– Ты че, мужик? Все идут. Ё-мое, хочешь сказать, ты никогда на «Чумном четверге» не был?!
И я отправился в «Старую корчму» вместе с Клоуном, Джуди, Брэмом, Софи, какими-то ее подружками и еще целой толпой незнакомого народа. Не помню, когда я вернулся домой, но проснулся я в шесть вечера на следующий день, когда ко мне постучали. Голова раскалывалась, живот крутило, но я все же поднялся, накинул халат и открыл. На пороге, улыбаясь, стояла Софи и держала в руках бумажную тарелку с рогаликом. Судя по заляпанной глиной футболке и выцветшим джинсам, она была прямо с занятия по керамике.
– Ты как? Все путем? – спросила она, заходя.
– Угу, – промычал я и, покачнувшись, ухватился за спинку стула.
– Ну и надрался же ты вчера.
– Знаю.
Внезапно перед глазами поплыло красное марево. Мне не стоило вставать, нет, нет, это было огромной ошибкой.
– Решила вот тебя проведать, а то мне что-то неспокойно было. – Она засмеялась. – Ты целый день нигде не появлялся, а тут еще сказали, что флаг приспущен. Я испугалась, вдруг это ты умер.
Я присел на кровать и, глубоко дыша, уставился на Софи. Я видел ее во сне… или это был не сон? Кажется, мы с Брэмом играли в пинбол и пили виски, а рядом маячило ее неоново-синее лицо. Потом был кокаин с коробочки от компакт-диска, потом, помню, я трясся в кузове пикапа, потом чья-то квартира… Дальше провал. Впрочем, зашевелилось смутное воспоминание: уставленная пивными бутылками кухня, на стене – календарь нью-йоркского Музея современного искусства, мы с Софи стоим у раковины и беседуем на какие-то очень серьезные темы. Внезапно страх ударил под дых. Банни! Не сказал ли я что-нибудь про Банни?
В полном смятении я напрягал память. Нет, я не мог, никак не мог. Ведь правда – если бы я сказал что- нибудь такое, Софи не пришла бы сейчас ко мне, не смотрела бы на меня с таким сочувствием и уж конечно же не принесла бы мне этот трогательный рогалик (от одного запаха которого – рогалик был с луком – меня выворачивало наизнанку)?
– А как я попал домой?
– Ты что, не помнишь?
В висках застучала кровь.
– Нет.
– Да, тяжелый случай. Мы уехали от Джека на такси.
– Куда?
– Сюда, к тебе.
Неужели мы переспали? Ее лицо ни о чем не говорило. Если да, я был бы только рад – Софи мне нравилась, я знал, что нравлюсь ей, кроме того, она была одной из самых симпатичных девушек в колледже, – но такие вещи хочется знать наверняка. Я начал прикидывать, как бы выяснить это потактичнее, как в голову нечеловеческой болью отрикошетил стук в дверь.
– Войдите, – крикнула Софи, и на пороге возник Фрэнсис.
– Подумать только! – воскликнул он. – Встреча участников автопробега «Хэмпден – Шейди-Брук»! А меня пригласить, конечно, забыли!
– О, Фрэнсис, привет! Как поживаешь?
– Спасибо, прекрасно. Давненько мы с тобой не виделись.
– Я тебя как раз на днях вспоминала.
– Приятно слышать! Как твои успехи?
Я лег навзничь. Мне хотелось умереть, а они трещали как сороки над самым ухом. Я был бы рад выставить их взашей, но силы мои иссякли. Наконец оживленная беседа стихла.
– Так-так… И что же с нашим маленьким пациентом? – спросил Фрэнсис, бросив взгляд в мою сторону.
– Перепой.
Фрэнсис склонился надо мной, и я понял, что он чем-то взволнован:
– Надеюсь, это послужит ему уроком, – произнес он тем же шутливым тоном и добавил по-гречески: – Важные новости, друг мой.
Сердце зашлось тоскливым ужасом. Все пропало. Я расслабился, сболтнул лишнее, и теперь…
– Что я натворил? – спросил я по-английски.
Фрэнсис, я знал, не мог не забеспокоиться, но ничем себя не выдал.
– Понятия не имею. Может, выпьешь чайку?
Я попытался вникнуть в смысл его слов, но удары молота по стенкам черепа не давали сосредоточиться. Огромная зеленая волна подкатила к горлу, замерла, готовая вырваться наружу, затем отступила. Я едва не рыдал от отчаяния. «Ах, если б меня оставили в покое… – думал я, – просто оставили в покое и дали полежать… одну минуту… абсолютно неподвижно…»
– Нет. Пожалуйста, – выдавил я.
– Пожалуйста что?
Набежала следующая волна. Перевернувшись на живот, я издал жалобный стон.
Софи оценила ситуацию первой.
– Пойдем, – сказала она Фрэнсису. – По-моему, ему нужно еще немного поспать.
Я погрузился в мучительную дремоту, откуда спустя какое-то время меня выдернуло негромкое «тук-тук-тук». Скрипнула дверь, на темном полу высветился желтый прямоугольник, и в комнату проскользнул Фрэнсис. Включив настольную лампу, он пододвинул стул к кровати:
– Прости, но мне просто необходимо поговорить с тобой. Произошло нечто очень странное.
Прежний страх вновь растекся внутри комковатой склизкой жижей.
– Что? Что случилось?
– Камилла съехала. Совсем. Никаких ее вещей в квартире не осталось. Там сейчас Чарльз – мечется, как тигр в клетке. Говорит, она остановилась в «Альбемарль-инн». Можешь вообразить? В «Альбемарле»!
Я тер глаза, пытаясь что-то припомнить:
– А, да, я слышал.
– Ты слышал? – Фрэнсис разинул рот. – Кто тебе сказал?
– Клоук, кажется.
– Когда?!
Я пересказал то, что удалось вспомнить.
– Просто вылетело потом.
– Вылетело? Как такое может вылететь?
Я приподнялся, и боль стиснула голову с новой силой.
– Какая, вообще, разница? – сердито спросил я. – Ничего удивительного, что ей надоело пьянство Чарльза. Он возьмет себя в руки, и она вернется.
– Но «Альбемарль», – простонал Фрэнсис. – Ты хоть знаешь, сколько там стоит номер?
– Догадываюсь, – бросил я с раздражением. «Альбемарль» был лучшей гостиницей в округе, там останавливались президенты и кинозвезды. – И что с того?
Фрэнсис схватился за голову:
– Ричард, ты глуп как пень. Тебе что, мозги вчера повредили?
– Что ты несешь?
– Двести долларов в сутки, как тебе это? По-твоему, близнецы могут себе такое позволить? Кто, как ты думаешь, платит за нее?
Я растерянно заморгал.
– Генри, вот кто, – объявил Фрэнсис. – Он приехал, когда Чарльза не было дома, и вывез ее со всеми вещами. Чарльз вернулся, а Камиллы нет, будто никогда и не было. Он даже не может ей позвонить, она зарегистрировалась под вымышленным именем. Генри, естественно, ничего ему не скажет. Мне, собственно, тоже. Чарльз вне себя. Он просил меня вытянуть из Генри хоть что-нибудь, я попробовал – как об стену горох.
