Он снова покачнулся.
– Обопритесь на мое левое плечо, – повернулся Мориц. – Вот так… Теперь идемте.
Несмотря на опасения стрелка, им удалось спокойно выйти на берег канала. Нападавших видно не было, но Мориц не убирал палаш в ножны и шел, готовый в любой момент отбить атаку. Толстяк много хлопот не доставил, только тяжело дышал почти в самое ухо и невнятно бранился, когда они останавливались передохнуть. Попадавшиеся навстречу оборванцы с любопытством смотрели на странную парочку, но агрессии не выказывали. Окровавленный человек в диковинку здесь не был, а желание обобрать раненого сдерживал воинственный взгляд вооруженного стрелка.
Фон Вернер со спасенным перешли через мост. Ощущение было такое, как будто они пересекли границу между двумя княжествами. Разница сразу бросалась в глаза. Дома здесь были заметно новее, люди одеты почище, и на лицах отсутствовало выражение хищного интереса. Увидев окровавленное лицо, какая-то молодая хозяйка, выплескивавшая воду из медного таза в канаву, громко ахнула. Женщина запричитала, и на шум из двери дома высунулся мужчина. Шедший мимо прохожий остановился, с любопытством уставился на раненого. Мужчина и женщина с тазом поинтересовались у фон Вернера, что случилось. Узнав о нападении, предложили помощь.
Вытащив из дома табурет, мужчина усадил раненого, а его жена принесла теплую воду, полоску чистой холстины. От соседних домов подошли несколько любопытствующих. Посыпались расспросы, но стрелок был занят перевязкой, а толстяк стонал и делал вид, что не слышит. Кто-то предложил послать за стражей, но попавший в переделку бюргер воспротивился.
– Зачем? – он безнадежно махнул рукой. – Слава богу, украсть ничего не успели. Хорошо, что этот господин шел мимо, увидел злодеев и спас меня.
– Да никого наши «караси» не задержат, – фыркнул бородатый мужчина в кожаном фартуке. – Только и знают, что пьяных в кутузку таскать. А с ворьем связываться ни-ни! Даже нос боятся сунуть туда, – он глянул в сторону моста. – Скоро людишек средь бела дня резать начнут…
– Да вон, – бесцеремонно ткнула пальцем в раненого толстуха с волосами, прикрытыми вдовьим чепцом, – уже режут. Не жизнь, а страх один.
– И не говорите, фру Герта, – вздохнула хозяйка, принесшая материал для перевязки. – Хорошо, что господин военный не испугался.
– А чего ему бояться, – хмыкнул молчавший до сих пор прохожий. – Он – человек бывалый! Видите герб у него на берете? – говоривший обвел собравшихся торжествующим взглядом. – Это герб самого Герцога, – заявил он таким тоном, будто сам служил в полку по меньшей мере лейтенантом. – Человек в Последнем походе участвовал. Ветеран! Ему наше ворье на одну ладонь положить, другой прихлопнуть.
Фон Вернер ощутил, что краснеет. Собравшиеся вокруг женщины удивленно заохали, а мужчины сразу стали, как будто ниже ростом. Даже мрачно ожидавший окончания перевязки толстяк как-то по-новому посмотрел на своего спасителя.
– Такой молоденький, – вздохнула толстуха, – а столько в жизни натерпелся.
– Все, – закончив бинтовать, фон Вернер отступил от раненого. – Как вы себя чувствуете?
– Лучше, – толстяк тяжело поднялся и, взяв спасителя за руку, отвел в сторону. – Дорогой друг, не могли бы вы сопроводить меня домой? Я слишком слаб, чтобы идти одному… – он громко сглотнул. – Я заплачу вам, – понизив голос до шепота, закончил бюргер, – целый талер.
– Хорошо, – просто согласился стрелок. – Только показывайте дорогу, я города не знаю.
Не обращая больше внимания на людей, обсуждавших личность ветерана, раненый пошел прочь со своим спасителем. Шли они долго, так как время от времени толстяку становилось худо, и фон Вернер терпеливо ждал, пока тот придет в себя. Когда проходили мимо цирюльни, стрелок предложил зайти, показать голову брадобрею.
– Может, вам нужно кровь пустить? – сказал он озабоченно.
– Нет, – бюргер насупился. – Не верю я коновалам.
Он замолчал и только в самом конце путешествия поинтересовался, действительно ли молодой человек служил у Герцога?
– Да, – кивнул фон Вернер и на всякий случай добавил:
– Могу контракт показать, если хотите.
Толстяк отрицательно покачал забинтованной головой. Похоже, человек он был угрюмый, неразговорчивый и невежливый, а, может, сказалось пережитое нападение? Мориц подумал: не появись он в тупике скорее всего воры перерезали бы жертве глотку. Нет живого свидетеля, никто потом не сможет показать на преступников.
Они подошли к небольшому двухэтажному дому с закрытыми ставнями. Над дверью висела скромная вывеска, извещавшая, что здесь находится меняльная контора мастера Шруна и выдаются ссуды под заклад.
– Вольф Шрун – это я, – заметив взгляд спутника, произнес толстяк. – Сейчас, дорогой друг, сейчас, – выпустив руку стрелка, он стал рыться в поисках ключа, но массивная входная дверь открылась сама собой. На пороге стоял худой, прыщавый подросток в строгом черном платье. Не обратив внимания на стрелка, он раздраженно спросил:
– Ну, где вы пропали, папаша? Час прошел, как мессир приехал…
Заметив забинтованную голову Шруна, паренек осекся, испуганно спросил:
– Что случилось, папаша? Вы упали?
– Потом расскажу, Михель, – бюргер оттолкнул парня и вошел в дом. – Это все чертова девка, – пробормотал он, – заманила жирным закладом… – меняла оглянулся на стрелка. – Простите, господин, – Шрун слегка поклонился, – что не приглашаю в дом, но сами понимаете… Полежать мне нужно. В тишине и покое отдохнуть. Поклонись господину, Михель, – он толкнул мальчишку в плечо. – Мессир рыцарь твоему папаше сегодня жизнь спас, – голос толстяка взволнованно задрожал. Если бы не он, то не жить мне.
Растерянно глядя на незнакомца, парень поклонился. Тем временем его отец извлек откуда-то