Прочистив горло, она сказала.
— Я тебе не верю.
На что он очень осторожно спросил её.
— Кару, какие поручения ты для него выполняла?
Она уже было открыла рот, чтобы ответить, но потом передумала. Ее начала медленно накрывать волна понимания, которую тут же захотелось прогнать. Зубы: одна из величайших загадок её жизни. Зубы, плоскогубцы, смерть. Те русские девушки с окровавленными ртами. Зная о торговле Бримстоуна, Кару была убеждена, что зубы ему были нужны для чего-то очень важного, и что боль это — просто печальное и неизбежное следствие этого. Но… что если сама боль и была целью всего этого? Что, если именно так Бримстоун расплачивался за своё всесилие, за желания, за всё?
— Нет, не может быть, — сказала она, помотав головой, но уверенность уже оставила её.
Немного погодя, когда она с собора шагнула обратно в воздух, всё удовольствие от полета исчезло.
'Чьей болью было уплачено за это?' — Думала она.
Они отправились в чайную на Нерудова, шагая по дороге, ведущей вниз от замка. Акива поведал ей о своем мире: империи и цивилизации, периоде расцвета и кровавой расправе над серафимами, захваченных городах, выжженных землях, разрушенных стенах, осадах и детях, умирающих от голода первыми — родители отдавали им последнюю еду, чтоб вскоре тоже погибнуть.
Он рассказал о кровопролитии и ужасе в некогда прекрасных землях:
— Древние леса вырубались для постройки кораблей и сооружения осадных орудий, или же сжигались, чтоб не стать материалом для этого.
О больших городах, полностью разрушенных, о массовых захоронениях, о предательстве.
Армии монстров, которые шли бесконечным потоком, не уменьшаясь, не останавливаясь.
Были и другие вещи — ужасающие — но он лишь вскользь упомянул о них, словно касаясь краев раны, осторожно, колеблясь, боясь почувствовать боль.
Кару слушала, широко раскрыв от ужаса глаза, жалея, что за все семнадцать лет ее жизни Бримстоун не нашел способа рассказать ей об этом. Подумав, она спросила:
— А как называется твой мир?
— Эрец, — ответил Акива, и Кару удивленно подняла брови.
— На иврите это означает 'Земля'. Почему наши миры называются одинаково?
— Когда-то маги считали, что миры лежат слоями, как осадочные породы или кольца деревьев, — ответил Акива.
— Понятно, — чуть нахмурившись, сказала Кару. — Маги?
— Серафимы-чародеи.
— Ты сказал 'когда-то'. А что они думают сейчас?
— Ничего. Химеры истребили их.
— О. — Кару сжала губы. Что можно было ответить на это? Мол — 'Ну, что ж бывает'. Она помолчала, подбирая слова. — Может, мы просто позаимствовали у вас название, так же, как выстроили свою религию по вашему подобию. — Бримстоун винил в этом сказки, которые люди состряпали из обрывков увиденного: 'Красота приравнивается добру, рога и чешуя — злу. Все просто.'
— Ты права.
Официантка за стойкой кафе таращилась на них, переводя взгляд с Акивы на Кару и обратно. Кару так и подмывало спросить, чего это вдруг она вылупилась.
— Это классика, — сказала она Акиве, пытаясь собрать воедино все услышанное и найти этому простое объяснение, — серафимы хотели управлять миром, а химеры не пожелали, чтобы ими управляли, и это автоматически сделало их злом.
Его подбородок дернулся — такая трактовка ему совсем не понравилась.
— Они были всего лишь дикарями, живущими в грязных деревнях. Мы дали им свет, письменность, инженерные изобретения…
— И я абсолютно уверенна, ничего не взяли взамен.
— Ничего неблагоразумного.
— Ага.
Сейчас Кару пожалела, что так мало времени уделяла урокам истории, иначе ей было бы гораздо легче представить себе масштабы того, о чем он рассказывал.
— Значит, тысячу лет назад, не имея на то разумной причины, химеры восстали и уничтожили своих правителей, вновь взяв под контроль свои земли.
Акива возразил.
— Земля никогда не принадлежала им. В их владении были небольшие фермы да каменные лачуги. В основном, деревни. Города же были построены Империей, и не только города. Виадуки, гавани, дороги…
— Но это было то место, где они рождались и умирали, с сотворения их мира, ведь так? Там они влюблялись, растили своих детей, хоронили своих стариков. Они не строили городов, ну и что с того? Та земля все равно оставалась их землей. А вы, похоже, придерживались принципа 'мне принадлежит все, что я в состоянии заполучить', и в этом случае всегда найдется тот, кто также захочет попытаться отобрать то, что тебе принадлежит. Едва ли это можно назвать цивилизацией.
— Ты не поняла.
— Нет, не поняла.
Акива глубоко вздохнул.
— Мы строим мир в духе доброй воли. Мы жили рядом с ними, бок о бок…
— Как равные? — Перебила его Кару. — Ты продолжаешь называть их монстрами, и это заставляет задуматься.
Акива ответил не сразу.
— Кару, со сколькими из них тебе доводилось встречаться? Ты говорила, что знаешь лишь четверых, и ни один из них не является воином? Когда видишь, как твоих братьев и сестер топчут минотавры, их тела, истерзанные собако-львами, разорванные на части драконами, когда видишь свою… — И не договорив закусил губу.
Чтобы он там не собирался сказать, его лицо исказилось от боли.
— Если бы тебя пытали и заставили присутствовать на казни… любимых тобой… может, тогда бы ты и смогла мне указывать кого и как стоит называть.
Любимых?! То, как Акива произнес это, ясно говорило о том, что он имел в виду ни братьев и ни сестер. Кару ощутила укол… нет, конечно же это не ревность! Какое ей дело до того кого он там любит или любил?
Что здесь скажешь? Ей нечего возразить ему. Да, она много не знала, но это не означает, что она должна тут же поверить всему, что рассказал Акива.
— Я бы хотела выслушать точку зрения Бримстоуна, — тихо ответила она.
А потом ей пришла на ум одна идея, нечто грандиозное.
— Ты мог бы провести меня туда, мог бы помочь мне вернуться к ним.
Он моргнул и удивленно уставился на неё, а потом покачал головой.
— Нет, наш мир не для людей.
— Ну да, а вот ангелам людской мир подходит.
— Это не то же самое. Здесь ты в безопасности.
— Да не ужели? Спроси у моих шрамов насколько здесь безопасно.
Она оттянула ворот сорочки, чтоб показать сморщенный косой шрам на ключице. Акива вздрогнул увидев его, поняв, что это дело его рук. Кару вернула ворот на прежнее место.
— Кроме того, — продолжила она, — есть вещи поважнее личной безопасности. Например… любимые.
Она ощутила себя бессердечной, используя это слово, словно еще раз провернула нож и без того кровоточащей ране.
— Любимые, — повторил он.
