— Барон, возможно, не очень знаком с нашей погодой. В это время года ночи у нас обычно такие же, как и дни. А завтрашний день, надеюсь, будет таким же, как и сегодня.
— Он будет во много раз лучше... Если только вы снова озарите его... Своим присутствием.
— Барон не пожалел времени, чтобы найти такие цветы?
Она чуть наклонилась, осторожно, как будто что-то хрупкое, взяла корзину, медленно поднесла к лицу, вдохнула. Волосы замерцали. Брошь осветила всю залу.
— Я потратил бы год.
Она поставила корзину на стол, поднялась, улыбнулась (о дьявол!), опустила глаза (о дьявол, дьявол!), медленно вышла — растворилась в звенящем воздухе. Только остался невероятный запах, такой же вечный и терпкий, как запах поздних шафранов.
Пэджет опомнился только на улице. Полчаса он как пьяный шатался вокруг особняка, пока наконец, споткнувшись об угол ограды, чуть не разбил себе голову. Он оглядывал строгий фасад, заходил за угол, осматривал дом сзади, пытаясь в каждом окне угадать заветную спальню. Затем, чтобы не сойти с ума окончательно, заставил себя удалиться.
Он долго бродил по вечернему городу, встретил барона Мессагэ, пропустил мимо ушей приглашение к горячей графине ле-Меруа, пару раз едва не попал под карету. Одна из карет была под герцогским гербом — Пэджет получил от возницы хлыстом и даже не чертыхнулся. Потом его зацепило носилками с гербом виконта. Потом, когда он забрел вообще неизвестно куда (и где барону быть вообще запрещалось), его просто двинули по голове мешком — какой-то грязный толстяк перся напропалую, перегородив ношей узкую улицу. Пэджет очнулся на пороге притона, куда его завлекали неароматные проститутки и от которых Пэджет еле отбился.
Да завтрашней казни было еще столько времени! А до вечера...
Завтра, завтра, завтра.
* * *
Фальшивомонетчицу должны были варить в полдень. Пэджет, который снова едва сомкнул глаз, был на ногах с восходом и шатался по саду, предвкушая замечательный день. У де Меддоя всю ночь царила редкая тишина. Виконт решил нарушить затворничество и сегодня выбрался в гости. Особняк грустно глазел осиротевшими окнами в благоухающий сад. Зато у общей соседки ле-Меруа всю ночь было очень весело. К Пэджету три раза приходил мальчик с записками, на что Пэджет врал, что был болен.
Наконец явился сам полуодетый виконт, чтобы навестить больного (Пэджет успел скрыться в спальне). Де Меддой очень долго приставал на первом этаже к служанкам (судя по громкой возне, небезуспешно), затем очутился в саду, поскандалил с садовником, подрался со слугами, которые попытались спасти садовника, наконец, красный и радостный, добрался до спальни. Пэджет лежал в одинокой постели — виконт пришел в замешательство, убежал и сейчас же прислал Пэджету двенадцать бутылок вина и девочку, чтобы тот «выздоравливал как можно быстрее».
В десять явился Рейду.
— Пэджет! Не смею спросить? Как прошла ночь?
— Рейду, если не знаете — она еще не прошла.
Рейду бросил колючий взгляд и погасил ухмылки.
— Это, Пэджет, вам не маркиза, — сказал он спокойно. — Де Фан де Руа. Ну как? Вы готовы? Сегодня нам предстоит много трудов. Сначала на завтрак к тому лысому старикану, виконту, с которым вы дрались на прошлой неделе. Вы не забыли? Он обещал угостить красным «Де Мю» — двадцать пять лет, Пэджет! — и показать коллекцию сушеных экскрементов?
— Помним, — Пэджет принял шляпу и плащ.
— Затем на площадь. Я думаю, за два часа ее сварят. В три у нас драка с гвардейцами.
— Помним, — Пэджет нацепил перевязь со шпагой.
— Затем у нас Белая площадь. Ну а потом у вас свободное время, — Рейду, наконец, расплылся в обычной ухмылке. — К виконту!.. Пешком?
— Пешком, Рейду, пешком. Какая погода, а?
— О-о-о! — расхохотался Рейду. — О-о-о! Только не сглазьте, барон! Погода, бывает, портится.
— Кстати, — продолжил Пэджет, когда они вышли на залитую утренним солнцем улицу. — А кто этот наш лысый виконт?
— Виконт Кузеран Шодерло де Роган де Барра де Лакло де Гюрсон ле-Капталь. Кажется, все. Ха-ха-ха, я вас понимаю, барон, понимаю!
— Рейду, хватит кривляться. Кто он такой? И кто такая, кстати, маркиза? Де Фан де Руа?
— Барон... Виконт, как я уже имел честь уточнить, — это виконт Кузеран Шодерло де Роган де Барра де Лакло де Гюрсон ле-Капталь. А маркиза де Фан де Руа, что вы, как я понимаю, знаете лучше меня, — это маркиза де Фан де Руа. Ха-ха-ха!
Время за красным двадцатипятилетней выдержки прошло весело и незаметно. В полдень Пэджет и Рейду были на площади Желтых нарциссов, где уже стоял котел и над ним перекладина с блоками. Народу было, как обычно, полгорода, и Рейду снова пришлось ругаться, толкаться и бить негодяев эфесом.
— Безобразие, — сатанински хохотал Рейду. — Куда они смотрят? Сидят себе на балконе. А мы, бароны, между прочим, тоже не лыком шиты? Мы тоже высшая знать, Пэджет? Как герцоги, а? Ха-ха-ха!
Когда они наконец добрались до эшафота, младшие палачи уже разжигали огонь. Солдаты пиками оттеснили народ, образовав коридор шириной несколько метров. По коридору вокруг эшафота провели фальшивомонетчицу, вывели перед котлом, где уже стоял человек со свитком, собираясь читать обвинение и приговор.
Воздух звенел обычным праздничным гулом толпы; также сверкали пряжки; также сияли крыши; ветер бил разноцветные флаги; пестрели ковры на балконах; в окнах мерцали белые крапинки чепчиков — служанкам разрешалось смотреть только из окон. Солнце в сияющем небе было горячим. Вечер обещал быть жарким.
Пэджет обернулся к балкону дворца. Владелец, принц королевской крови, сидел справа от короля. Фальшивомонетчиков казнили редко, и сегодня смотреть, как в масле будут варить молодую красивую женщину, двор явился почти целиком. Герцогиня была рядом с принцем. Пэджет смотрел минут пять — она увидела Пэджета, все так же сдержанно улыбнулась, опустила глаза, отвернулась. Голова у Пэджета закружилась.
Женщину раздели, связали ладони и щиколотки. Под колени навесили цепь с грузом, руки подвязали к крюку. Палач взялся за рукоятку, блоки двинулись. Женщина поднялась над котлом. Палач опустил ее ниже, груз ушел в чан, над которым парил сизоватый туман. День сегодня был просто жаркий; аромат горячего масла смешался с горячим воздухом; ветра совсем почти не было, запах давил, толпа стихла, за треском огня можно было разобрать шипение масла.
Появился монах в грубой рясе. Он долго читал свои тексты, потом, наконец, отошел. Палач взялся за рукоять. Здесь, рядом с помостом, можно было даже расслышать как скрипят блоки. Женщина закричала, задергалась, но груз вытягивал ее в струнку, и мышцы под блестящей от пота кожей бились напрасно. Отсюда снизу было не видно, вошли ноги в масло или пока еще нет — сама преступница кричала так, что определить было невозможно.
В проходе появился мальчик с гербом на строгом плаще. Высмотрев Пэджета, он просунул руку между гвардейцами, поклонился, ушел. Пэджет развернул бумагу.
Руки у Пэджета стали такими, словно он пять минут продержал их в снегу.
