Правда, такие мысли пришли ко мне на исходе шестого дня, когда уже самые невероятные истолкования происшедшего роились в мозгу; но в каждой версии могло быть заложено зерно истины.
Черт его знает, до чего бы я додумалась, если бы – наконец! – не приехал Гром.
Он пришел ко мне в камеру в сопровождении генерала Зубарева и его верного Санчо Пансы (хотя по телосложению этот длинный тощий человек больше походил на Дон Кихота, в то время как Зубарев – как раз на непомерно разбухшего Санчо), черного человека Ивана Никитича. Он же майор Дементьев.
Я не видела Грома около года. За это время он сильно сдал: постарел сильнее, чем за предыдущие пять лет. Морщинки избороздили лоб и залегли в переносице и в углах рта и глаз, сами глаза запали и потемнели, а виски стали почти совсем белыми.
Да, тяжела ты, шапка Мономаха. Сильно давит бремя большой власти и не менее значительной ответственности, которое ярмом повисло на шее Грома. Да... шея тоже как-то постарела: похудела, кадык еще больше торчит, и глубокие морщины пролегли под подбородком.
– Здравствуй, Багира, – сказал он спокойно и с заметной грустью. Такое начало разговора обнадеживало: шеф с самого начала отбросил обычную суровость и продолжил: – Как ты тут?
– Хорошо, Андрей Леонидович, – не трудясь скрывать иронию, произнесла я. – Прекрасная диета. Подтянула фигуру. Вы же помните, я всегда любила приготовить вкусное блюдо и съесть его со старым другом.
– Да, я помню, – просто сказал Гром. – Ты всегда прекрасно готовила. Но, мне помнится, ты никогда не варила каш.
– Да, не варила, – недоуменно отозвалась я.
О чем это он?
– До недавнего времени, – продолжал Гром. – Я говорю – не варила до недавнего времени. Но вот сейчас заварилась такая каша, что не знаю, как мы ее будем расхлебывать. Но ничего, Багира... разберемся.
Он энергично прошелся по камере, а потом, не поворачиваясь ко мне, сказал:
– Сразу не получилось к тебе подъехать. Дела, сама понимаешь. Но мне передали всю информацию насчет убийства этого вице-губернатора. Я его, правда, не особо знал...
– Не особо? – Я подняла голову. – А он мне говорил, что прилично с вами знаком. И жена его то же самое талдычила. А вы, Андрей Леонидыч – «не особо знал»...
– Не знаю, что он тебе говорил, но... – Гром оглянулся на молчаливо сидящих у стены Зубарева и Дементьева, – но я его мало знал. А тебя сюда направил по просьбе губернатора Сухорукова. Он же еще действующий...
– Да...
– Скверное дело, – продолжал Гром. – Ты вот что, Юля, у тебя было время подумать, вспомнить. Ты скажи: могла ли ты стрелять в киллера, и если могла, то по каким мотивам? Частичная потеря памяти – это явление вполне восполнимое. Главное – не ударяться в конфабуляцию.
– Что? – проговорил от стены Дементьев.
Гром даже не посмотрел на него, Зубарев недовольно толкнул подчиненного в бок, а я пояснила:
– Конфабуляция, товарищи чекисты, – это разновидность парамнезии, проще говоря, нарушение памяти, при котором ее пробелы заполняются фантастическими выдумками.
– А, – одобрительно протянул Дементьев, – вот и готовый диагноз подоспел.
– Помолчите, – оборвал его Гром и снова обратился ко мне: – Так что, Юлия Сергеевна, есть ли у вас внятное объяснение происшедшего?
Вот это уже хуже. Этот тон мне знаком. Этим тоном Гром всегда подхлестывал своих подчиненных, давая им понять, что они профессионалы высокого класса, не имеющие права на прокол. Что с ними не будут церемониться, не будут церемониться именно потому, что они профессионалы.
– Я думаю, Андрей Леонидович, что киллера убрал старик, – четко сказала я.
– Какой еще старик? – спросил от стены Зубарев. – Гражданин Гусев Дмитрий Дмитриевич, двадцать пятого года рождения, глухой на оба уха? Он был на месте преступления с собачкой.
– Там был еще один старик, – твердо сказала я, – по крайней мере, он был загримирован под старика. Потому что старик не может передвигаться с такой скоростью. Я полагаю, что этот человек ткнул меня электрошокером, а потом взял мой пистолет и расстрелял киллера.
– Ну конечно, – спокойно сказал Зубарев. – Россыпь стариков. Клондайк престарелых ископаемых. Но тот дом пуст. Все жильцы выселены, квартиры заколочены, люк на крышу заблокирован снаружи. Мы проверили. Если там был старик, куда же он мог деться? Ведь капитан Сенников перекрыл выход, да и вообще – квартал был оцеплен.
– Оцеплен... – процедила я сквозь зубы. – А вице-губернатора на глазах у всех в кровавую лапшу превратили.
– В самом деле, Юля, куда же мог деться твой старик? – спросил Суров. – Генерал Зубарев говорит верно. Ведь не мог же он испариться?
– Да и вообще был ли старичок? – в тон известному риторическому вопросу «а был ли мальчик?» буркнул майор Дементьев и смахнул меловой след с рукава своего черного пиджака. – Вот, например, что касается убитого Максимовой киллера, так тут все в порядке: гражданин Галкин Денис Андреевич, семидесятого года рождения, два месяца тому назад уволился из охранного бюро «Центурион».
– «Центурион»? – переспросил Гром. – Это то самое агентство, которым руководит жена Клейменова, не так ли?
– Да, – сказал Зубарев. – Кстати, она подтвердила, что этот Галкин действительно работал в «Центурионе». Был уволен за неоднократные нарушения режима и дисциплины, а также по должностному несоответствию.
– Не так уж и не соответствовал, если сумел завалить кучу людей... – проворчал Гром.
Я облизнула губы, и в этот момент Зубарев произнес:
– Андрей Леонидович, тут вот еще есть какой момент: дело в том, что Максимова побежала в подъезд до того, как началась стрельба.
– В самом деле... Багира? – проговорил Гром.
– Да, – быстро ответила я.
– А почему?
– А потому, что капитан ФСБ Курлов сказал мне по рации, что заметил из арки, как на чердаке блеснула оптика. По всей видимости, киллер. Вы спросите Курлова... если его, конечно...
– Вот именно – конечно, – отозвался Зубарев. – Убили Курлова. Он же с Клейменовым в одной машине сидел.
– Еле опознали – так его располосовало взрывом, – добавил Иван Никитич.
– Так я и думала, – тихо сказала я, – нельзя из этой арки видеть чердак. Я как-то сразу это не учла. Так что не мог Курлов видеть этого отблеска оптики. Не мог. И я не уверена – был ли это вообще Курлов или кто-то ловко подделал его голос.
– Уже теплее, – задумчиво сказал Гром. Я прекрасно понимала, что он расстроен, но не может показать этого. – Уже теплее...
– Есть два основных пункта, – снова подал свой сухой, бесстрастный, бесцветный голос Зубарев, – во- первых, неоспоримо, что киллера убили именно из вашего, Максимова, пистолета. Это подтвердила экспертиза. Да что экспертиза – Дементьев сразу определил, что стреляли именно из вашего пистолета. А он в таких вещах, можно сказать, собаку съел.
Я невольно вздрогнула.
– А во-вторых, – размеренно продолжал кандидат в губернаторы, – мы произвели обыск в вашем номере в гостинице «Варшава».
– Обыск?
– И при обыске мы обнаружили ключ от камеры хранения за номером пятьдесят восемь.
– Какой ключ? – недоуменно спросила я. – Какой еще ключ?
– Ключ от квартиры, где деньги лежат, – вставил свое веское слово законченного идиота Дементьев.
– Ну, допустим, не квартиры, а камеры хранения, – сказал генерал Зубарев. – Но деньги там в самом
