потребление медикаментов в России отражает общие мировые тенденции. Возникает труднопреодолимое антагонистическое противоречие. Россия по структуре своих потребностей является страной европейской, по ресурсам, выделяемым для их удовлетворения, остается страной африканской, а по способу сочетания первого со вторым (потребностей с ресурсами) представляет собой страну азиатскую.
Наш социальный бюджет — ни Богу свечка, ни черту кочерга. Для того чтобы украсть, денег дали слишком много. А для того, чтобы реформировать социальную сферу или даже просто приблизить Россию к уровню восточноевропейских стран, их дали слишком мало.
В этой статье не место искать ответа на вопрос, откуда у маленькой Хорватии те деньги, которых нет у большой России. Наверное, у нее иначе расставлены приоритеты в политике, нет амбиции быть великой военной державой, и она «окормляет» меньше олигархов. Вопрос в другом: соответствуют ли выделяемые Россией ресурсы поставленной (или, по крайней мере, декларируемой) в социальной сфере задаче создания «общества всеобщего благоденствия»? И если ресурсов, очевидно, не хватало, то почему задача была поставлена так, а не иначе? Почему она, в конце концов, не была вовремя скорректирована?
Тот путь, который правительство избрало в 2005 году, оказался на поверку социальной авантюрой. Нельзя было затевать грандиозной перетряски системы, не просчитав даже самых ее ближайших последствий. Ведь было же понятно с самого начала, что ни о каких пятистах миллиардах, необходимых, чтобы добраться хотя бы до уровня Хорватии, не может быть и речи. Не был просчитан колоссальный, копившийся не десятилетиями, а столетиями «скрытый спрос» на все, а на лекарства — особенно. Общество поднялось, как потревоженный улей, расхватало вмиг выделенные деньги и теперь угрожающе гудит, давая понять, что его аппетит только раззадорили явно недостаточными финансовыми вливаниями.
Социальная политика России страдает от отсутствия стратегического мышления. Впрочем, этот недостаток присущ нашей политике в целом. Просто в социальной сфере его проявления носят наиболее болезненный характер. Главный вопрос — о том, какую политику может позволить себе государство при имеющихся ресурсах, — так и не был задан. Мы начали реформы с истинно хлестаковским задором. Мы заканчиваем их с фамусовской озабоченностью на лице. Но вопрос жив, он сохранился где-то в подсознании и выпрыгивает оттуда фрейдистскими оговорками об американском здравоохранении.
Почему американском, кстати, а не европейском? Может быть, потому, что, несмотря на свое неуемное богатство, Америка не построила за государственный счет систему «здравоохранения для всех», как в Европе, а четко ограничила зону ответственности государства, переложив значительное бремя на систему социального страхования, работодателей и самих работников. России нужно было в первую очередь определиться, может ли она позволить себе европейскую систему «глобальной» социальной защиты. И, поняв, что такая система нам не по карману, нужно было предлагать соответствующие стратегии, более жесткие, но честные и действенные.
Начинать нужно было не с денег, а с инфраструктуры. Во-первых, с формирования стандартов, в том числе стандартов лечения, которые не могут быть одинаковыми для всех. Во-вторых, с формирования системы добровольного социального страхования (реального, опирающегося на внебюджетные источники, а не предложенной Зурабовым системы перераспределения бюджетных средств). Мало кто задумывается над тем, что весь наш «лекарственный сыр-бор» развели вокруг обеспечения не более 8 миллионов «льготников». Все эти 34 миллиарда только для них, для 6-7 процентов населения. О том, чтобы помочь остальным 93 процентам населения, речь вообще не идет. В-третьих, необходимо вырвать систему обеспечения из рук коррумпированного государства, которое никогда не сможет ее оптимизировать, поскольку в этом не заинтересовано, и передать в концессию частным корпорациям, которые будут хороши хотя бы тем, что будут, в отличие от чиновников, считать деньги в своем, а не в чужом кармане.
Мы явно перегнули палку с национальными проектами. Поначалу это была хорошая идея. Хотелось чем-то встряхнуть общество, и это удалось. Но пора переходить от проектов к программе, нормальной правительственной программе, решающей стратегические, а не тактические задачи. Социальная увертюра закончилась. Впереди — либо эффективная социальная политика, либо разрушительная социальная революция.
[1] Помни о смерти (лат).
