тяжелым в том плане, что сам обеспечить себя уже никогда бы не смог.
- Йозеф? - шепотом спросила я. Больной вздрогнул, но ничего не сказал, не посмотрел на меня, он было очень глубоко в себе.
- Где мы остановились с вами, Йозеф? - тихо спросила я, беря книгу со стола. Мы как раз дочитывали сказку о Белоснежке. Я не была сторонницей метода доктора, когда он читал больным свежую прессу. Не до мировых событий им…
Я села рядом с ним и начала читать.
- 'Гномы ушли на работу утром, а Белоснежка принялась за свои дела. Из лесу пришли к ней звери, на песни ее прилетели птицы. Зайчики помогали Белоснежке протирать тарелки, олени - вешать белье, белочки - ставить на место посуду, барсуки и лисы - подметать, а бобры - мыть пол. Пока Звери занимались уборкой, Белоснежка решила испечь яблочный пирог.
Вдруг из лесу на полянку, где стоял домик семи гномов, вышла старая сгорбленная старуха. Вид ее был мерзок: нос крючком, на носу бородавка. Глаза маленькие светились злобой, а тонкие губы все время что-то бормотали. Старуха держала в руках огромную корзину. Она подошла к домику и постучала.
- Здравствуй, бабушка, - сказала Белоснежка, открыв дверь.
- Не найдется ли у тебя, деточка, водицы испить, - скрипучим голосом спросила старуха…'
- Не найдется ли у тебя, деточка, водицы испить, - хриплым басом протянул Йозеф. Я вздрогнула.
- 'Да, бабушка', - продолжила я, - 'ответила Белоснежка и принесла старухе воды.
- За доброту твою, возьми яблочко, вон какое наливное, красное, - старая ведьма протянула Белоснежке красивое красное яблочко.
- Спасибо, бабушка.
- Откуси кусочек, милая, - сказала ведьма.
Белоснежка откусила яблоко, и тот час упала, не дыша. Звери, барсуки и олени, выбежали из дома и набросились на старуху, прогнали ее далеко к лес. Птицы полетели к гномьим пещерам и рассказали, что стало с Белоснежкой.
Гномы вернулись домой и увидели, что Белоснежка лежит, не жива, не мертва. Они сделали из всего горного хрусталя, который добыли, роскошный гроб для Белоснежки, положили ее туда и не стали хоронить, а поставили в беседку на поляне и каждый день приходили поплакать о ней.
С тех пор по округе стали ходить вести, что де в гробу хрустальном лежит красавица и разбудить ее может лишь поцелуй любви.
Как-то приехал в те края заморский принц, и стало ему любопытно, что же за красавица лежит в хрустальном гробу. Он нашел ту поляну, и когда увидал Белоснежку, то влюбился в нее без памяти и поцеловал. А она открыла глаза и провела рукой по лицу.
- Как же долго я спала, - сказала Белоснежка'.
- Как же долго я спала, - повторил Йозеф. Меня передернуло.
- На сегодня будет, Йозеф, - сказала я, но ненадолго еще задержалась в его палате.
- Мы тебя выпишем скоро, - сказала я ему.
Йозеф беспокойно оглядывался: он догадался или понял, о чем я говорила, или просто осознал, что в его поле зрения появился кто-то другой.
Из его палаты я вышла чуть не плача.
Я прошла мимо палаты Пенелопы, которая все еще была заперта, и зашла в следующую, где когда-то лежал Виктор. Здесь запах был самый родной.
Тощий рыжий мужчина встретил меня как всегда радостно. Обниматься не полез, но сразу стал хвастаться тем, что слепил очередного уродца. Это был паук с торсом человека и головой быка.
- Это что опять такое? - всплеснула руками я, - Я какое задание дала?
- Слепить человека, паука и быка.
- А вы что слепили?
- Так интереснее.
- Нет, так не пойдет. Мне не нужно, как интереснее! И почему у вас ботинки на разную ногу?
Альберт посмотрел на свои ноги, недолго подумал о чем-то и скрестив ноги поставил ступни рядом.
- А так правильно?
Я не знала, плакать мне или смеяться.
- Переобуться надо. Как же вы ходить будете?
- Ну, как-то так.
Альберт ловко прошелся по палате, усердно делая вид, что левая нога это правая и наоборот.
- Это же неудобно!
- Не все в жизни должно быть удобно, - философски заметил Альберт. Но обувь в порядок так и не привел.
- Мы скоро вас выпишем, сказала я.
- Да? Это печально, - радостно отозвался Альберт.
- Займетесь, как и прежде скульптурой, только просьба к вам, чтобы впредь не попадать в заведения вроде нашего, пытайтесь избегать алкоголя.
- Но я творец!
- Алкоголь не составная часть творчества, - с сомнением сказала я, косясь на паукообразное.
- Я понимаю, - сказал Альберт, приходя в восторг от одного взгляда на свое творение.
В коридоре я присела на подоконник. Альберт из всех четверых самый легкий. Скульптор-неудачик, допившийся до зеленых чертей, потому что его сомнительные работы никто не хочет покупать. Он человек, безусловно творческий, а творец априори вне психической нормы. Работы Альберта попахивали шизофренией, но его состояние не угрожало здоровью других людей и ему самому. Напившись, Альберт вошел в состояние делирия и задержался, так как доктор все-таки хотел и ту шизофрению, что имелась у Альберта искоренить. Не вышло. Весь наш скорбный труд пропадал из-за кого-то, кто понятия не имел о том, с чем мы имеем дело.
Что будет с Йозефом, у которого никого нет? С Джуд, которая любит апельсины? С Роуз, которая устала о жизни в свои семнадцать? Альберт не пропадет, если не будет пить, а остальные?!
Глава 4.
Я вошла в ординаторскую сказать доктору, что часть больных я обошла. Но увидев доктора поняла, что политическая ситуация снова изменилась. От доктора веяло словами 'заговор' и 'подполье' за версту.
Ван Чех уже не сидел за бумагами, они были раскиданы в беспорядке, он бегал по кабинету, потирая руки и поглаживая усы.
- Наконец-то! Ты там полбольницы обойти решила?! Я уже хотел поводыря тебе присылать, мало ли ты заблудилась или дорогу забыла, - набросился на меня доктор. Он очень суетился и торопился, но говорил шепотом, срываясь на бас, - Я придумал, что мы можем сделать! Садись! - ван Чех протащил меня через ординаторскую и усадил. Я не сопротивлялась - себе ж дороже выйдет.
- Почему ты не спрашиваешь, что я придумал?!
- Сами все расскажете. По глазам вашим вижу, что что-то грандиозное, - спокойно ответила я.
Ван Чех обиженно на меня посмотрел и поджал губу. Он помолчал, сделал еще кружочек по кабинету и буквально подскочил ко мне, поскользнулся на какой-то карте, чуть не упал, я сидящая на стуле, удержала доктора от удара об пол. Ван Чех склонился ко мне и зашептал:
- Я подумал. К черту всю эту документацию. Зачем ее сдавать? Все равно все архивы будут уничтожены. Наша информация должна либо храниться в условиях жестокой секретности, либо быть уничтожена. Так вот. Я не сдам документацию вообще. За две недели мы что-то еще успеем. Хотя бы закрепить то, что уже сделано! А после… Брижит, после мы не бросим своих больных. Черт с ней с реквалификацией, я получу ее
