хотелось бы знать: какие у меня гарантии, если я все расскажу?
Моя новая шутка вызвала очередной приступ веселого оживления.
– Гарантии? Гарантия для тебя может быть только одна, Таня: недолго мучиться. Хоть ты и глупая девчонка, раз влезла в это дело, но не настолько же, чтоб надеяться остаться в живых после нашей с тобой встречи, правда? В общем, жить тебе осталось недолго – это и ежу понятно. Так, кажется, вы говорите?
«Следователь» – впрочем, теперь уже скорее судья, оглашающий приговор, – с сочувственной улыбкой посмотрел мне в глаза, пытаясь прочесть в них реакцию на свои слова. Но желаемого он там не увидел. По крайней мере, я очень надеюсь, что это было именно так.
– Но ты еще можешь сама выбрать свою смерть, сестренка, – продолжал Лечи. – Можешь умереть тихо, спокойно и быстро. Даже, не побоюсь этого слова, красиво. Так, что тебе смогут позавидовать многие из тех, кто остается в живых. Пока еще остается, я хочу сказать. Маленький шприц, например... Вроде того, которым тебя сегодня уже попотчевали. Шприц, наполненный чудесными снами, которые никогда не кончатся. Как тебе такая перспектива? Честно говоря, мне и самому, в нынешней ситуации, хотелось бы, чтоб ты сделала правильный выбор: время поджимает, сестренка!
Перегнувшись через стол, бандит доверительно сжал мне предплечье.
– Через полтора часа караван с гуманитарной помощью для чеченских братьев пересечет границу Казахстана, и тогда... Тогда твоего нового друга Лечи Акмерханова – он же Рафик Мирзоев, он же Леонид Каневский, он же Махмуд – ничто больше не будет удерживать на гостеприимной волжской земле. Хотелось бы успеть покончить со всеми делами!
Значит, все-таки – «гуманитарная помощь для чеченских братьев». То бишь оружие для бандитов. В общем и целом я угадала. Разве что какие-нибудь детали... Впрочем, какое значение теперь имеет все это? По крайней мере, для меня – уж точно никакого! Надо было слушаться внутреннего голоса, Таня дорогая...
Через полтора часа, он сказал. А кстати, который сейчас час? Как долго я могла пролежать бревном в наркотическом трансе, прикованная к койке? Когда они меня заловили на рынке, было около половины пятого. А в восемь, если я не объявлюсь, Леопольд должен поднять на ноги ФСБ. Неужели еще нет восьми? Господи, как болит голова...
– Сколько времени, Лечи? Твои гоблины даже часы с меня сняли!
– Это я их снял, Танико, дорогая. На память! – проскрипело кожаное кресло.
Я состроила глазки через плечо.
– Это была твоя ошибка, Ревазик. У меня строгий режим: если вовремя не выйду на связь, Сокол занервничает и накроет всю вашу «малину»...
– Хватит трепаться!
Лечи тяжело опустил кулак на дубовый стол. Как видно, старший по званию начал терять терпение.
– Часы тебе теперь ни к чему, «мусор» в юбке! Да и твой режим тоже. Думаешь, я не вижу, куда ты клонишь? Ты думаешь, что твои дружки менты придут вытаскивать тебя из дерьма, в которое сами же и пихнули? Так, сестренка?
Лечи ничуть не повысил голоса, но при первых же его звуках в этой большой комнате смолкли все прочие. Теперь я видела его глаза совсем близко – и ужаснулась их холодной пустоте. Точно на меня глядели и не глаза вовсе, а прорези на капюшоне палача!
– Только зря ты ждешь: они не придут, девушка. Если б они знали, где ты, – они были бы здесь. Но у дорогого Реваза хватило ума принять кое-какие меры предосторожности, прежде чем притащить тебя сюда, так что...
– Мои ребята вынесли тебя с рынка в мешке из-под картошки, Танико, и погрузили в багажник Лехиной тачки! – не удержался и похвастался бригадир рубщиков, не побоявшись ради этого перебить командира.
– ...Так что, если даже твои дружки дежурили на всех входах-выходах, они все равно ничего не усекли. Помощи ждать неоткуда, девушка! Советую тебе поторопиться с исповедью, а то... Хоть мы сейчас не в лагере Хаттаба, но и здесь найдем способы сделать тебя разговорчивой, не сомневайся!
Палач обвел глазами своих подручных.
– Видишь, сколько у меня помощников? И каждый мечтает поучаствовать... Кстати, а где мой тезка, Ослиное Ухо? Почему я не вижу его, Али?
– На то была воля Аллаха, командир, – прозвучало из-за моей спины с плохо скрываемой иронией.
– Что ты хочешь этим сказать?
– То, что сказал. Аллаху было угодно, чтоб Рафик-джан получил по заслугам в своей земной жизни. Ты послал его за женщиной, а Ослиное Ухо решил нарушить твой приказ и сперва исполнить над ней свою собственную волю – ты можешь догадаться какую. За это Аллах и покарал нечестивца. Когда я открывал дверь, ему на голову упал кусок бетонного перекрытия, и оно оказалось прочнее головы. Хоть это и странно.
Это было тоже странно – в моем-то положении! – однако я почувствовала некоторое облегчение.
– Значит, он мертв? – бесстрастно уточнил террорист.
– Мертвее не бывает, командир. Так что увидеть его ты, конечно, можешь, только навряд ли это доставит тебе...
– Хватит! Мы еще вернемся к этому, Али.
Лечи решительно повернулся ко мне:
– Так ты будешь говорить или нет?
– Господи, да разве я отказывалась? Ты же сам не даешь мне ни слова сказать. Спрашивай.
«Спрашивай, спрашивай. Спрашивай подольше, ублюдок...»
– Кто ты?
– Татьяна Иванова, капитан ФСБ. Внедрена на рынок «Южный» с целью выполнения спецзадания органов.
«Слышал бы меня сейчас Кедров... Где ты, Сергей Палыч, дорогой мой друг? Услышь меня! Можешь потом вовсе отказаться от меня, дурочки, но сначала вытащи отсюда!»
– Какого задания? – долетело до меня сквозь шум в висках.
– Сбор информации о деятельности преступной группировки, возглавляемой заместителем директора рынка Кравчуком.
– С-сука! – прохрипело кресло.
– Поздравляю, дорогой Реваз! – с перекошенным лицом повернулся к нему Акмерханов. – Хороший сюрприз вы мне приготовили с моим дорогим другом Альбертом! Как это понимать?
Кохнадзе заерзал в своем логовище.
– Э-э, дорогой Махмуд...
– Что – «э-э»?! Разве не ты сам клялся, что фирма Альберта надежна, как оборона Грозного, что за «посылку» можно не беспокоиться, что у вас все схвачено? И вот, когда все на мази, выясняется, что нас пасут даже не менты, а ФСБ! Ты знаешь, как это называется, дорогой Реваз? Ты знаешь, что бывает с тем, кто допускает такие проколы?
Каждую последующую фразу Лечи Акмерханов произносил на полтона выше, чем предыдущую, и к концу своей выстраданной речи перешел чуть ли не на поросячий визг. Его хорошо упитанная физиономия с гладко выбритым бабьим подбородком налилась кровью. «Дорогой Реваз», тоже побагровевший (нехороший признак!), с трудом выбрался из кресла. Я увидела, как многозначительно переглянулись Юркин с Чубайсом, как бригадирский племяш поудобней перехватил в кармане «пушку». Но когда «батоно» заговорил, стало ясно, что он из последних сил старается удержать партнерские отношения на уровне дипломатии.
– Успокойся, дорогой Махмуд. Зря ты так разволновался из-за этой девки. Может, она блефует! Сам смотри: ну какой из нее капитан Фээсбэ, тьфу... Слушай, отдай ее мне, а? Только на полчаса, а? Клянусь: к половине одиннадцатого ты будешь знать все. В натуре!
«К половине одиннадцатого». Стало быть, сейчас около десяти... Штурма Башни можно ждать с минуты на минуту. Если, конечно, мы и в самом деле находимся в Башне. И если Леопольду удалось разыскать Кедрова...
– «В натуре»! – передразнил чеченец. – В натуре у меня уже нет целых получаса для твоих развлечений,
