начал подозревать, что врач был прав — ее сначала необходимо было подготовить. Мы уже въезжали во двор, когда тетя Таня, по-прежнему глядя в окно, сказала негромко:
— Боже, какое счастье — он будет жить! — и заплакала.
В конторе сидел один Хома.
— Вострецов улетел? — спросил я, входя в комнату.
— Улетел, — кивнул Хома. — Еще утром. Просил передать, что к концу недели вернется.
— Шустрый, — буркнул я. — Хотя, может, и получится. Как у тебя дела с теми бетономешалками, о которых ты мне говорил?
— Сегодня в пять встречаюсь с начальником стройуправления. — Хома взглянул на часы. — Сейчас уже поеду.
Он пошел к дверям, но остановился, что-то вспоминая:
— Сан Саныч еще что-то просил передать, а что — не помню.
Он подумал еще немного, потом махнул рукой:
— Вспомню — скажу.
За ним закрылась дверь, и я услышал, как он спустился по лестнице. Я поднял трубку и набрал номер. К телефону подошла Светка.
— Как дела в институте? — спросил я.
— Нормально.
— Молодец. Тетя Таня тебе рассказала, что мы сегодня услышали от нашего врача?
— Да. Я хотела спросить тебя: это серьезно — то, что с дядей Лешей происходит сейчас?
Я услышал, как кто-то поднимается по лестнице.
— Думаю, что серьезно, — сказал я. — Хотя врач говорит, что угрозы для жизни нет.
Человек на лестнице уже подошел к самой двери.
— Но сколько они продержат его в больнице? — спросила Светка.
Дверь медленно открылась. На пороге стоял «волейболист».
— Пока не знаю, — ответил я. — Я перезвоню тебе позже, хорошо? — И положил трубку.
Этот парень стоял в дверях и молча смотрел на меня, не делая никаких движений. К себе я его, конечно, не подпущу — баллончик с газом у меня в кармане. Но что он задумал?
— Ну, — сказал я. — Слушаю тебя.
Ворот его футболки был распахнут, и я видел медальон на его шее: голова улыбающегося черта. Нагловатая была улыбка, неприятная. Сам «волейболист» по-прежнему молча смотрел на меня.
И в это время на лестнице послышались шаги. Парень посторонился, пропустив запыхавшегося Хому.
— Вспомнил, — сказал Хома. — Вострецов попросил, чтобы до его приезда с поляками ни о чем конкретном не договаривались.
Слушая Хому, я смотрел на «волейболиста». Тот постоял еще немного, потом бросил негромко:
— Ты не представляешь, как будешь жалеть о том, что сделал, — и, развернувшись, медленно начал спускаться по лестнице.
— Кто это? — опешил Хома.
— Мой враг, — сказал я.
Теперь я уже не сомневался — что-то должно произойти.
Светка встретила меня у порога.
— Как тетя Таня? — спросил я.
— Ты знаешь, что она мне сказала? Ходила, ходила по квартире, думала о чем-то своем, а потом вдруг говорит: «Мы должны забрать дядю Лешу из больницы».
— Как это — забрать? — удивился я. — Кто же нам его отдаст?
— Вот и я ей то же самое сказала. А она в ответ: «Он же не болеет, ему даже уколы перестали делать, так что не имеют права держать». Ты бы поговорил с ней.
Я прошел в комнату к тете Тане. Она сидела у открытого окна и смотрела куда-то между сосен.
— Тетя Таня, — тихонько позвал я.
Она вздрогнула и обернулась.
— Как ваши дела? — спросил я.
— Все хорошо, Эдичка. Я хотела поговорить с тобой.
— Я слушаю вас.
— Я сегодня подумала, что дядю Лешу надо непременно забрать из больницы. Я понимаю, что это стеснит вас со Светой, но я сама буду за ним ухаживать, пока он не придет в сознание.
— Дело не в том, стесните вы нас или нет. Пока дядя Леша без сознания, его из больницы никто не выпишет.
— Там за ним не будет никакого ухода, — сказала тетя Таня. — Здесь ему будет лучше.
— Но там он под присмотром врачей…
— И сколько же они собираются за ним присматривать? — Она взглянула на меня. — А если он не будет приходить в сознание долго, очень долго? Месяц, год? Он что — все время и будет там лежать? А как же я? Нет, его надо обязательно забрать оттуда. Мы привезем его сюда и обождем хотя бы недельку — может, все образуется. Ну, а если нет — я увезу его к нам, домой. И буду ходить за ним лучше, чем все медсестры вместе взятые.
Я покачал головой:
— И все-таки они дядю Лешу не отдадут.
— Как это — не отдадут? — удивилась тетя Таня. — Он что — их собственность?
Я понял, что она не отступится.
Врач едва не лишился дара речи, когда тетя Таня выложила ему свою просьбу. Мы стояли в коридоре больницы, и я в приоткрытую дверь видел палату и в ней — какого-то мужчину без ног, который непрерывно стонал.
— Вы представляете, о чем просите? — воскликнул доктор. — Нет, об этом не может быть и речи.
— Я хочу забрать его, — упрямо повторила тетя Таня.
— Если вы опасаетесь, что за ним не будет нормального ухода, можете дежурить в его палате, — сказал врач. — Но о выписке я даже не хочу говорить.
— Сестра! — простонал безногий. — Сестра!
— Никто не знает, сколько Леша пролежит без сознания, — сказала тетя Таня. — Так пусть он это время проведет дома.
— Вы знаете, что мы трижды в день кормим его через зонд? Вводим трубочку в желудок и кормим. Как вы собираетесь делать это в домашних условиях? А если вдруг ему срочно потребуется помощь врачей?
Мне показалось, что доктор раздражается от того, что ему приходится объяснять столь очевидные вещи.
— Я договорюсь с участковым врачом, она будет приходить к нам, — сказала тетя Таня.
— Трижды в день? — Доктор махнул рукой. — Не выдумывайте!
— Сестра! — Безногий уже не стонал, а кричал. — Сестра!
— Я сама научусь, — пообещала тетя Таня. — Я в молодости окончила курсы медсестер.
— Нет! — отрезал доктор. — Я считаю бессмысленным продолжать этот разговор.
— Сестра! Сестра!
Я видел, как нервничает доктор. Мне показалось даже, что у него начала подергиваться щека.
— Сестра! Ну подойдите же кто-нибудь! — умолял безногий.
— Бобылева! — рявкнул доктор, и я увидел, как его лицо покрылось пятнами.
Из соседнего кабинета выскочила медсестра и юркнула в палату к безногому.
— Я не оставлю его здесь, — сказала тетя Таня. — Ни за что.
— Я не решаю эти вопросы! — взорвался доктор. — Ну как вы не можете этого понять!
