— Он тебе это сказал?
— …Нет… не знаю!
— Конечно, ты права.
— Да.
— Он тебе что-нибудь сказал?
— …Нет. Я больше с Дэнуцем не разговариваю!
— Почему?
— Так.
— Очень хорошо! — одобрила Ольгуца. — Ты мой друг.
— Да, Ольгуца, обещаю тебе, что отныне и впредь буду только твоим другом.
— Хорошо! — согласилась Ольгуца. — Ты не видела, что я написала?
— Как? Ты уже написала?!
— Посмотри.
— Аа! Так мало! — успокоилась Моника.
— Что? Тебе не нравится?
— Не то чтобы не нравится… Я напишу за тебя!
— Но я не хочу!.. Именно так я и собиралась написать!
— Tante Алис видела?
— Я так хочу! — заявила Ольгуца.
— Ольгуца, доставь мне удовольствие… Я ведь тебе доставила! Я поклялась ради тебя.
— А мне что же делать? — пошла на уступку Ольгуца.
— А ты смотри!
— Нет!
— Тогда промокай то, что написано!
— Цц!
— Ну, тогда еще что-нибудь! Ну же, Ольгуца, позволь мне начать.
— Знаешь что?
—..?
— Я буду писать вместе с тобой!
— Я этого не хочу.
— Но зато я хочу!
— Почему, Ольгуца?
— Потому что мне нечего будет делать!.. Ты напишешь «Ольгуца не права» два раза, а я напишу, что права.
— Давай попробуем.
— Моника, у меня нет ручки! — пожаловалась Ольгуца, давая Монике возможность завладеть ее ручкой.
— Видишь, Ольгуца! Предоставь это мне!
— Делай как хочешь! — вздохнула Ольгуца. — Я подожду!
И она принялась ходить по комнате вдоль и поперек, все убыстряя шаг. Задержалась у печки, открыла дверцу, осмотрела банки с вареньем, снова закрыла дверцу.
— Послушай, Моника, ты ставишь цифры перед фразой?
— Нет.
— А откуда же ты знаешь, сколько ты написала?
— Я помню.
— Ага!
— Хочешь, чтобы я ставила цифры?
— Нет… когда дойдешь до двадцати, скажи мне.
— Зачем?
— Увидишь!
.
Она склонилась над Моникой, проверяя…
— Вот! Двадцать!
— Да.
— Напиши вначале пятьдесят.
— Ой, Ольгуца!
— Делай, как я говорю!
— A tante Алис?
— Она не станет проверять… Напиши крупно «пятьдесят»… Так. Тебе осталось написать двадцать строчек, и моя сотня закончится.
— Мама, что у нас на ужин? — спросил Дэнуц госпожу Деляну, входя в гостиную. Он изнывал от одиночества.
— Ты проголодался?
— Не знаю!.. Мне нечего делать!
— А почему ты не играешь с Моникой?
— Она ушла к Ольгуце.
— И ты иди.
— К Ольгуце?
— Ну хорошо! Тогда возьми книгу и почитай.
— А какую книгу?
— Дэнуц!.. Ты ведь большой мальчик!.. Послушай музыку, раз ты не хочешь читать.
«Плохо быть большим», — зевнул Дэнуц, разваливаясь на диване. Из-за Ольгуцы и Моники ему до самого ужина предстояло наказание в виде бетховенской сонаты. И ему захотелось самому заключить перемирие… Но он не позволил себе. «Раз ты большой мальчик…» — начал он беседовать с самим собой…
— Мама, дай мне, пожалуйста, платок.
— Ой, Дэнуц, ты хуже дикаря!.. Возьми мой платок. Почему у тебя нет своего?
Соната зазвучала вновь. Дэнуц засунул платок госпожи Деляну в карман поверх своего платка.
«Когда я буду большим, я не позволю своей жене играть на рояле», — решил он, заметив отсутствие господина Деляну.
Он перестал слушать, а Лунная соната помимо его воли продолжала звучать в его душе для более поздних воспоминаний…
Наступил час вечернего заката… печальных теней без солнца и без луны, час, когда никто не осмеливается зажигать свечи на глазах у еще живого дня…
— Кончай, Моника, — вышла из себя Ольгуца.
— Подожди, мне осталось совсем немного.
Ольгуца решила подделать отрицательные фразы, заставив Монику пронумеровать цифрой «пятьдесят» каждую пятнадцатую строку.
— Послушай, Моника, — сказала Ольгуца после некоторого колебания, — я тебе отдам свою куклу.
— За то, что я тебе написала? — с презрением показала Моника на испещренные буквами страницы. — У меня ведь две куклы!.. А что ты будешь делать без куклы?
— …А мне не нужна кукла. Ты кончила?
— Кончила… Так все нехорошо получилось, Ольгуца! Что скажет tante Алис?
— Ерунда… Поищи мне ленту.
Ольгуца свернула листы бумаги в трубочку.
— Нашла?
