садам и улицам с самых ранних часов. Воздух звенел пением птиц, зелень мерцала солнцем, ветер был ласковый, трогал кожу чуть-чуть. Рейду безостановочно гоготал и хватал за мягкие части тела простолюдинок.
— Нет, вы посмотрите только, барон! — радостно возмутился Рейду, когда очередная жертва дала ему сдачи, залепив сочным букетом. — Как невоспитанны эти цветочницы! Давайте ее накажем, барон? У нас есть десять минут.
— Рейду, где можно взять шафран? Я имею в виду цветок.
— О-о-о, — Рейду покачал головой. — Как-то вы, Пэджет, не вовремя. Или это не вы, ха-ха-ха? Весенний уже отцвел, до осеннего еще далеко.
— А все-таки, Рейду? Вы, негодяй, можете все. Ну... Почти все.
— Пэджет, только скажите. Что могу — сделаю. Надо шафран — будет шафран. Не в деньгах, я так понимаю, счастье? Ха-ха-ха!
Наконец они вышли на площадь. Народу было уже очень много, и Рейду пришлось пустить в ход ругательства, кулаки и колени, чтобы протиснуться к каменному помосту. Здесь уже стояли столбы с приготовленным хворостом. На столбах блестели яркие цепи — всего шесть комплектов, по два на столбе. Пэджет и Рейду взошли на помост и заняли приготовленные места, сразу же за столбами, прямо под балконом ратуши. Пэджет задрал голову, оглядел свисающие ковры. Вся власть почти собралась. Празднично разряженный епископ, важно беседующий с каким-то прево, рядом кучка священников; какой- то народ из ратуши, судьи, судебные заседатели, все разодетые как на прием. В первом ряду почти все места еще пустовали.
Площадь наполнилась до предела. Над площадью стоял звонкий гул; народ оживленно общался, жевал, гоготал; в ярком утреннем солнце сверкали пряжки на шляпах; в ослепительном небе сияли острые крыши; балконы и окна были битком — в глазах начинало рябить, в ушах звенеть, в голове стучать. Солнце уже припекало.
Размеренный гул растворился. На помост вывели ведьм в просторных рубашках — четверо женщин, две девочки. Женщины были связаны, девочек держали младшие палачи в красных клобуках.
— Итак, Пэджет, — Рейду погасил ухмылку. — У вас пять минут. Кто платит, тот заказывает музыку, ха-ха-ха. Ваш выбор? Вот этой девять, вот этой одиннадцать. Думайте, только недолго. Народ требует зрелищ.
— Хм... — Пэджет оглядел девочек. — Вот эту. Которой девять.
— Отлично. Значит барону де... Не помню, как его там... Барону достанется та, которой одиннадцать.
Рейду кивнул проповеднику в длинной белой далматике. Тот поднял руку со свитком. Парадная манипула засверкала золотом в солнце. Гул стих окончательно. Проповедник огласил начало, подробно перечислил преступления ведьм, долго предостерегал народ от коварства дьявола и его приспешников.
— И горше всего сознавать, что в эти черные сети столь часто бывают завлечены те, кто по возрасту или душевному состоянию неспособен отделить зерна от плевел...
— Что за ерунду он несет?!
— Пэджет, какая вам разница?
— ...и по закону, который был принят в те древние времена, когда дьявол еще не опутал наш мир своей паутиной коварства, казнить девственниц запрещалось. Но в нынешнее времена, когда коварство врага человеческого затмевает Солнце на небесах, остаться перед лицом господа нашего без очистительного огня, который испепелит всю скверну греха и откроет врата в обитель небес, заблудшей душе мы не можем позволить. Поэтому, во исполнение святого закона, девственница перед казнью должна быть девственности лишена. Согласно древним законам, лишение девственности является обязанностью сеньора, если только сеньор не уступит ее за выкуп, не передаст в дар или не откажется без причины...
— Сеньор, — ухмыльнулся Рейду, — сильно не увлекайтесь. Церемония есть церемония.
— ...и развеять, дабы впредь ничто больше не напоминало о богохульных делах казненных пособников дьявола. Барон Пэджет де Модеро де Моссу де Лессак, сеньор.
Пэджет поднялся и прошел к палачам. Девочку поставили лицом к толпе.
— Не затягивайте, барон, — тихо сказал палач. — Поглядывайте на меня.
Ощущая на себе тысячи взглядов, Пэджет вошел грубо как только мог. Девочка закричала. Под горячие крики толпы Пэджет мучил девочку минут пять, пока палач не сделал рукой тихий знак. Пэджет заторопился и, наконец, кончил. Завязав штаны, он вернулся на место и еще пять минут наблюдал, как исполнял свой долг перед обычаем и законом некий сеньор с красным лицом.
Ведьм приковали к столбам, палач зажег факел. Пэджет обернулся и задрал голову. Герцогиня д’Орейе де Ментуа де Боссар незаметно сидела с принцем королевской крови и смотрела на эшафот. Как будто почувствовав взгляд, она чуть обернула голову, посмотрела на Пэджета, сдержанно улыбнулась, опустила глаза, отвернулась. Пэджет посмотрел в яркое синее небо. Ему захотелось подпрыгнуть и полететь.
Костры загорелись. Палач смочил хворост, чтобы горело не быстро. Огонь охватил белую ткань. Женщины закричали. Огонь перебрался на длинные волосы, ткань почернела. Толпа гремела торжествующим воплем. Ведьмы бились в цепях. Дым поднимался в чистое небо. Ветер, как по заказу, подул прямо в лицо.
— Ах! — Рейду вдохнул приторный запах. — Согласитесь, барон, проспать такое было бы глупо.
— Рейду, а вы мне зачем? Вы мне скажите, кстати... Вы правда так напиваетесь, каждый раз?
— О-о-о! — разгоготался Рейду. — О-о-о! Почему бы и нет, барон? Почему бы и нет?
Аутодафе закончилось после полудня. До вечера оставалась масса времени, и если бы не мерзавец Рейду (надо отдать ему должное), Пэджет за шесть часов просто сошел бы с ума. Каким-то образом Пэджет обнаружил себя у Жасминного дома на Королевском проспекте, без четверти шесть, с корзиной невероятных крокусов в слабых руках.
Таких дворцов Пэджет еще не видел. Пэджету показалось, что это был самый удивительный особняк во всем городе. Пэджет, не чувствуя ног, поднялся по лестнице. Лакей, не произнося ни слова, принял шляпу и плащ. Пэджета, также совершенно молча, провели в небольшую залу с огромным камином. В камине переливался уютный огонь. На полу расстилался невообразимый ковер. Перед камином стоял столик и пара кресел. Больше здесь ничего не было.
Пэджет присел, огляделся. Такой меры в отделке, такого тонкого вкуса в подборе, такой сдержанной стати, такого класса, ничего такого вообще Пэджет никогда раньше не видел. Вообще. Он вдруг почувствовал себя мальчишкой с улицы, который, пользуясь каким-то случаем, забрался в приличный дом, и его завело в настоящую спальню, где спят настоящие люди. Пэджет перевел дух и осторожно прочистил горло. Голос пропал. Запах шафрана бил в голову.
Пэджет посмотрел на каминную полку, где стояли часы. Стрелка прилипла к шести. Сердце остановилось.
Герцогиня д’Орейе де Ментуа де Боссар возникла так незаметно, что Пэджет вздрогнул. Снова эта дьявольская улыбка, снова эти опущенные глаза. Она присела. Пэджет скованно опустился на краешек кресла. Бросил взгляд на простую прическу — одинокая брошь-заколка ударила по глазам маленькой радугой.
— Вчера у маркиза был изумительный вечер.
— Необыкновенный, — Пэджет чуть не задохнулся. Теперь его будет преследовать голос. — Я увидел там вас.
— А сегодня такой же изумительный день.
— Необыкновенный... Вы сидели в тени, но освещали всю площадь... Ярче Солнца.
Она чуть улыбнулась, чуть наклонила голову. Брошь сверкнула маленькой молнией.
— Завтра, надеюсь, будет такой же изумительный день. И такой же изумительный вечер. Барон собирается быть на площади?
— Безусловно... Приду посмотреть только на вас.
Она подняла мерцающий взгляд, улыбнулась, снова опустила голову.
