Так или иначе, Хакуин прожил в хижине на горе Иватаки более года, и все это время без жалости к себе предавался упражнениям, постился, несколько дней лишал себя сна. Он решил не оставлять своих попыток до тех пор, пока они не приведут его к дальнейшему религиозному прорыву, причем даже в том случае, если это будет стоить ему жизни. Хакуин называл это удовольствиями жизни в воздержании, и они могли продолжаться бесконечно, если бы не неожиданное появление в Ива-таки семейного слуги по имени Якэ Ситибэй. Ситибэй прибыл к нему для того, чтобы донести известие об опасной болезни отца и о том, что тот только и мечтает о возвращении сына домой и о том, что Хакуин обоснуется в лишенном настоятеля храме Сёиндзи. Наставник не мог оставить без внимания речи старого преданного слуги и согласился вернуться. Как Хакуин сознался позже, он делал это только потому, что впоследствии надеялся при первой возможности вновь отправиться в горную обитель. В действительности же возвращение Хакуина в Сёиндзи стало концом его дзэнских странствий.
Сёиндзи; Великое просветление
(1716-1726 гг., 31-41 год)
Хакуин нашел Сёиндзи в неописуемом состоянии почти полного разрушения и разорения. Судя по всему, предшественник Хакуина и его брат по Дхарме Торин Сосё попросту сбежал, оставив храм на произвол судьбы. В качестве причины такого поступка различные авторы обычно указывают на тяжелую, хроническую болезнь Торина, а также на его распутное поведение (подробности неизвестны), однако свою роль, несомненно, сыграли и невыносимые условия жизни в храме. 'По ночам свет звезд проникал сквозь крышу. Полы отсырели от дождей и росы... Залы храма не имели дверей и некоторых стен. Богатства храма перешли в руки кредиторов, а церемониальные предметы и мебель были заложены... Лунный свет и звук ветра - вот таким было все достойное упоминания состояние храма'.
На тринадцатый месяц после возвращения Хакуин был официально утвержден на посту верховного священнослужителя храма Сёиндзи. В том же 1718 г. он получил от высшего духовенства линии Мёнсиндзи титул дай-итидза, то есть 'первый монах' - самый низкий из рангов, которые, согласно распоряжениям правительства, требовалось приобрести человеку для того, чтобы стать настоятелем храма. Судя по всему, таким образом духовенство попросту закрепило факт того, что Хакуин стал настоятелем в Сёиндзи. Очевидно, в то же самое время ему было дано самое известное его духовное имя Хакуин, причем, возможно, он принял его сам.
Оставаясь в обветшавшем древнем храме и перенося величайшие трудности и лишения, Хакуин переступил рубеж сорока лет. Старый слуга его семьи собирал дрова для очага, добывал овощи и таким образом мог обеспечить его едой два раза в день. Также появился в храме один монах, который помогал доставлять продовольствие, ежедневно отправляясь просить милостыню. Пища была постной. Нередко храм был вынужден довольствоваться неспелыми или полусгнившими овощами, которые удавалось найти на помойках, куда их выбрасывали жители окрестных сел.
Первые десять лет своего пребывания в Сёиндзи Хакуин не пользовался вниманием тех, кто жил за пределами его родной провинции Суруга. По всей вероятности, он оставался в храме, погруженный в повседневные обязанности, занимался своими упражнениями и изредка проводил лекции для небольшого количества монахов и мирян, которые приходили к нему за советом. Несколько историй из 'Жизнеописания' дают нам некоторое представление о том, насколько сурова в те времена была простая и свободная жизнь Хакуина в Сёиндзи. Каждый раз с заходом солнца он забирался в ветхий паланкин и усаживался на им самим туда положенную подушку. Учившийся в храме мальчик закутывал Хакуина в плотную ткань и при помощи веревки фиксировал его тело в прямом положении. В таком виде наставник оставался всю ночь, 'подобный изображению Бодхидхармы', а с наступлением дня тот же мальчик его развязывал. За жилыми покоями Хакуина была построена особая комната, в которой он мог уединяться и в тишине погружаться в медитацию. Наставник не пренебрегал и изучением дзэнских писаний и иных буддийских текстов: 'Слова и высказывания Будд и патриархов всегда оставались подле него. С их помощью он просветлял свой ум, а с помощью ума - эти старые учения'.
Жизнь Хакуина была сосредоточена вокруг вопросов собственной веры в течение почти четверти столетия. На исходе одной из ночей, когда наставнику был уже сорок один год, все внезапно изменилось. Он находился тогда в своей комнате и читал 'Сутру лотоса', причем именно тот ее раздел (притчи), который много лет назад назвал 'обычным собранием рассказов о причине и следствии'. Он читал о том, как Будда объяснял своему ученику Шарипутре истинную природу бодхисаттвы Махаяны: собственное просветление является всего лишь первым шагом на пути к тому, чтобы помогать другим также достичь просветления. В том же самом пытался убедить Хакуина и Сёдзу много лет назад: подобно Шарипутре, Хакуин ошибочно считал свое просветление полным и совершенным, однако он не смог бы продвигаться дальше без своевременной поддержки подлинного учителя.
Хакуин читал и вдруг его слуха коснулся звук черепицы, упавшей на каменное основание храма. В тот же момент он преодолел преграду великого просветления. Немедленно исчезли все сомнения и неопределенности, которые накопились за все эти гоы. 'В ослепительной ясности' явилось ему понимание, почему 'Сутру лотоса' считают высочайшей изо всех записанных буддийских проповедей. Слезы 'катились по его лицу, подобно нитям бус. Они неудержимо текли, словно бобы из разорванного мешка'. С этого момента, говорит Торэй, наставник 'жил в состоянии великого освобождения. Деятельная природа просветления Будды стала его собственной без остатка. Он мог говорить тем же самым языком и губами, которыми говорили Будды прошлого'. Хакуин нашел применение обретенным возможностям выражать свой духовный опыт и оставшиеся сорок два года своей жизни посвятил учительству, сосредоточив на этом свою неутомимую энергию. Сочинения, подобные 'Побуждению ученика пройти сквозь препятствия дзэн' и 'Трем учениям буддийских патриархов', которые сыграли решающую роль в его собственном развитии, несомненно, убедили его в том, сколь неоценимую помощь в распространении учения могут оказать книги. Сам Хакуин часто ссылался на то, что практика письма может рассматриваться как 'упражнения в выражении праджни (мудрости) в слове'. Позднее он называл это так: 'два-три слова просветленных учителей, сказанные специально для того, чтобы напугать последующие поколения учеников'.
На пути учительства
(1726-1768 гг., 41 год-83 года)
Всеобъемлющее описание учительства, которому Хакуин посвятил вторую половину жизни, можно найти только в 'Жизнеописании' Торэя. Читая это произведение, можно только удивляться неустанной энергии Хакуина и его односторонней самоотверженности. Вся последующая его жизнь вплоть до самой смерти была сосредоточена на том, чтобы реформировать и восстановить традицию школы дзэн. Он воспитывал в учениках целеустремленность, направленную на обретение такого же глубокого понимания и проникновения, какого достиг он сам. Кроме того, Хакуин постоянно разрабатывал новые приемы, которые помогли бы объяснить мирскому населению страны преимущества дзэн всматривания в коаны. 'Жизнеописание' предоставляет нам пространный и полный отчет о числе путешествий наставника по Японии, предпринятых в ответ на бесчисленные приглашения участвовать в лекциях и наставничестве. Некоторые из этих поездок были довольно длительными. Торэй также перечисляет работы, опубликованные Хакуином, причем многие из них были изданы в храмовой печатне Сёиндзи, за свой счет и при поддержке храма. В 'Жизнеописании' рассказывается множество истории о встречах и спорах наставника с учениками других представителей буддизма.
В 1732 г., то есть через шесть лет после великого просветления, в Сёиндзи пребывало и обучалось более двадцати монахов. В течение нескольких последующих лет Хакуин провел в храме лекции по ряду важнейших дзэнских текстов, среди которых были и знаменитые 'Записки Лазурной скалы'. В 1737 г., когда наставнику было пятьдесят два года, он впервые провел лекцию по просьбе другого храма. Это была четырехдневная сессия по 'Запискам Лазурной скалы' в расположенном неподалеку от Сёиндзи храме Риндзайдзи в провинции Идзу. На лекции присутствовало более двух сотен человек. Вслед за этим начали поступать другие подобные приглашения, вследствие чего наставник стал тратить очень много времени на путешествия. Кульминацией этого активного периода наставничества стало большое лекционное собрание по 'Записям Ши-гэна', проведенное им в Сёиндзи в возрасте пятидесяти пяти лет. В нем приняли участие
