Потом стали пропадать вещи, оказываясь в других местах. А однажды нашли пришпиленную к стене бумажку с надписью: 'Ты дала мне пятнадцать ударов', что, видно, относилось к Дине.
Вскоре в присутствии Дины, прямо в воздухе, в нескольких шагах от нее, стал раздаваться грубый старческий голос, который раньше слышала только девочка. Теперь же его стали слышать все. Он следовал за девочкой повсюду, преследовал ее бранью и непристойностями, раздавался в доме и на открытом воздухе, крайне надоедая Дине своими подчас очень неприличными речами. Голос охотно вступал в беседу с людьми, оскорбляя их слух изысканнейшим матом.
Вечером 15 ноября 1889 года к Дэггам приехал уже упоминавшийся мистер Вудкок. Когда его наутро познакомили с Диной, он попросил ее продемонстрировать ему тот странный голос из невидимого источника. Девочка подвела ученого к сараю, что был позади дома, и спросила: 'Мистер, вы тут?'. К изумлению Вудкока, в подтверждение грубым старческим голосом было произнесено нецензурное выражение. - Кто ты такой? - спросил мистер Вудкок - Я черт, уходи отсюда, а не то, если попадешь мне в лапы, я тебе сверну шею, - ответил голос, присовокупив для пущей убедительности пару не очень лестных для ученого эпитетов. Тот ответил, что бранью его не проймешь, и спросил, неужели черту не совестно говорить такое в присутствии детей. В ответ вновь посыпались ругательства.
После этого Вудкок и хозяин дома в течение пяти часов без перерыва беседовали с невидимым, как считал ученый, существом. Он уговаривал его вести себя прилично и оставить Дэггов, не сделавших ему ничего плохого, в покое. Невидимка долго не хотел сдаваться, но согласился быть воздержаннее на язык. Он заявил, что проказничал шутки ради и чувствует антипатию лишь к Дине и к главе семьи. В конце беседы дух попросил прощения у всех, кому наговорил дерзостей.
По мнению Вудкока, голос не мог принадлежать никому из присутствующих, и чревовещателей среди них не было. Особо внимательно он наблюдал за Диной, даже заставил ее набрать в рот воды, но голос все так же продолжал разглагольствовать. В сарае не было ни пола, ни чердака спрятаться там абсолютно негде.
Разговор с невидимым собеседником далее продолжился уже в доме. Вопросы задавал Вудкок:
- Почему ты преследуешь эту семью?
- Меня послала к ним миссис Уоллес.
- А скоро ли ты прекратишь все это?
- Не скажу. Молчи и не касайся колдовства, иначе я тебя убью, ведь я черт.
- Не убьешь. И не воображай, что я тебя боюсь. Ты все же мог бы отвечать мне повежливее.
На эту реплику ученого последовал крайне непристойный ответ. Вудкок попробовал одернуть говорящего:
- Послушай, разговаривай прилично.
- Пожалуйста, но только я устал с тобой так долго говорить.
Затем, обращаясь к хозяину дома, голос произнес:
- Джордж, ты мне нравишься, и я хочу разговаривать с тобой, а не с ним. В беседу вступил Джордж Дэгг:
- Зачем ты преследуешь меня и мою семью?
- Потехи ради.
- Хороша потеха - бросать камни в маленькую Мэри!
- Бедная крошка Мэри! Я метил не в нее, а в Дину, но ведь я ее даже не ушиб!
- Но если ты все это делал ради потехи, то зачем хотел поджечь дом?
- И не думал! Огонь появлялся только днем, когда все вы могли его увидеть и тут же потушить. Впрочем, мне жаль, что я это делал.
На вопрос, почему его никогда не слышно, когда нет Дины, голос произнес:
- Я хотел, чтобы подумали на нее.
- Стыдись! - попробовал усовестить черта Вудкок. - Если ты не станешь вести себя приличнее, я увезу Дину.
- Тогда мне ее заменит маленькая Мэри, - ответствовал черт.
Тут в комнату вошел всеми уважаемый фермер сосед Артур Смарт. Голос тут же обратился к нему с весьма непочтительным приветствием. Ближе к вечеру черт, однако, смягчился, попросил извинения и обещал впредь не браниться.
Уже стемнело, когда Вудкок отправился за миссис Уоллес, чтобы устроить очную ставку черту. Oн рассказал ей, что с его подачи ее считают причиной обрушившихся на дом Дэггов напастей, и уговорил ее поехать с ним к фермеру. Надо заметить, что когда-то давно Уоллесы и Дэгги поспорили из-за межи и были некоторое время в ссоре.
Когда, наконец, ученый и подозреваемая в колдовстве дама вошли в дом, он уже был полон любопытных. Голос встретил Вудкока, по обыкновению, грубой бранью. Ученый прервал дерзкое существо, предложив ему повторить обвинения против невинной Уоллес. Вот какой разговор состоялся у черта с Уоллес:
- Разве ты со своими детьми не ходила к болоту и зарыла там Черную книгу, которую достала в Монреале?
- Ничего подобного я никогда не делала.
- А я тебе говорю, что делала.
- Лжешь!
Разговор в этом роде продолжался еще некоторое время. Под конец черт так запутался в противоречиях, что вскричал:
- Отстаньте от меня, вы меня сбиваете с толку! Затем дух стал обвинять уже детей миссис Уоллес. Их привели, они напрочь от всего отказывались, но дух обещал показать место, где зарыта Черная книга. Потом сказал, что сжег ее.
В субботу же, 16 ноября 1889 года, дух обещал, что на следующий день, в воскресенье, в полночь, он исчезнет. На вопрос, почему это нельзя сделать прямо сейчас, ответил, что в воскресенье будет больше народа, и он воспользуется этим для убеждения всех неверующих.
Действительно, в воскресенье дом был битком набит любопытствующими. Люди начали прибывать еще ранним утром и к полудню заполнили весь дом. Дух, согласно обещанию, вел себя вполне прилично, отвечал на все вопросы и иногда кое-что высказывал в адрес входивших в дом людей. Некоторые из его замечаний были просто удивительны: они показывали, что ему известны самые интимные подробности частной жизни некоторых из прибывших. Одному из них дух пересказал содержание разговора с его умирающей дочерью, о котором никто не мог знать. Кто-то из присутствующих заметил, что язык духа изменился к лучшему. Тот ответил: 'Я не из тех, кто употребляет непристойные выражения. Я небесный ангел, посланный Богом, чтобы изгнать этого ученого' (укол в адрес Вудкока). И все же духа несколько раз уличили во лжи, во всяком случае, он так и не отбыл восвояси, как обещал.
В пол-одиннадцатого вечера мистер Вудкок уехал, с тем, чтобы продолжить исследование с утра в понедельник. Перед отъездом он написал краткий отчет обо всех явлениях, прочел его вслух и дал подписать семнадцати присутствующим. В отчете, кстати, сказано, что дух, по его признанию, был человеком, который умер двадцать лет тому назад в восьмидесятилетнем возрасте.
Похоже, в обществе ученого черт чувствовал себя крайне неуютно, чем-то тот его то ли смущал, то ли раздражал. В доме же остались толпы соседей, которые все ждали обещанного духом 'отлета'. Люди не расходились до трех часов ночи.
Дух потребовал, чтобы пригласили двух священников - пресвитерианца Дюко и представителя англиканской церкви Нейлора, а также издателя местной газеты. По его словам, они думали, что Дэгги все эти странности фабрикуют сами, и он хотел разубедить их. Но скептики жили далеко, и взамен пригласили баптистского священника Белла, однако разговор не получился.
После отъезда Белла голос духа вдруг сделался нежным и приятным. Его спросили, почему он не заговорил так раньше. Дух пояснил: 'Тогда бы заподозрили Дину'. Новым чудесным голосом он спел несколько гимнов. Слушатели были растроганы до глубины души и даже дважды просили его не покидать их. Наконец в три часа ночи дух распрощался со всеми, за исключением Дины, объявив, что завтра в одиннадцать утра явится Дине, Мэри и Джонни в последний раз.
Утром в понедельник к Дэггам приехал Вудкок. Он занялся уточнением записанного в предыдущие дни, в чем ему помогало семейство фермера и соседи. Все они все еще были заняты этим делом, когда игравшие во дворе дети вдруг вбежали в дом. Все трое были в сильном возбуждении, их глаза блестели:
- О мама! - вскричала Мэри. - О мама! Какой красивый старик! Он взял меня и Джонни на руки, и о мама! - я играла на его арфе, а потом он улетел на небо, и все на нем стало красным!
Взрослые выбежали из дома, но ничего необычного не увидели. Обе девочки рассказали одно и то же; красивый старик в белом одеянии, с лентами и другими украшениями, с длинными седыми волосами и с. очень приветливым лицом взял Джонни на руки и сказал ему, что тот прехорошенький мальчик; Мэри же играла на арфе, тоже сидя у него на руках. Дина рассказала, что ясно видела, как старик взял детей на руки и разговаривал с Джонни. Дине же было сказано, что Вудкок ошибся, полагая, что он не ангел, но он докажет это. Затем старик поднялся в воздух и исчез. Когда он улетал, у его ног возник огонь, который окружал взлетевшего, пока тот не исчез с глаз.
С тех пор о том необычном духе никто ничего не слышал, а в доме Дэггов наконец-то стало спокойно.
Наконец, нельзя умолчать и еще об одном выдающемся случае голосового полтергейста прошлого века, сообщениями о котором целых три недели заполнялись страницы французских газет. Современные зарубежные парапсихологи, обращаясь к этому случаю, описывают его по относительно краткому упоминанию, сделанному К. Фламмарионом в книге 'Беспокойные дома' (Лондон, 1924). А между тем он достаточно подробно описан в издававшемся известным французским оккультистом доктором Папюсом журнале 'Initiation' ('Посвящение') за август 1896 года.
Согласно Палюсу, вспышка имела место в деревне Валенс-ан-Бри, департамент Сены и Марны, в доме некоего Лебега. Вместе с ним жили его больная, вот уже восемь месяцев не встававшая с постели жена, двое детей и две служанки. Всегда тихий дом вдруг стал местом невероятных событий.
Все началось с того, что, когда однажды служанка пошла в погреб, она там услышала голос, изрыгающий ругательства. Постепенно он стал раздаваться все громче и громче и спустя восемь дней слышался уже не только в погребе, но и у входной двери, на кухне и повсюду на первом этаже. Наконец он стал настолько громким, что на шум начали приходить соседи. Голос раздавался из разных мест и казался исходящим из-под земли. Угрозы и ругательства, вплоть до обещаний свести в могилу, адресовались главным образом больной жене Лебега.
Дальше - больше: позднее голос стал раздаваться не только из-под земли, но и из стен, столов, буквально отовсюду. Он то мычал, то ругался, то богохульствовал, насмехался, взывал о мщении, оглушал, грозил. Говорящего видно не было. Голос имел несколько тембров: то он звучал достаточно сильно, как у молодого человека, то превращался в глухой и ворчливый, как у больной женщины, то становился криклив, будто это сварливая прислуга, то груб, как голос извозчика. А между тем в доме жили люди благовоспитанные.
Одновременно с появлением голоса в доме сами собой с места на место стали перемещаться вещи, например, большие доски и бочки трижды 'переходили' из одного конца погреба в другой. Через две недели после начала вспышки оконные стекла среди бела дня и на глазах оглушенных обитателей дома с треском вылетели одно за другим.
Лебег пробовал копать в погребе, но ни электрических проводов, ни акустических аппаратов там не нашел. Удалили из дома служанок, потом детей, но от этого ничего не изменилось. И лишь когда перенесли больную в соседний дом, поняли, что все странности связаны именно с ней: проявления сосредоточились вблизи нее, кровать сама собой поднялась в воздух вместе с больной и едва не опрокинулась. Пришлось несчастную женщину отправить домой.
По совету аббата Шнебеля больная ударила ножом по пустому пространству, что вызвало бешеный взрыв ругательств, после чего на десять часов все стихло. На другой день один молодой человек несколько раз выстрелил в погреб, когда там раздавался голос, и тотчас же послышались стоны, подобные вою раненого животного. Они раздавались не только в погребе, но и возле постели больной.
После этого в доме провели ночь Шнебель и сам Папюс, и на неделю все утихло, однако потом голос вновь заговорил. Его обладатель сообщил, что ему крайне не нравится вмешательство Папюса и Шнебеля, что он серьезно ранен и просит прощения, однако предпочитает умереть, нежели отступить. Как бы в подтверждение сказанного тут же был разбит графин и в комнату детей брошены три камня.
