— Нет, не промазал. Он патроны перепутал. В тебя— заряженным, в него — холостым! Понимаешь? Холостым!
— Уррра! — закричал Алешка и вдруг замолк. Его крепко взял за руку дядя Петя.
— То, что у вас есть секреты, я знаю. Пришло время рассекретить некоторые дела. Говорите: кто стрелял и в кого стреляли?
Мы сначала отнекивались, но потом рассказали о Дике, о таратутиной «колупничке», о Вовке, который вредил нам, и о ночных выстрелах.
— А ну, немедленно в машину! — скомандовал дядя Петя, и мы помчались в деревню. Догнали Вовку. Но он даже и не глянул в нашу сторону. Перепрыгнув через канаву, он торопливо, почти бегом, зашагал прямо через поле, руками раздвигая колосья.
Эх, Вовка, Вовка!
Плохие у тебя шуточки получаются! То слишком холодные, то слишком горячие. А отчего? Оттого, что дружить не умеешь.
Рассказ двадцатый
«СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО»
Таратуту встретили у «лягушатника». Так называли пруд, в котором в жаркие дни барахтались голопузые ребятишки. Они и сейчас крутились на берегу и галдели, словно грачи весной.
— Что за шум? — крикнул дядя Петя.
Голопузая команда бросилась к автобусу. Поднялся такой гвалт, что дядя Петя разулыбался и прикрыл ладонями уши.
Ребятишки выдохлись, и дядя Петя спросил:
— Из-за чего шум?
— Таратута воду отымает…
— Лягушатник захватывают…
— Купаться негде…
— Захватывают!
— Таратута пруд высасывает!..
— Как высасывает? — удивился папа. — Что это значит?
Таратута держал в руках какую-то трубу.
— Ишь, разгалделись! — попробовал он пошутить. — Маленькие, а панику на всю деревню подняли… Голопузики…
— Может, не зря паника? — спросил дядя Петя. — Тише вы! — крикнул он ребятишкам.
Те приумолкли и недоверчиво уставились на взрослых.
— Что случилось? — подступал дядя Петя к Таратуте.
— Да вот водички хотел для сада…
— Пруд засохнет… Болото будет… Лужа! — закричали ребятишки, но дядя Петя шикнул, и они попритихли.
— Так вот… — начал дядя Петя и осекся. Он не знал, как звали большого Таратуту. Не знали и те, кто на шум подошел.
— Так вот, — повторил дядя Петя. — Пруд не трогайте… Был он в деревне и быть должен.
— Чего ему сделается? Подумаешь — утром полить да вечером. Вам что — ничейной воды жалко? — пропищал Таратута.
— Вы приехали и уедете… А нам жить здесь! — пробасил бородатый дяденька.
Таратута поджал губы, пожевал их и вдруг заругался:
— Черт меня дернул в эту деревню заехать… Воды не выпросишь… Воровать, так мастаки…
— Кто мастак? — раздалось в толпе.
— Этот вон! — Таратута ткнул пальцем в Алешку. — Да и у этого рыльце в пушку.
Толстый, словно сарделька, палец остановился на мне.
— Ну-ка, повторите! — неожиданно громко сказал папа и шагнул к Таратуте. Тот сделал шаг назад. Дядя Петя схватил папу за руку.
— И повторю… Всю колупничку ободрали… Кто?
— А ты у сына своего спроси, кто! — подал голос Алешкин отец. Он подъехал на тракторе, а мы даже и не слышали.
— У сына спроси, — пробираясь сквозь толпу, повторил Алешкин отец. — Пусть он скажет, как ночью ребят в огород сзывал. Тебя, Ванька… тебя, Василий… Валерку… Женьку… Маришку… Ну-ка, скажите, сладкие ягодки у Таратуты или нет?
— Сладие…
— Вкусные…
Таратута закрутил головой и вдруг схватил за руку Валерку.
— Так, значит, это ты в мой сад лазил?
— Меня Вовка пригласил… Пойдем, говорит… Он всех звал… сам калитку отворил… Сам Дика держал… Сам угощал…
— У него день рождения той ночью был, — вставила Маришка. У нее даже сейчас чертики в глазах плясали.
— Сговорились? — засуетился Таратута. — Все сговорились… На сына моего наговариваете… Не пройдет!
— А вы у него спросите, — сказал Алешкин отец. — Если бы своими глазами не видел, тоже бы не поверил… Ну, пригласил — доброе дело, значит, сделал… Думал, по согласию… А оно, выходит, батька-то ничего не знал… Негоже так.
Таратута шарил глазами по толпе. Видимо, Вовку искал. Но того не было.
— Он у меня получит! — пригрозил Таратута и стал выбираться из окружения. — Я ему покажу «день рождения»! Я ему обрежу киношные волосы! Отцовское добро разбазаривать стал! Он у меня и за собаку получит. Узнает, как с цепи спускать!
Алешка толкнул меня плечом:
— Слышь, мы гадали, как Дик из плена сбежал… Вовка его освободил. Ясно?
— Яснее ясного! Не безнадежный, значит.
Таратуте не дали выйти из круга.
— А где собака? — спросил Алешкин отец.
— Не знаю, — торопливо проговорил Таратута. — Нету ее. Поймаю, тогда…
Он не договорил. Алешкин отец вынул из кармана деньги и протянул их Таратуте. Тот сощурил покрасневшие глаза.
— Вот… За собаку… Долг…
— Еще чего? Нету такого закона, чтоб собак отымать. Да и денег тут мало.
— Хватит. Все подсчитано. И за кормежку сколько истрачено, и за службу сколько заработано. Выходит, лишнего даю.
— А за колупничку? Собака прозевала ее. Пусть отвечает.
Мой папа тоже сунул руку в карман, но дядя Петя остановил его:
— Не надо. Хватит с него.
Таратута цепко ухватился за деньги, пересчитал их, мусоля пальцы, и спрятал за пазухой.
— За собаку рассчитались? — спросил дядя Петя.
— Рассчитались, — нехотя ответил Таратута.
— Теперь за стрельбу давайте рассчитываться.
— За какую стрельбу? Ничего не знаю!
