судостроения не имела еще опыта обеспечения прочности лодочных корпусов, в которых есть вырезы для шахт большого диаметра. Сейчас могу сказать одно: расчеты наших корабелов- конструкторов под руководством будущего академика Николая Никитича Исанина (ныне покойного) оказались верными. Подтвердило это и глубоководное погружение до 200 метров на завершающем этапе государственных испытаний. После 150 метров услышали «пение» прочного корпуса. Чем глубже, тем более «высокие ноты» брала лодка. Это результат упругих напряжений металла, особенно в местах сварки прочного корпуса. Вот откуда слышалось «пение». В принципе это нормальное явление при давлении на ПЛ с увеличением глубины. И все прошло гладко, однако внутреннее состояние наше «гладким» не назовешь. Тем более, в забортной арматуре выявили ряд дефектов. Устраняли их уже в заводских условиях, на 402-м заводе. После этого 30 июня госкомиссия подписала акт о приеме Б-67 в состав флота. Прошли и транспортные испытания.
Упрощенно это можно выразить так: необходимо «обкатать» лодку с полностью снаряженными ракетами на борту при длительном плавании в различных условиях, да еще чтобы Р- 11ФМ летела до заданной цели после хранения в столь жестких условиях. Несколько месяцев похода, а потом - пуски ракет. Королев, как известно, всегда непосредственно участвовал в испытаниях своих «изделий». А произошла наша встреча на флотском полигоне, куда я приехал обговорить план испытаний и вопросы доставки ракет на Б-67. Характер главного конструктора узнал на совещании у главнокомандующего ВМФ адмирала С. Г. Горшкова перед первым длительным плаванием Б-67. Мне поручили сделать доклад. Главком часто перебивал, задавал много вопросов, хотя доклад (в 14 экземплярах!) предварительно раздали участникам совещания, а там излагались ответы почти на все его вопросы. Видимо, Горшков не читал доклад. Вот тут меня и выручил Королев: «Сергей Георгиевич, есть предложение вначале заслушать командира, а потом задавать ему вопросы».
Стало спокойнее. Видимо, слова Королева подействовали. Кроме «писаного» текста у меня самого были вопросы, особенно к довольствующим органам. По ракетному оружию тогда не существовало норм снабжения, никто не хотел этим заниматься. Многие участники совещания считали это мелочевкой, а главком почему-то недовольно спросил: «Может, вам, товарищ Гуляев, наждачной бумаги не хватает?» Я-то понимал свое положение, но все же не выдержал и ответил, что будь у меня фабрика снабжения, то не ставил бы эти вопросы. Сказал - и жду реакции. Но тут поднимается Королев, оглядел присутствующих и резко бросил: «Командира нужно поддержать, он не для себя ведь просит». После такого поворота на любую мою просьбу следовало «да». Все знали, каким авторитетом пользовался Королев у Хрущева. Через командующего флотом Чабаненко даже удалось выбить несколько комнат для офицеров и сверхсрочников, чьи семьи с малыми детьми ютились кто где.
Тогда же главком по просьбе Королева дал «добро» проводить испытания при любой погоде. Главный конструктор прилетел в Молотовск провожать корабль. А с нами в море ушел заместитель Королева Попков Иван Васильевич.
Нас сопровождал тральщик под командованием Г. А. Аммона (напомню, впоследствии он стал известным историком флота, доктором исторических наук). На тральщике располагалась походная лаборатория для исследований состава воздуха в ракетных шахтах. Пробы воздуха пока беспокойства не вызывали. Но сами операции (они проводились ежедневно) по передаче проб на ТЩ принесли много хлопот, особенно когда шторм, а такая погода была почти весь месяц.
Приходилось пробы помещать в резиновый мешок, крепить его к спасательному кругу и на спасательном конце передавать на тральщик. Я старался прикрывать тральщик от волны корпусом лодки. Это было весьма сложно, оба корабля подвергаются опасности, в таких ситуациях возможно столкновение. Но беды удавалось избегать… А личный состав ракетной боевой части под командованием Семена Бондина и офицеры стартовой команды полигона, которые находились на борту, контролировали состояние ракетного комплекса. Представьте себе такую картину. Шторм, а к двум нашим Р-11ФМ приходится добираться через лаз шахты, расположенный на уровне стабилизаторов ракеты. Случись авария, человека уже не спасти.
Через месяц мы вернулись в базу, проверили комплекс - и сразу на стрельбу. На борту находились Королев, который, кстати, являлся председателем госкомиссии и техническим руководителем стрельб, и комфлотом Чабаненко. Старт был успешным, а это значит, что ракета, «пережившая» в течение месяца динамические нагрузки и температурные перепады, не потеряла своих боевых качеств.
Буквально через сутки, загрузив ракету в освободившуюся шахту, Б-67 опять вышла в поход. На этот раз программа испытаний предусматривала двухмесячное плавание в арктических морях, а для увеличения динамических нагрузок на ракеты приходилось даже в шторм выполнять резкие маневрирования, срочное погружение на глубину до 200 метров и обратное быстрое всплытие.
Пошли в Карское море, а потом обогнули Новую Землю вокруг мыса Желания (кстати, именно в этом районе моя первая лодка, в качестве командира, Краснознаменная С-101, потопила в годы войны новейшую немецкую U-639, пиратствующую в арктических водах), а потом плавание проходило в Баренцевом море, вплоть до Гренландского. За два дня до прихода в базу легли на грунт для спокойной проверки ракетного комплекса и всего корабельного оборудования. Два дня на грунте - лучшего отдыха не придумаешь после штормового похода.
После короткого захода в Молотовск мы вышли опять в море, теперь - на стрельбу. Предполагалось запустить сначала одну ракету, а еще через сутки - другую. Но за несколько минут до первого пуска сгорел трансформатор в системе, вырабатывающей данные для ориентации ракеты на цель. Я и Сергей Павлович (он отправился с нами на стрельбу) были в это время в боевой рубке. Королев приказал остановить предстартовую подготовку, возвращаться в базу. На одном из кораблей обеспечения находился замглавкома ВМФ вице-адмирал В. Н. Иванов (очень суровый человек!), и я должен был получить у него такое разрешение. Королев согласился, но связь на УКВ оказалась неустойчивой, а зрительная связь прожектором забивалась яркими лучами солнца. Пришлось просить главного конструктора самому записать свои указания в вахтенный журнал, что Сергей Павлович и сделал. Это пример того, как главный конструктор умел брать ответственность на себя… Словом, вернулись на 402-й завод, Королев быстро связался с разработчиками, к следующему утру сгоревший трансформатор заменили. И почти сразу же отправились на стрельбу. Ракеты - одна, «прошедшая» двухмесячный поход, а другая -трехмесячный (ее запустили через день после первой), - не только успешно стартовали, но и попали в заданный район на боевом поле. Вот так и завершились транспортные испытания. Мы с Королевым крепко обнялись. И ничего не говорили. А потом, немного придя в себя, поздравили экипаж.
Уже возвращаясь домой, пригласил Сергея Павловича к себе в каюту и предложил отметить итог трехмесячного труда стопкой разведенного спирта. Но Королев сказал: «Я ведь не пою, а спирт - тем более…»
Иногда жена присылала ему бутылочку хорошего сухого вина,
он очень гордился такими подарками. У меня вина не было, начал просить прощение за предложенный спирт. Но Сергей Павлович, видимо, решил не портить командирское настроение своим отказом и поднял стопку. А выпив, неожиданно сказал: «Ты знаешь, Иван Иванович, ничего. Так, пожалуй, и пить начнешь…»
Еще один участник событий, о которых мы рассказываем впервые - Коробов В. К. Службу он начал в 1943 г. юнгой на Северном флоте, затем поступил в Высшее ВМУ им. М. В. Фрунзе. В 1954 г. назначен старшим помощником командира ПЛ Б-67, участвовал во всех первых пусках Р-11ФМ. Затем стал командиром лодки С-146, провел первые в нашей стране пуски крылатых ракет морского базирования. Вернулся на Б-67 уже в качестве командира. После учебы в Военно-морской академии был назначен командиром атомного подводного ракетоносца К-33. Служил начальником штаба дивизии и комдивом, начальником штаба 11-й флотилии атомных подводных лодок, затем был ее командующим. Несколько раз руководил подледными походами атомоходов на Северный полюс. В начале 1976 г. командовал тактической группой из двух кораблей (в состав ее входили ракетный подводный крейсер стратегического назначения и торпедная ПЛА) во время их 80-суточного перехода с Северного флота на Камчатку вокруг Южной Америки через Атлантический и Тихий океаны. За этот поход ему присвоено звание Героя Советского Союза.
Был начальником штаба Северного флота. Службу завершил в должности адмирал-инспектора Военно-Морского Флота Главной инспекции Министерства обороны СССР. Адмирал в отставке, живет в Москве. Он вспоминает:
- Будучи старпомом на Б-67, я серьезно взялся за изучение «баллистики». Тем более Королев несколько раз проговаривался, что уже готовится межконтинентальная ракета. Этими ракетами со временем планировалось оснастить и подводные лодки. Словом, я лично видел перспективы.
А назначение меня на «сто сорок шестую» произошло без какого-либо предварительного разговора. Пришла шифровка: приказом главкома назначен командиром С-146, убыть в Сормово на Волгу для приема подводной лодки. Набрался смелости и дал телеграмму в ОКБ Королева с просьбой, чтобы Сергей Павлович походатайствовал перед главнокомандующим ВМФ об отмене этого приказа, так как хочу продолжить службу на корабле с баллистическими ракетами. Ответа не последовало. Может, телеграмму просто-напросто не отправили с нашего узла связи. Пришлось ехать в Горький.
Советский Союз вновь начал разрабатывать крылатые ракеты после того, как были получены данные об американском «Регу-лусе». Но это же был неудачный проект.
Мы пошли другим путем. 19 июля и 8 августа 1955 г. подписываются постановления Совмина СССР по созданию комплексов П-5 и П-10 для подводных лодок. Разработка поручалась соответственно ОКБ-52 (В. Н. Челомей) и ОКБ-49 (Г. М. Бериев). А американцы вскоре прекратили производство «Регулусов». И мы потом отказались от серийного производства лодок с ракетами П-10, так как Бериев действовал по американскому образцу. На большой ПЛ 611-го проекта (ее водоизмещение на 600 тонн больше, чем у средней лодки 613-го проекта, которую модернизировали под комплексы П-5) размещался лишь один самолет-снаряд, его долго готовили к пуску. Все это снижало боевые возможности корабля.
Американцы, насколько я знаю, получив сведения о наличии у нас баллистической ракеты Р-11ФМ, быстро переориентировались. И когда создали свой комплекс «Поларис А-1» с подводным стартом, высокой точностью и очень большой дальностью по тем временам (2200 км!), то объединили усилия для проектирования атомохода под эти ракеты. Тут у них был прорыв, мы надолго отстали. Но потом, хотя и спустя десятилетие, они все же вернулись к крылатым ракетам.
Конструкторское бюро Челомея в отличие от своего «конкурента» Бериева нашло совершенно новое решение. Ракета (именно с П-5 это оружие стало называться крылатыми ракетами) находится в контейнере. Лодка всплывает, контейнер поднимается на стартовый угол, открываются крышки - и все. Пуск! Ракета вылетала прямо из контейнера за счет стартовых двигателей, лишь потом, уже в полете раскрывались крылья. Это в значительной степени сокращало предстартовую подготовку.
Первый отечественный ракетный подводный крейсер стратегического назначения, проект 667-А. Строились с 1967 по 1974 г. Всего - 34. На вооружении - 16 ПУ РКМ-25.
Но самое главное было в другом. Даже на ПЛ проекта 613-го можно было разместить до 4 контейнеров. Хотя на опытовой лодке С-146 установили только один контейнер, но в Горьком на заводе «Красное Сормово» в это же время начали переоборудовать корабли 613-го проекта, которым присвоили новый шифр 644, уже с двумя контейнерами.
Первой серийной ПЛ 644-го проекта стала С-80 (командир капитан-лейтенант А. А. Ситарчик). О ней нужно сказать особо, она затонула с экипажем в январе 1961 г. на Северном флоте в районе боевой подготовки. Ракет на борту не находилось. Поднята С-80 в июле 1969 г.
Где-то в апреле 1957 г., месяца два спустя после моего прибытия в Горький, пришло приглашение в ОКБ-52. Сразу же выезжаю в Реутов, где находилось конструкторское бюро Челомея. Разговор с Владимиром Николаевичем начался с того, что главный конструктор показал мне французский журнал, где на цветной вкладке была изображена… П-5, наша секретная ракета, в продольном разрезе. Кстати, Челомей листал журнал с каким-то особым удовлетворением. Мол, смотрите, лодка еще только собирается стрелять этой ракетой, а французы уже вот как хорошо ценят мою работу.
А потом пошли «новостроечные» будни, затем лодку в доке перегнали на Белое море. Встали в Северодвинске к стенке 402-го завода (впоследствии и ныне предприятие по строительству атомных подводных лодок). План летно-конструкторских испытаний сломался уже после того, как с полигона привезли макет ракеты. Выяснилось, что он не влезает в контейнер.
Ох, и кляли мы после этого инженеров. Пришлось авральным порядком демонтировать внутреннюю часть контейнера, срубать нержавеющую сталь. Заводская бригада (30 человек) полтора месяца работала на лодке. В море вышли только в ноябре. Уже стоял блинчатый лед, и хотя движению он пока не мешал, мы торопились. Пуск состоялся только вечером. Боялись, что от удара струи газов по прочному корпусу повредятся перепонки у личного состава 10-го отсека. Моряки ватой уши позатыкали, мы датчики поставили, но обошлось. Ракета пошла. Где-то минуту-полторы мы видели светящийся стартер. Потом он исчез, а телеметрия показала, что П-5 «сошла с дистанции» и упала в море. Вместо положенных 350 она пролетела 35-40 км. Экипаж сработал правильно. Неполадки были в ракете. Но причины срыва до меня не доводились. Поэтому и сейчас не могу назвать их…
Пуски отменили, а лодка зазимовала в 402-м заводе.
РАССКАЗЫВАЕТ И. И. ГУЛЯЕВ:
- В печати тогда появилось несколько заявлений маршала Г. К. Жукова (пока он был министром обороны) о наличии в СССР подводных лодок с баллистическими ракетами. Но я то знал,
