину Генри.
– Нет, не можем – ключи у полиции.
Чарльз пригладил волосы дрожащей рукой:
– Ну, значит, домой. Только не бросай меня, ладно?
У меня не было сил с ним спорить:
– Ладно. Погоди, я вызову такси.
– Не надо такси, – запротестовал он. – Что-то мне как-то… Давай лучше прогуляемся.
От центра до дома близнецов было километров пять – та еще прогулочка. Существенная часть пути лежала вдоль шоссе, и проносившиеся мимо машины обдавали нас упругими волнами выхлопного газа. Голова у меня раскалывалась, ноги словно свинцом налились. Однако Чарльзу утренняя прохлада, похоже, пошла на пользу. Примерно на полдороге нам попался «Тейсти-фриз», и он купил себе колу с мороженым.
Под ногами хрустела щебенка, в ушах противно зудела мошкара. Чарльз курил, потягивая напиток через полосатую трубочку.
– Значит, вы с Генри поссорились, – произнес я, просто чтобы не молчать.
– Откуда ты знаешь? Это он тебе сказал?
– Да.
– Не помню. Да и не важно. Меня достало выслушивать его поучения.
– Знаешь, что для меня до сих пор остается загадкой?
