думаю, он прав.
— Ты говоришь правду, папа?
— Да, да!
— Разве ему плохо у нас?
— Хорошо, Ольгуца… Но мальчику лучше расти среди мальчиков… в определенной строгости.
— Лучше бы я была мальчиком.
— Почему, Ольгуца?
— Да так!.. И мама тогда бы не плакала.
— Ты ошибаешься, Ольгуца. Мама вас обоих одинаково любит.
— Я знаю, папа, я и не говорю, что не любит!.. Но я не хочу, чтобы мама плакала.
— Значит, ты бы оставила папу, если бы была мальчиком?
— Ведь ты мужчина, папа!
— И что же?
— …Я бы никогда не оставила тебя, папа, — горячо сказала она, — потому что я девочка.
Господин Деляну поцеловал ее.
— У тебя прошло плохое настроение?
— Если ты прав, то конечно.
— Прав, Ольгуца. Адвокаты всегда правы!
— И родители, папа!
— Вот и умница! Такой я тебя и люблю: веселой. Пойдем в столовую.
— Папа, ведь Герр Директор строже, чем ты: правда?
— Мне кажется, нетрудно быть более строгим, чем я… Что ты на это скажешь?
— А, правда, ты совсем не строгий!.. И не должен быть!
— Да? Ты так считаешь?
— Да, папа. Если бы ты был строгим, я…
— Ты?..
Ольгуца лукаво посмотрела на него.
— Я бы спрыгнула с крыши… и ты тоже, если бы ты был маленьким и тебе было бы не по себе!
— Неужели?
— Но ты не строгий. Ты ведь даже сердиться не умеешь, папа.
— Ну?!
— Не умеешь. Это я тебе точно говорю! Тебе всегда смешно, когда ты сердишься, и поэтому тебе еще больше хочется рассердиться…
Господин Деляну весело рассмеялся.
— Ты похож на меня, папа.
— Да, Ольгуца. Тебе следовало бы поставить своего папу в угол за то, что он не умеет быть серьезным.
— Ну что ты, папа! Я-то ведь тебя слушаюсь. Ты знаешь, как-то раз я тебя обидела, и ты мне ничего не сказал, и тогда я сама поставила себя в угол… Видишь! И мне не стыдно! Я тебе об этом говорю… Но я хочу знать, строгий ли Герр Директор?
— Ровно столько, сколько нужно, Ольгуца. Григоре вас любит.
— Я знаю, папа… Ну, ничего, я сама поговорю с Герр Директором… Зачем ты пришла? Почему ты не стучишься в дверь, Аника?
— Барыня велела спросить, почему вы не идете…
— Пойдем, папа… Я рада, что ты пришел меня проведать. Я научусь варить кофе. И когда ты в следующий раз придешь ко мне, я угощу тебя черным кофе.
— Ах ты, чертенок, ведь мне достанется от Алис!
— И вареньем, папа.
— А у тебя есть варенье?
— Конечно. Смотри, папа… Только не выдавай меня!
Глаза у господина Деляну искрились от смеха при виде банок с вареньем, спрятанных в печке.
— Там у тебя буфет!
— Да, папа, там же я буду прятать кофе и кофейник.
— А где ты возьмешь кофе с кофейником?
— Ты мне купишь, папа… чтобы я могла принимать гостей.
— А если нас обнаружит мама?
— Она тоже попробует кофе… и увидит, что я хорошая хозяйка!
— А если она рассердится?
— Она поставит нас обоих в угол!
— Куда вы запропастились? — встретила их госпожа Деляну, выходя из задумчивости.
— Тишина! — провозгласил Герр Директор. — Тот, кто боится шума, пусть заткнет уши!
— Григоре, не разбей зеркало.
— Будь спокойна, Алис! Пробки от шампанского представляют большую опасность для твоих ушей! Впрочем, не волнуйся…
Госпожа Деляну и Моника заткнули уши. И все же праздничный выстрел заставил их испуганно вздрогнуть. Пробка птицей вылетела из бутылки вместе с целым букетом цветов, внезапно распустившихся и так же внезапно уронивших все свои лепестки в хрустальные бокалы.
— Безупречно! — похвалил себя Герр Директор, наполняя бокалы… — Пейте на здоровье! Самый полный бокал — Ками-Муре.
— Налей мне еще, Герр Директор, не обижай меня! — потребовала Ольгуца, пальцем указывая на истинный уровень шампанского по отношению к декоративному, — пене.
— Алис, что ты на это скажешь? Твоя дочь жаждет возлияний!
— Бог с ней, Григоре! За счастье Дэнуца!
— Повремени, Ольгуца… Не беспокойся, ты непременно захмелеешь!
— Ты произнесешь речь, Герр Директор? — спросила Ольгуца. Губы у нее были в пене шампанского.
— Не прерывай меня! Ты всегда в оппозиции… Мои дорогие, — начал Герр Директор, поднимая бокал, — сегодня я навсегда утратил племянника и обрел сына при тех же обстоятельствах, что и Дева Мария. Прежде всего я пью за новоиспеченного отца — весьма достойного! — который своего сына крестит не в воде, а в шампанском… И в каком шампанском! — добавил он, касаясь губами светлой пены. — Gaugeamus igitur.[42]
Все чокнулись, бокалы пропели свою чистую нежную арию.
— Ну же, Алис, не будь мачехой! Чокнись с отцом вашего сына!
— Наполни мой бокал, Григоре.
— Как? Ты уже все выпила! Ты, Алис!
— Я.
Герр Директор наполнил весельем бокал, в котором его явно было слишком мало. Пена с шумом поднялась вверх. От этого бокал сделался высоким и трепещущим, словно балерина, окутанная легкой дымкой и стоящая на пуантах.
— А теперь, дорогие мои, — продолжал Герр Директор, чокаясь с госпожой Деляну, — выпьем за здоровье приемного сына. Мое самое горячее желание — чтобы лет через десять, собравшись за этим уютным столом, мы все снова выпили шампанского. И чтобы ты, Дэнуц, посмотрел на меня сквозь монокль — как я сейчас смотрю на тебя — и сказал: «Этот жалкий безумец, который за всю свою жизнь не удосужился родить собственного сына… сумел создать человека». В ожидании этого дня, выпьем за сегодняшний день, выпьем за матерей!
— У тебя хорошее настроение, Герр Директор! — сказала ему Ольгуца, держа в руке бисквит.
— По-моему, мы с тобой оба в хорошем настроении… Хорошее шампанское! Что ты на это скажешь, Ольгуца?
