К публичным зрелищам и увеселениям, доходы с которых подлежали сборам в государственную казну, относились представления, концерты, балы и маскарады во всех театрах (как императорских, так и частных), в цирках, клубах, садах и других общественных местах, выставки (за исключением сельскохозяйственных), базары с музыкой, частные музеи, литературные и музыкальные утренники и вечера (за исключением лекций, народных чтений и т. п., устраиваемых лишь с научно-просветительской целью и не имеющих характера увеселения или зрелища), живые картины, электрические театры (кинематографы, биофоны и т. п.), скачки, бега, гонки, зверинцы, стрельбища, карусели, горы, качели, другие платные аттракционы.
Согласно Правилам Государственного совета, в пользу Ведомства учреждений императрицы Марии с 5 мая 1892 года брался обязательный благотворительный сбор с посетителей зрелищ и увеселений во всех местностях империи, кроме Царства Польского и Великого княжества Финляндского.
Такой сбор в размере 1–2 процента от стоимости билета оплачивался в дополнение к цене билета за вход на мероприятия. Оплата контролировалась наклейкой на билет особых марок Ведомства Марии. Без марки входной билет считался недействительным. Марка приклеивалась следующим образом: одна ее часть находилась на билете, другая — на его корешке. Дорогие билеты обклеивались несколькими марками в ряд. Было запрещено клеить их «одна на другую».
Погашение марок производилось отрывом билета от корешка в момент его купли-продажи.
Марки были пяти разрядов. По номиналу каждая имела определенный цвет: коричнево-желтый — 2 копейки, сине-голубой — 5, красно-розовый — 10, фиолетово-лиловый — 25, темно— и светло-зеленый — 50 копеек. Размером они не отличались: 12 мм — 151 /3 мм.
Интересен был рисунок марки, особенно для нашего современника, потому что уже давно кануло в Лету воспоминание о существовавшем в Москве и активно работавшем полтора столетия Императорском Воспитательном доме. Вместе с тем разыскать оттиски герба этого учреждения весьма проблематично. На марке сбора был изображен такой герб.
На темном фоне — светлый щит, на щите — герб Воспитательного дома в виде пеликана, кормящего трех птенцов, над щитом — императорская корона с развевающимися над нею в обе стороны лентами. Рядом со щитом — надпись: «Ведомство учреждений Императрицы Марии». Под щитом — цифра достоинства марки с буквой «К» (то есть копеек). По полю марки еще шли арабески и орнаменты.
Средства со сбора марок поступали на воспитание и призрение обездоленных, неимущих, больных и убогих.
Случалось так, что марки подделывались мошенниками. Иногда, чтобы обойти законный перечень публичных мест, организаторы увеселительных зрелищ устраивали свои представления в вокзалах станций казенных и частных железных дорог. Видимо, в силу этих причин многие вокзалы отличаются шикарным интерьером с расписными плафонами, лепниной, скульптурами, имеют просторные рекреации, где можно заметить прекрасную акустику.
В Новогодье
По современному календарю дореволюционное Новогодье приходится на ночь с 13 на 14 января. Ныне этот день имеет странное для иностранного уха название — Старый Новый год. В наше время, когда границы перестали быть труднопреодолимыми препятствиями, резких отличий в зимних праздниках в разных странах почти нет. А вот московское Новогодье столетней давности было весьма своеобразным.
Для примера можно заглянуть в 1900 год.
31 декабря с 10 часов вечера весь Кремль был буквально набит богомольцами, желавшими присутствовать во время торжественного молебна.
Внутренние помещения кремлевских храмов и монастырей переполнились народом. Ровно в 12 часов раздался праздничный благовест огромного колокола на Ивановской колокольне и все московские церкви огласились чарующим перезвоном.
Торжественное молебствие, которое совершал митрополит Московский Владимир, закончилось во втором часу ночи. Одновременно служба проводилась и в кафедральном соборе храма Христа Спасителя. Здесь пел хор кремлевского Чудовского монастыря. Пришло много москвичей.
Рождественские и новогодние народные гулянья на открытом воздухе традиционно проходили за Пресненской заставой, здесь собралось около 10 тысяч человек.
После встречи праздника купечество в тот год не торопилось являться с поздравлениями к своим родным и знакомым. Многие и вовсе отказались от этого обычая, заменив его новым, когда вместо визитов определенные на то деньги расходовались на пожертвования в пользу благотворительных учреждений. От старой традиции оставалась в силе пересылка по почте визитных карточек с поздравлениями. Смена привычек заметно отразилась на карманах швейцаров и домашней прислуги: в праздники Рождества Христова и Нового года они получали чуть ли не второе годовое жалованье.
В старину для всеобщей потехи лишь ленивый не рядился в смешную одежду. Но на Рождество и Новогодье 1900/01 года ряженых значительно поубавилось. Сам святочный сезон уже утрачивал свой задор, когда по Москве ехали-летели на лошадях или шумно бродили по улицам обыватели в умопомрачительных нарядах с песнями, гармошками. Тогда главная Тверская улица представляла огромную театральную вереницу разукрашенных повозок, спешивших в рестораны на Санкт-Петербургском шоссе или, наоборот, возвращавшихся оттуда.
Рестораны и трактиры встречали и провожали своих шумных гостей, подобно огромному конвейеру. Бывало, в питейных заведениях устраивались потасовки и драки. По этой причине туда заранее стекались полицейские чины для наведения порядка и поддержания атмосферы праздничного веселья.
В конце ХIХ века купеческое сословие, любившее разгул, вдруг рядиться отказалось. Поэтому в масках встречались лишь представители молодого поколения купцов да простолюдины. Но таковых в рестораны перестали пускать во избежание скандалов и порчи имущества. Но ряженые не отчаивались и ехали веселиться в дома знакомых семейств и друзей, где запреты на их впуск уже не действовали.
В тот год хороших загородных ресторанов было три-четыре. «Яр», не в пример другим, имел всегда полный аншлаг гостей. Подъезжавшие со стороны Тверской посетители, не найдя себе здесь места, звали: «Поехали в „Стрельну“!» — «Лучше в „Эльдорадо“, к Скалкину», — кричали другие гуляки. «А может, к „Юлю“? Василий Федорович наверняка нас пустит и хорошо угостит!»
Тройки и парочки летели в заданном направлении, но вдруг обнаруживали, что «Юль» был закрыт. «Отпирай, а то двери выбьем!» — кричали приехавшие. Сторожа отвечали, что ресторан работать не будет. «Почему?» — «Потому что хозяин цену на аренду помещений повысил. Приезжайте в другой раз. Василий Федорович по соседству откроет». Тогда ехали к Скалкину в «Эльдорадо», в Петровский парк.
Этот ресторан считался очень приличным, с зимним садом, правда, не таким, как в «Стрельне». Он был богаче обставлен тропическими растениями, с поющими канарейками, которые всеми сезонами жили в этом саду, пели и летали на свободе. При этом же саде имелись чудесно отделанные удобные кабинеты. Среди садовой зелени была устроена обширная сцена, на которой выступили арфистки, цыгане, песенники и шансонетки. Хор считался хорошим. Недурную славу имел и буфет…
В то Новогодье на Тверской улице, в трактире «Отрада», где так уютно проводили празднество обыватели попроще, случился жуткий переполох. Здесь один нетрезвый посетитель в разгар всеобщего веселья вытащил из кармана револьвер и начал расхаживать с ним по комнатам. Н. А. Некрасов в свое время, наверное, про таких говорил: «Дураков не убавим в России, а на умных тоску наведем».
Публика, вместо того чтобы вместе с этим вооруженным господином продолжать еще веселее резвиться, поняла его манипуляции с оружием как угрозы собственным жизням. Крики о помощи и вопли ужаса из открытых дверей обратили к заведению внимание дежуривших на Тверской полицейских…
В полицейском участке задержанный назвался крестьянином Шадриным. На вопрос, зачем он приобрел револьвер, Шадрин заявил, что купил оружие «для забавы», но разрешение на его хранение не представил. Опасный потешный предмет у шутника отобрали.
На рубеже 1902–1903 годов
В канун 1903 года в казначейство Московского городского управления от банкиров братьев Джамгаровых поступило 5 тыс. рублей для образования капитала имени И. И. Джамгарова. Капитал должен оставаться неприкосновенным, а проценты с него — поступать городским попечительствам о бедных по усмотрению городского головы.
Тогда же по инициативе рабочего Н. Т. Красивского в доме Шерупенкова, на углу Тверской и Лесной улиц, в декабре 1902 — начале 1903 года были устроены детский праздник и елка для детей рабочих табачного и парфюмерного производств. Ребят развлекали оркестр, составленный из учеников Московской консерватории под управлением Н. М. Салищева, гармонисты, фокусники, клоуны, др. Исполнителями выступали рабочие фабрик. Сами дети читали басни в лицах, пели под оркестр «Славься» и гимн «Боже, царя храни».
На елке было 500 маленьких москвичей разных возрастов и 250 родителей. Фабриканты Ралле, Сиу, Брокар, Остроумов, Чепелевецкий, Бодло, Леви, Ченцова, Габай и Дукат были очень довольны рабочей инициативой.
По отчетам, напечатанным в прессе, «от фабрикантов Габай, Дукат, Ралле и некоторых других на устройство праздника поступило 169 рублей 27 копеек». Кроме того, фабрикой Габай было прислано 20 фунтов конфет. «Многие родители устроились с детьми за чайными столиками. Детям на елке были розданы гостинцы».
Тогда же из газет московские обыватели узнали, что с Новогодья 1903 года путешествующие москвичи могли себя комфортно чувствовать при поездках в молодую столицу страны. В Северной Пальмире 1 января открывалось новое благотворительное Общество взаимопомощи уроженцев Московской губернии, находящихся в Санкт-Петербурге. По уставу, общество в своей работе оказывало «необходимую материальную и нравственную поддержку всем москвичам».
В начале года, как всегда зимой, наши горожане были свидетелями не только снегопадов, гололедицы, холодов, но и некоторых других каверз природы. В некоторых районах Москвы были отмечены просто удивительные вещи. О них поначалу много говорили и судачили, потом через журналистов узнавал весь город.
Чем же были озадачены обыватели? А вот, к примеру, чем.
В январе на Кузнецком мосту около дома Тверского подворья почти все проходившие мимо магазина токарных изделий господина Шольца получали какие-то непонятные импульсы: их начинало трясти. Кого сильнее, кого слабее. Никто не мог понять, отчего их этак «знобило».
Когда дело стало принимать массовый характер, в городскую управу пошли серьезные жалобы. Пешеходы просили разобраться, что за сотрясения испытывают их тела на вполне определенных местностях Москвы. Они в своих обращениях не называли чудеса нынешним словом «полтергейст», но подозревали что-то экзотическое, таинственное, нечистое.
Спешным порядком вызванные на Кузнецкий мост специалисты стали наблюдать за прохожими и заметили, что подверженными воздействию странных сил оказывались только люди, не имевшие на ногах резиновых галош. Возникло предположение, что не защищенные резиной пешеходы — жертвы некоторой шалости новомодного электричества.
После приборных измерений выяснилось, что прохожие в опасных зонах подвергались довольно сильному действию электрического тока.
Электричество поражало пассантов (пешеходов) из-за неисправностей проводки в подземных кабелях, подводивших ток для освещения магазина Шольца, а также других московских учреждений.
Вскоре были проведены определенные работы, даны соответствующие указания. И наш современник свободно передвигается по центру освещенной Москвы, не имея на ногах ни одной галоши.
