Эпистолы: друзьям моим единственным

И болит спина,
И хребет болит низко кланяться.
Ах мы выросли до высот стиха!
Дорасти бы нам до поэзии…
Не берет уже инвалид верха.
Не берет уже инвалид низы…
И
Двери сходятся — как два лезвия.
Откусила дверь голубой сквозняк.
Гомон тамбурный: так и перетак.
И зачем в карман с дыркой лезу я?

Только что с меня возьмешь, с дурака?
Догоню в другом вагоне старика,
Суну мелочь в задрожавший кулак.
За поэзию… за все… и за так…

,

ЧЕБРЕЦ

В смиренье тягостном влача
Асфальт, налипший на подковы.
Влача обноски и обновы,
Я было умер сгоряча…

Но был у города конец.
И кровь слилась с зеленым соком —
Я горло жег зеленым током,
Зеленый хрупая чебрец.

Еще гортань была в огне,
Когда со страхом пилигрима
Я чуял, как неистребимо
Язычник деется во мне.

О, я не знал, слетая с круга —
Как хрип с пластинки шансонье, —
Что петь мне звонко и упруго,
Что мне играть на тетиве!

Возьми мой кашель перочинный
И возврати, моя земля,
Гортанный хохот лошадиный
И плач гортанный журавля!

Пусть эта боль — на боль похожа…
Пусть. Я согласен онеметь,
Пока сползают слизь и кожа
И нарастают сталь и медь.

,

ДОРОГА, ДОРОГА…

Жизнь, жизнь

А. Тарковский

Был старик велик и сед, в темных клочьях моха.
Ему столько было лет… Целая эпоха…
Ясным утром — белым днем — спрашивал дорогу:
«Пособи, сынок, огнем. Потерял, ей-богу».
Оглядел я чистый дол, ясная картина:
Ветер в поле бос и гол, ни креста, ни тына,
Ни тропинки, ни тропы, коршун в небе стынет.
Как ни выправи стопы — нет тропы в помине.
Волчий зык да птичий крик, то овраг, то яма…
Говорю: «…Иди, старик, все дороги — прямо».

И побрел старик слепой. Вижу — влево тянет,
Захлестнет стопу стопой — господа помянет.
Посох — что твоя слега — вязнет в диких травах.
А запнется, и нога тело тянет вправо.
Восемь бед — один ответ. Я его обидел.
Только впрямь дороги нет! Я сказал — что видел!
Нет тропы, дороги нет, рыскает эпоха,
Будто чует чей-то след, только чует плохо.
Как ни выправит стопы — то овраг, то яма.
А в нехоженой степи все дороги — прямо.

,