знала, что ты заделал дыру не из-за свиней!
— Что ты говоришь, Ольгуца?
— Разве ты не видишь, Моника? Качели, Моника! Давай я покачаю тебя! Merci, дед Георге.
У Оцэлянки были груши, пахнущие базиликом, да не было качелей… Дед Георге раскурил трубку и пошел в глубь сада открывать заделанную дыру в огороде.
— Ольгуца!
— Тсс!
— Ольгуца!
— Ты боишься?
— Не боюсь, но…
— Держись за меня.
Ольгуца взобралась с ногами на качели, руками крепко ухватившись за деревянные поручни. Качели отчаянно заскрипели. Монике было видно то небо, то землю, то синее, то зеленое. Она крепко обняла Ольгуцу за ноги… А качели знай себе: скрип-скрип… То вверх, то вниз… с синим ангелом у ног красного чертенка.
— Ой, Ольгуца!
— Не бойся.
— Ольгуца, мы падаем!
— Я не дам тебе упасть!
— Ольгуца!
— Моника!
Моника зажмурила глаза. У Ольгуцы пылали щеки.
— Остановитесь, барышня, голова закружится, — пытался усмирить ее дед Георге, руками спуская качели с небес на землю.
— Дед Георге, я хочу научиться ездить верхом, — крикнула Ольгуца, постучав ногой по остановившимся качелям.
— Дедушка вас научит, только отдохните чуток.
— Уф! Очень хорошо, но больше я так не могу! — выдохнула Моника, возвращаясь из бурного моря в тихую гавань.
— Я уже отдохнула, дед Георге. Сейчас опять начну. И ты со мной, дед Георге!
— Постой, я слезу! — вскрикнула Моника.
— А теперь смотрите на меня, — сказала Ольгуца, вставая во весь рост на фоне закатного неба, — под цвет ему.
— Уж больно вы разгорячились, барышня.
Лежа на домотканом коврике у завалинки, Ольгуца улыбалась и тяжело дышала, положив голову на колени Монике.
— Не могу больше! Уф! Больше не могу! Дед Георге, напомни… я тебе кое-что скажу. Моника, положи сюда руку.
— Ой, как у тебя сердце бьется!
Сердце колотилось так, что целый букет пионов мог бы облететь, если бы его положили на грудь Ольгуце. Рука Моники опустилась ей на лоб.
— Дай мне воды, дед Георге… Побольше.
— Упаси Бог! Вы хотите заболеть, барышня?
— Дай, дед Георге, не откажи!
Дед Георге со вздохом пошел в дом.
— Ты совершенно ужасна, Ольгуца!
— Ну уж!
— Да. У меня голова кружится!
— Не может быть! Тебе так кажется… А я бы хотела большие-пребольшие качели, отсюда и до самых Ясс. Ты знаешь, что я сделала бы?.. Я бы взяла деда Георге и одним махом перенесла его в Яссы.
— Ты взяла бы его отсюда?
— Когда начнутся занятия, не теперь. А потом я бы взяла школу и бросила ее в пруд, а на место школы поставила дом деда Георге…
Они замолчали, каждая думала о своем… Моника представила себе такие качели, которые отнесли бы ее на небо к бабушке.
«Без Дэнуца?..»
«Без бабушки?..»
Моника посмотрела в сторону барского дома. Скоро должен вернуться Дэнуц… И к ее душе прихлынула радость, словно кровь к щекам… Пустые качели взмыли к небу.
Голос Ольгуцы энергично произнес:
— Послушай, Моника, я бы хотела качели отсюда и до Америки. Ты знаешь, что в Америке течет самая большая река в мире? Я перенесу ее в Румынию.
— А если она больше, чем Румыния?
— Ничего! А в Румынии сделаю царем деда Георге.
— А ты?
— Я буду царицей… Но я буду и на качелях качаться.
— А что ты сделаешь с королем Каролем?
— Не знаю… Превращу его в статую, и дело с концом!.. Дед Георге, ты забыл про меня! Дед Георге, пить хочу!
— А вот он, дедушка!
Спрятавшись за дверью, он медлил, выжидая, пока Ольгуца немного успокоится.
— Нехороша вода, барышня. Я оставил открытым ведро, и в него попали мухи. Испортили воду.
— Дед Георге!
— Правда, барышня!
— Дед Георге, умираю, хочу пить!
— А груши, барышня?
— У тебя еще есть?
— Есть у дедушки еще корзинка.
— Давай съедим, дед Георге.
— И я так думаю.
— Вкусные!
— Сладкие!
— Лучше, чем вода, мои барышни!
— И вода тоже хороша, дед Георге, да мухи в нее, говорят, попали.
— Раз дедушка говорит…
— Ты их, видно, во дворе поймал, потому что в доме нет мух, дед Георге!
— Вот ей-ей!
— Пожалуй, поверю тебе на слово, дед Георге. Когда хочется пить, и груши бывают хороши!
— Все-то знает дедушкина барышня!
— Дед Георге, что это за шум?
— Да ребятишки… Видать, повздорили. Ребята!
— Они дерутся, дед Георге?
— Да нет! Так, балуются.
Ольгуца вскочила на ноги, огляделась вокруг и бросилась к воротам.
— За что ты его бьешь, не стыдно тебе?
Двое мальчишек, чуть повыше ростом, чем Ольгуца, молча яростно дрались, слышалось только их тяжелое дыхание. Рядом с ними совсем маленький мальчик в одной рубашке так кричал и вопил, словно его для этого наняли.
— А ты что кричишь?
