Соня не поехала и ничего бабушке на прощание не сказала.
Нью-Йорк. Аэропорт имени Кеннеди. 2 декабря.
Уже самолет шел на посадку, а вот странно, все еще был тот же день и то же число. Это из-за смены часовых поясов, сквозь мутный полусон сказала себе Инга. Тяжелый перелет, ожидание пересадки во Франкфурте – все это измучило и настроило на равнодушный лад. Аэропорт казался безумным и громадным с земли, а еще раньше Инге удалось узнать с высоты и бронзовое рогатое страшилище, с витиеватой дубиной в руке, которую местное население чтит за символ свободы.
Хорошо хоть, ей остался последний этап скитаний, последняя пересадка, и еще через семь часов она будет наслаждаться тропическим солнцем в Калифорнии. В дневном отдыхе в городе на Гудзоне она себе отказала, не потому, что пожалела денег на гостиницу, а только что ей делать в первый раз в чужой стране и совершенно одинокой? Сейчас пересядет на внутренний трансконтинентальный рейс, отмучается до конца, а там уж и Аидочка встретит ее на Лос-Анджелесском аэродроме.
Ну надо же, она все-таки добралась, доборолась, а Нью-Йорк она еще успеет осмотреть и все остальное тоже. Главное, что она в Америке, приехала за своим счастьем, и нет у нее здесь врагов, а только будущее, большое и светлое.
В этот самый миг, как Инга подумала о счастье, колеса громадного ДС-10 мягко спружинили и покатились уже по американской земле.
Часть вторая. ЛОЖКА К ОБЕДУ…
Лос-Анджелес. 1993 год. 3 декабря.
Вот так Калифорния! Где же ослепляющее лучами солнце, нарядные пальмы и довольные, веселые лица? Инга еще не успела покинуть здание аэропорта, даже на выдачу багажа не прошла, а разочарование, впрочем еще не оставленное надеждой, подкралось к сердцу. Почти спящая на ходу от усталости, словно в дымке воспринимая окружающий мир, она ждала, что сон развеется под южным солнечным теплом, и на калифорнийскую землю она ступит обновленной и с полным ощущением радости. Не тут-то было. Дождь лил потоком, безумный и пузырящийся, а она уже переоделась в салоне лайнера на легкий курортный манер, и даже зонта у нее с собой не оказалось. Но зонт – пустяки, может, зонт найдется у Аиды, предусмотрительной и всегда имеющей наготове нужные вещи. Только вряд ли ее подруга так же легко вытащит, словно из кармана, солнце и чистое небо и развеет тусклую сырость.
За многоярусными зеркальными окнами терминала хлестало, как из пожарного брандспойта, и тяжелые тучи даже не пробовали намекать на свой скорый уход. Инга против воли сделалась угрюмой и на вид несколько сиротливой. И это гостеприимная Калифорния? Однако смешно же думать, будто только лишь ради ее приезда природа вдруг отступит от своего каприза. И тогда Инга решила не расстраиваться заранее – подумаешь, дождь… Главное – она достигла, наконец, земли обетованной.
Аида ее встречала спокойная и несколько равнодушная, словно дело происходило в Москве и они расстались позавчера. Аида так всегда и держала себя, и Инга только отметила, что подруга ее ничуть не изменилась. Вот американцы, наверное, должны все время улыбаться, они и лыбятся непрестанно, а зачем это Аиде? Хотя настоящих американцев Инга за все время своего переселения почти не видела. Даже в самолете от Нью-Йорка с ней летели какие-то странные люди, видимо туристы или недавние эмигранты. Индусы, китайцы, кажется, испанцы, негры, а обычных белых людей мало было совсем. Скорее всего, сидят дома и трудятся изо всех сил, загребая как можно больше этих спасительных американских долларов. Инга, конечно, была далека от наивности и знала, что здесь не рай, что здесь проживает много разных людей из разных частей света, что существует расовый конфликт, она слышала и о деле Родни Кинга. Но детская вера, присущая многим переселенцам и до нее, слепила разум, заставляла искать идеальные черты американского быта.
Инга коротко, без бурных эмоций поцеловалась с подругой, и они вместе спустились на автостоянку, вот счастье – она под крышей, и не надо выходить на дождь. Это отчего-то показалось ей добрым знамением: вот что значит настоящая цивилизация. И машина у Аиды настоящая иномарка, японская «тойота», немного потрепанная, но такая симпатичная.
Пока ехали, тут же она и закидала Аиду вопросами, и почему-то главным ей показался:
– Как думаешь, к вечеру солнце выйдет?
– Какое «к вечеру»? Зарядило на неделю, – тут Аида с недоумением покосилась на подругу. – Ты что, не знала? Тут с ноября почти до середины марта льет. Правда, с перерывами.
– А я думала, море, пляж, загорать пойдем, – с внезапным скорбным разочарованием ответила Инга.
– Да ведь сейчас зима, а зимой дожди. Вот весной будут тебе и пляж, и купание. А теперь не сезон.
Инга тут же успокоилась – значит, и море будет, и солнце, надо только подождать. Она постаралась примириться с дождем: в конце концов, это всего лишь маленькое житейское неудобство, и стала расспрашивать дальше:
– А далеко нам ехать? А где это Лонг-Бич? Какой тут странный район, совсем неухоженный!
– Это Инглвуд. Что-то вроде цветного гетто. Но мы его скоро проедем. А Лонг-Бич недалеко. Только не думай, что там что-то особенное. Так, вшивый портовый пригород.
– А почему ты в нем живешь? – с тревогой поинтересовалась Инга. Общественное и материальное положение своей подруги она воображала иначе.
– Там жилье дешевое, относительно, конечно. И много наших. В смысле – эмигрантов из России.
– А я думала, ты хорошо устроилась. Ты же сама мне писала и звонила, что хорошо устроилась! – с обидным упреком на пустом месте скуксилась Инга.
– Ну да, хорошо. Чем же плохо? Работа есть, крыша над головой, машина, пусть и подержанная. Получу повышение, возьму кредит, куплю домик в Помоне. Это такой район, почище и получше, хотя и ненамного. – Тут Аида насмешливо посмотрела на Ингу: – А ты что думала, я тут сколотила миллион и стала кинозвездой? И особняк содержу в Пасадене или в Малибу? Ха! Да тут, знаешь, сколько таких умных, и все хотят!
– Но ты же экономист в крупной компании! Ты же говорила!
– Это да, я экономист, рядовой бухгалтер в «Дженерал дайнемикс», так – клерк, серединка на половинку, четыреста в неделю с налогами. Но у других и того нет. Тут сплошь и рядом сидят на пособии, посуду моют в еврейских шалманах и под аккордеон поют «Подмосковные вечера».
– Но ты же умная, а здесь шансы! – чуть не плача громко возразила Инга.
– А это чем не шанс? Я в штате и в профсоюзе, для эмигранта – высота Сергея Бубки. Классные программисты – те да, зашибают у нас будь здоров, только я таких талантов не имею. Да ты знаешь, чего мне стоило это место выцарапать? – вдруг завелась Аида, разозлившись на подругу. – Я и в массажном салоне прирабатывала, и по вечерам официанткой, а диплом мой здесь – тьфу! Еще подтверждать пришлось, да каждый лишний доллар отдай на ускоренный курс в колледже. И лишних-то не было! Все сбережения, какие имела, угрохала. Если бы не один козел (он держит мексиканский ресторан в Эль-Пуэбло), так не знаю, что и делала бы. А еще за квартиру плати, и кушать надо, еще права на вождение – наши тут не годятся. Да что говорить! Ничего ты себе не представляешь.
– Зачем же ехать было в такую даль? С хлеба на квас и в Москве можно перебиться! – искренне не поняла ее Инга.
– Глупая, трудности-то временные! Теперь-то ничего, теперь я скоро уже полноправная американка, только кучи долгов не хватает. Еще пару лет повкалываю на побегушках, создам себе нужный имидж, а там получу повышение. Умру, а вырву! И вперед. Здесь главное – пролезть и не растеряться. И помни – в Америке так: сам себя не расхвалишь, никто тебя не заметит и не оценит. Стоишь копейку, делай вид на тысячу долларов, стоишь тысячу – делай вид на миллион, тогда получишь, если конкурентов обойдешь. А здесь их на каждое место по сотне ртов. В общем, локтями и когтями. Ну, сама увидишь.
Скоро приехали. Кругом, как и везде по дороге, гнездились друг подле друга одноэтажные домишки, реже в два этажа, с крошечными подобиями приусадебных лужаек, с мусорными пластиковыми баками у бровки и смешными, как скворечники, почтовыми шкафчиками. Никаких небоскребов не было видно и в помине, и вообще пейзаж расстилался кругом такой, будто бы Инга заехала в самый захудалый уголок частного сектора для малоимущих дачников в одесской Аркадии. Из порта несло железом и рыбьей чешуей, шум дождя сливался с корабельными гудками и словно превращался в один звук, агрессивный и тоскливый одновременно.
Квартира у Аиды оказалась совсем крохотной, намека на прихожую не было. Урезанная со всех сторон кукольная кухонька никак не была отделена от единственной комнаты, правда, вполне просторной.
– Ты – на диване, том, в углу. А канапе – мое, – коротко проинструктировала ее Аида. – Еда в холодильнике, вот молоко, пицца в коробке. Захочешь прогуляться в город – за углом автобус. Ну да разберешься, язык ты знаешь.
– А ты куда? – не поняла Инга.
– Как куда? На работу. Еле-еле отпросилась на час. Теперь полдевятого, еще успею вовремя. – Тут она уже сочувственно посмотрела на одиноко съежившуюся подругу: – Ты только не обижайся, но здесь с этим строго. Служба – дело святое, и твой приезд для моего шефа никакое не оправдание, а кто думает иначе, тот скоро может очутиться на улице.
Аида уехала, оставив запасной ключ на столе. В пустой квартире сидеть просто так было нестерпимо скучно и неуютно. Инга наскоро распаковала вещи первой необходимости, съела два куска заклякшей пиццы, пробежалась по телеканалам – одни сериалы и та же самая реклама, что и в Москве конца девяностых. Больше делать было решительно нечего. И Инга, чем без толку болтаться в четырех стенах, отыскала в углу комнаты огромный, нескладывающийся зонт, переоделась в джинсы, кроссовки и ветровку с капюшоном, поехала в город.
Карты у нее не имелось никакой, заранее запастись ею или хотя бы прочитать о столице солнечного штата ей и в голову не пришло, очень она рассчитывала на Аиду. И она поехала наобум, заплатила в первом же автобусе до Калвер-сити. Посмотрела Музей Юрских Технологий. Понравилось. Потом пошла куда глаза глядят. Все равно, какая разница. Первый день можно провести и без всякой цели. Набрела на станцию какой-то электрички или, может быть, надземного метро, купила билет, решила, что поедет направо. Инга нарочно не стала читать надписи на указателях, так для нее получалось интереснее. На следующей остановке вышла и опять побрела наобум. Дождь вроде немного поутих, и это ее приободрило. А скоро она обнаружила себя идущей между шеренгами обалденных магазинов и магазинчиков. Жаль только, что по одному их виду Инге стало ясно: товар ей не по карману. «Но это пока. Только пока», – уверила себя Инга. Она не знала, что невольно забрела в довольно престижный район, самостоятельный административный городок Санта-Монику, фешенебельную мечту рядового калифорнийца. Но поняла, что место это не из простых, когда за легкий завтрак в кафе с нее содрали немалые деньги. Инга денег пожалела, но зато как бы отметила приезд.
Вообще-то, что бы там ни говорила Аида, а та успела сказать очень многое, не сказав при этом почти ничего, Инга отнюдь не собиралась трудолюбивым муравьем вползать на вершину пирамиды благосостояния. Пять лет бухгалтером, да повышение, да еще десять лет, а там, глядишь, хватит на сиделку и хорошие похороны. Уж дудки! Просто Аида слишком опаслива и благоразумна. Наверняка ведь есть быстрые пути, как стать если не знаменитой, то хотя бы богатой. Это же Америка! Как сказала подруга: локтями и когтями. Правильно, для того Инга и ехала. Но не ради же повышения по бухгалтерской линии гробить свои молодые годы, кусаться и царапаться, отгоняя конкурентов. Инге две жизни понадобились, чтобы понять, как правильно следует мазать маслом бутерброд и чего стоит это масло добыть. Это как в казино. Кто-то ставит на черное, кто-то на число или на линию, и только само казино играет за себя. Зеро. Вот и Инга будет играть за себя и себя же поставит на кон, вместо банка. Только так, а не по правилам, как «принято», как «все», и согласно «истинно американским ценностям». Ценностей, кстати, было не видать. Странный город и люди в нем странные. Словно ты вовсе не в Америке, а заблудился случайно в кварталах университета имени Лумумбы. Половина даже не по-английски говорит, а другая половина выдает за благородный язык Британских островов исковерканный диалект неграмотных неандертальцев. Впрочем, кто-то ее предупреждал, что в Штатах свой стиль и сленг, имеющий мало общего с первоисточником.
Послонявшись еще с полчаса по улицам, не найдя ничего из ряда вон интересного, Инга захотела вернуться домой. Дождь опять заливал дороги и тротуары, видимо считая, что на первый раз сделал достаточную поблажку. Немного подумав, Инга поступила наиболее разумно, вернулась в квартиру на Лонг-Бич в строго обратном порядке. Как говорится, самый короткий путь тот, который знаешь.
Только войдя в скромный, временный приют, предоставленный ей Аидой, она поняла, что устала безумно, что бегала сейчас по чужому городу от перенапряжения и нервного утомления. И подумав так, Инга только успела дойти до диванчика, как рухнула на него прямо в мокрой куртке и джинсах и немедленно заснула.
Разбудила ее уже Аида, когда вернулась со своей бухгалтерской службы, подняла, отослала мыться в душ. А тем временем накрыла на стол – не то чтобы устроила парадную трапезу, а всего лишь, как должное, позаботилась об уставшей подруге. Аида вообще все делала, как должное. Инга думала, что когда придет срок Аиды помирать и та будет при этом в здравом уме и сознании, то Аида и смерть примет, словно нечто рутинное и обыкновенное, как необходимую работу, за успешное исполнение которой ей светит новое повышение.
На столе были две бутылки местного калифорнийского вина, разогретые в печке плотные сандвичи и торт-мороженое. Еще Аида зажгла толстую, разноцветную, короткую свечу, совсем не оплывавшую стеарином, а будто испарявшуюся неведомо куда.
Сначала больше говорила Инга, рассказывала о побеге от Идолища, о том, что в Одессе умер Гончарный, чуть было не ляпнула про встречу в аэропорту с мамой и родственниками, но
