— Вот кстати — а крысы как? Мы так поняли, что они тоже зомбаками становятся, когда дохнут. А вот мутируют?
— В природных условиях такие не отмечались — сказал десятник.
— А в 36 команде? — несогласным тоном вопросил очкарик.
— А в 36 команде был скорее всего упокоен бультерьер. Просто эта тварь похожа издаля на крысу, вон в Москве такой удрал в метро, бегал по тоннелям, потом пошли рассказы о чудовищных крысах — весомо возразил десятник.
— У нас была пара случаев, что крысаки своих задохлых спецом выводят на людей. И задохлые у них такие же тупые, как и свежие зомбаки. Идет прямо под палку. А живые крысы за этим наблюдают с безопасного расстояния.
— В общем вот такие пироги с глазами. Их едят, а они — глядят — невесело пошутил десятник, посмотрел — чищено ли оружие у подчиненных, приказал убрать со столов и первым вышел из столовой. Остальные потянулись следом, побрякивая оружием, обсуждая кто что, Ирина не слушала их. Услышанное впечатлило сильно. Теперь стоило все это обдумать, чтоб вжиться. И стоит помириться с соседкой. Врагов тут заводить не надо.
В спальне ее соседка ничком лежала на застланной кровати, уткнувшись лицом в подушку. Ирка присела на скрипнувшую койку и тихо сказала:
— Ты зла не держи. У меня кроме мужа живых родичей не осталось. Да и что такое попасть к бандитам, тоже знаю. Довелось по глупости.
Ириха подумала, может тронуть напарницу рукой, потом заколебалась — за плечо или за спину тронешь, а та еще больше разозлится, решила руки не распускать. Брюнетка пошевелилась, скозь волосы блеснул глаз и она глухо пробубнила:
— Забей… проехали.
— Лады — с некоторым облегчением сказала Ирка.
Помолчали. Ирка чувствовала себя глуповато. С одной стороны напарница могла быть полезной, да и так вроде не вредная она девка. С другой — так молча сидеть… Это хорошо с давно знакомыми близкими людьми, когда ничего нового по определению рассказано быть не может, но вместе сидеть — уютно и душевно. Тут как раз наоборот — было неуютно, а вот информации важной получить хотелось. Ирина заметила, как стушевался весьма уверенный в себе десятник, как только речь зашла о родовспоможении. Ясно, что и здесь с этим делом было туго. Может и получше, чем в деревне, но тоже не фонтан. А не фонтан означал, что получится дикий риск — и для ребенка и для нее. Нет, определенно стоило уточниться — что да как тут. Ирка прекрасно понимала, что в общем ей везло все время — и попасть в компанию вменяемых людей, это тоже удача. Другое дело, что смущало известие о том, что их будут направлять на куда как более опасные задания, это пока они в себя пригодят после разгрома. И эта передышка вряд ли будет долгой.
— Кто у тебя был первый? — вдруг спросила напарница.
— В каком смысле? — встрепенулась Ириха. Вопрос был странноватым и Ирка сначала подумала о том, кто ее девственности лишил, нагловатый пацанчик по имени Валерик… Вот уж о ком ей совершенно было неинтересно ни вспоминать, ни рассказывать. Такая она дура была, стыдно самой. Даже сейчас.
— В смысле твой первый мертвяк — пояснила все так же глядевшая из-под волос напарница.
— А это… Один из бандюганов, к которым я попала. Муженек хоть и припозднился, но в общем успел вовремя. Живых бандюганов он положил, а мне пришлось их окончательно упокаивать. Но они в меланхолии полной находились, короче не о чем особенно говорить.
— Типа стрельбище?
— Ага. Подошла — стрельнула, подошла — стрельнула. С остальными живыми бандюганами солонее пришлось.
Тут Ирка вспомнила легенду о том, как ей попал пистолет и автомат и выдержав паузу добавила предусмотрительно:
— Но для меня это уже новостью не было, мы еще когда из города убирались на трассе мертвяков видели. Вот с ментов мертвых сняли пистоль и укорот. Но там я не смотрела, как их муж угомонил.
— Ты выпить хочешь? — не слишком слушая ее, спросила кудлатая.
— Нет, наверное не стоит, как бы малышу не повредить — осторожно отказалась Ирка.
— А я выпью — с вызовом в голосе заявила брюнетка. Достала из-под подушки маленькую, блестящую серебром, фляжечку, щелкнула крышкой и приложилась. Чуть поморщилась — пойло во фляжке было крепким. Глянула на Ирку, пояснила:
— Ром. Хороший. Напоминает мне мохито. Мне нравилось мохито. А тебе?
Ирка подавила желание спросить о том, что это за питье — слыхать о мохито она слыхала и даже видала пару раз бутылки зеленоватой газировки в супермаркете, но по телевизору речь шла не о газировке, а о навороченных коктейлях в клубах, потому, чтобы не попасть впросак, она воздержалась от ответа. Просто пожала неопределенно плечами. Соседка снова хлебнула из фляжечки:
— И фреш. А ты как относилась к фрешу утром? У нас это было в обычае — заметила напарница.
— Не, я утром чай. А так… Я вообще стараюсь не пить всякое. Тем более крепкое.
— Опасаешься, что понесется по кочкам? — понимающе хмыкнула кудлатая.
Ириха смутилась. Ну и это тоже… Родители-то перед глазами стояли. Разговор этот не шибко нравился ей. Толку от него никакого, а становится неудобно, что она даже не знает, что такое фреш. Или там это, как его — махита. Иронично поглядывая на Ирину, кудлатая приложилась к своей фляжечке. Видать хорошо приложилась — фляжечка грамм на сто явно пустела, потому напарница вытрясла последние капельки в открытый рот, с сожалением закрыла крышечку и сунула фляжку обратно под подушку. Глаза у кудлатой повлажнели, она странно поглядела на собеседницу и вдруг отрывисто заговорила:
— А у меня первый мертвяк — мамита мия. Мамочка моя. Самая любимая. Она и сейчас в нашей квартире ходит. Мне повезло, что она запнулась. Они вначале плохо ходят. Сама знаешь.
Кудлатая покивала головой.
Ирина с сочувствием слушала, но в глубине души ей было совершенно безразлично что да как происходило у ее напарницы. Этих историй она уже наслушалась от души, почти у всех, кто попал в рабы креативным бандосам, за спиной были обернувшиеся друзья, жравшие других друзей, восставшие родичи- умертвия и все это было до крайности однообразно — Петю укусили на улице, он пришел домой, почувствовал себя плохо, уснул. А потом укусил Васю, а Вася убежал к Мите и перекусал у Мити всю семью с детьми и когда дедушка Толя приехал за ними, то внучки на него напали и загрызли, а потом загрызли бабушку Виолетту и ее соседку Генриетту, а те в свою очередь перекусали полподъезда и в этом им помогала дворничиха-таджичка и алкоголики со второго этажа… А Митю свезли в больницу врачи скорой помощи у которых все руки были забинтованы, а там вообще был кошмар и так далее и тому подобное. Как правило все эти рассказы про обрубаемые генеалогические древа были скукой смертной, перечисление неведомых людей, словно в телефонном справочнике или на плите здоровенной братской могилы, вызывало уже зевоту, а жуткий трагизм первых дней скорее смотрелся с вершины полученного опыта как непроходимый идиотизм, дремучий и невероятный. Идиотов же не жалко. Нет, умом-то Ирина понимала эмоции рассказчиц, да и сама отлично помнила, как ледяным ознобом прошибло от затылка до пяток, когда она увидела разодранные портки Витьки и струйку его крови, текущую по дрожавшей ноге. И волнения ночью и ожидание деревянной шаркающей походки в тишине после оборвавшегося храпа, и радость, когда храп возобновлялся с еще большим энтузиазмом. Никогда до той ночи в мертвой деревне, заливистый храп Витьки не был таким приятным звуком. И радость от вороха рассыпанных Витькой матюков, когда утром он спросонья воткнулся в специально выставленную охранительную табуретку. Ирка тут легонечко ухмыльнулась, подумав, что ее муженек, и не будучи тупым зомби, все равно воткнулся в преграду. Потом нахмурилась. А тут еще и вдруг вылезшие воспоминания о Верке… Та небось тоже мохито хлестала в ночных клубах. Ее бы упоминания об этом чертовом фреше не смутили б. Одного поля ягоды. Но все это никак на физиономии Ирихи не отразилось. Уж что-что, а выглядеть внимательно слушающее она умела, частенько доводилось так воспринимать длиннющие повествования Витьки о всякой лабуде вроде техники или оружия. Нет, кое-что она и слушала и запоминала, но вот тонкости настройки карбюратора, специфика устранения люфта рулевой колонки, и нюансы снаряжения патронов разного рода пулями ей были совершенно неинтересны. Она же не учила Витьку как посуду мыть или борщ варить? Есть мужские дела.