поднос, разбрасывая его содержимое по камере, громко застонал и опустился на пол. Прижав ноги к животу и обхватив себя руками, он застонал громче, как только запачканное лицо Сниггса появилось у двери.
— Что случилось?
— Я-яд. Оххххх.
— Клянусь распятьем! — сальная голова Сниггса то неожиданно появлялась, то исчезала, пока он попытался разглядеть Тристана в темной камере.
— Помоги мне, оххххх…
Тристан завершил свой стон булькающим приступом удушья и обмяк. Из-под ресниц он наблюдал за Сниггсом.
— Эй, мошенник, что Вас беспокоит? Священник? Будьте вы прокляты. Если Вы умрете, госпожа обвинит в этом меня.
Он услышал, как Сниггс отпер дверной засов и вошел. Его схватили за руку, и перевернули на спину. Он ждал до тех пор, пока не почувствовал руку Сниггса на своей груди. Тогда он схватил руку, со всей силы потянул за нее, и приподнял ноги. Ударив ими Сниггса прямо в грудь, Тристан перебросил его через голову. Тот врезался головой в противоположную стену и отлетел от нее. Он приземлился на пол лицом вниз и больше не вставал. Тристан осмотрел его, но он, казалось, был цел, за исключением шишки на голове.
Он закрыл и запер на засов дверь камеры. Обнаружив свою шпагу в углу, через несколько секунд он прокрался наверх и оказался в бювете. Впервые он был благодарен за беспорядочную охрану замка и решил в будущем больше ценить Дибблера.
Подобно тени, он незаметно скользнул через бювет в зал. Его приветствовал храп слуг, спящих на соломенных тюфяках. Он обошел их на цыпочках, через альков позади лавки. Вскоре он уже поднимался по лестнице к нежилой башне. Пэн упоминала, что она превратила главную комнату в свое казначейство.
Дверь в так называемую сокровищницу не была заперта, а вот шкатулка с монетами Пэн — была. Он быстро сломал замок при помощи кинжала со змеей, который остался в его сапоге, забытый его неопытными тюремщиками. Взяв один из маленьких кошельков с монетами, лежащих в шкатулке, он засунул его в свой дублет и покинул цитадель.
Халатность Дибблера бытовала снаружи так же, как и внутри. Из немногих часовых, выставленных в караул, бодрствовал на посту только Эрбут. Тристан засунул кошелек с монетами под булыжник в основании стены замка, где кошелек будет в сохранности, пока не понадобится ему.
Когда он крался в тени мимо конюшен, над ним промаршировал мальчик, внимание его было обращено совсем не туда, куда следовало — на звезды. Тристан проследил за удалявшейся спиной Эрбута, а затем проскользнул в конюшню.
Оседлав кобылу Пэн, он повел животное из конюшни через двор замка к сторожке. Он оставил кобылу привязанной позади телеги с сеном. В сторожке он натолкнулся на бывшего капитана охраны. Дибблер валялся на столе, у его ног валялась пустая бутылка эля. Тристан удостоверился, что мужчина не в себе, скользнул мимо него и опустил разводной мост.
Он вздрогнул от шума, но Дибблер не обратил на него никакого внимания. Все же Тристан поторопился поднять опускную решетку. Выйдя из сторожки, он увидел смутную фигуру Эрбута вдалеке на стене замка. Мальчишка стоял спиной к разводному мосту и смотрел на луну.
Качая головой, Тристан вскочил на лошадь, беспрепятственно проехал через сторожку, по разводному мосту и выехал за пределы Хайклиффа. Уже оказавшись на свободе, он осадил лошадь и оглянулся на замок. Его без предупреждения охватило чувство потери. Было неправильно — вот так сбегать под покровом ночи, и ему это не нравилось.
Он хотел вернуть свою новую жизнь назад. Он хотел Пэн. Он хотел, чтобы она дерзко улыбнулась ему, описывая какую-нибудь новую проказу против Кутвелла. Он хотел сидеть в зале и слушать мелодии Дибблера даже несмотря на то, что они вызывали у него головную боль. Он хотел Пэн, Пэн, которая доверяла ему.
Повернувшись спиной к Хайклиффу, Тристан толчком ноги послал кобылу рысцой. До этого момента он не понимал, какими важными были для него Пэн и ее заговорщики. Но теперь, зная это, он решил, что единственным разумным шагом будет его возвращение. И когда он вернется, Госпоже Фэйрфакс придется молить его о прощении за то, что она сомневалась в нем. Какое это будет удовольствие — заставить ее платить за свои ошибки, несомненное удовольствие.
Чуть более часа спустя Тристан спускался по веревке в первый внутренний двор Мач Кутвелла. Он заметил только троих вооруженных мужчин. Очевидно, все они придерживались Дибблеровской школы караульной службы. Они спали.
Сотни окон из свинцового стекла[49] Мач Кутвелла были темны. Он оглядел весь замок и заметил только одну освещенную комнату на самом верху центральной башни первого внутреннего двора. Он припал к земле и пристально посмотрел на широкую лужайку, которая, должно быть, занимала несколько акров. Впереди и позади него рядами возвышались дымоходы из красного и серого кирпича, а он стоял лицом к кремовому фасаду западного входа с его симметричными пилонами[50] и тремя ярусами окон.
Он посмотрел вверх на освещенную комнату в башне над куполообразной передней.[51] Словно маяк в темноте, она звала его. Он узнает, кто бодрствует, а затем отыщет Сент-Джона. Он хотел застать его спящим, вынудить покинуть дом и увести в лес, где его можно было бы без риска расспросить.
Держась северной стены, он подбирался все ближе и ближе к свету. Достигнув западного входа, он услышал храп. Часовой спал, стоя у входа в переднюю.
Тристан тихо прошел мимо него, нашел лестницу и поднялся на три этажа, не встретив охраны. Когда он добрался до лестничной площадки четвертого этажа, он открыл окно и выбрался наружу. Вскоре он уже был на крыше.
Бесшумно пробираясь по плоской крыше, он застыл рядом с освещенным окном. Оно было приоткрыто. Он опустился на колени и медленно дюйм за дюймом приподнимал голову пока, не смог заглянуть внутрь. Никого.
Комната была похожа на лабораторию алхимика. Она была заставлена рядами полок, заваленными свитками, книгами, баночками с чернилами и перьями. Три рабочих стола скрипели под тяжестью ступок, пестиков, весов, шкатулок и бутылок. На центральном столе горела жаровня, над которой подвесили стеклянную бутылку с круглым дном. В сосуде булькала золотистая жидкость.
Тристан почувствовал сладкий аромат и понял что в канделябры, в беспорядке расставленные по комнате, вставлены свечи из пчелиного воска. Он рассматривал стол, заставленный надтреснутыми банками, полными трав, когда на них упала тень. Он быстро пригнулся.
Что-то напевая, в комнату вошел Сент-Джон. На нем был длинный халат из алой парчовой ткани и тяжелая золотая цепь на плечах. На ней висел крест с необычным узором. Глаза Тристана расширились от удивления, когда он узнал узор из золотых змей на алом фоне эмали. Его рука потянулась к сапогу, где все еще лежал похожий на крест кинжал. Он не пользовался им в Хайклиффе из страха поранить какого-нибудь неумеху.
В комнате Сент-Джон подошел к стеклянной колбе с булькающей жидкостью. Он сжал крест на своей груди, перевернул его, отодвинул заднюю панельку и поднес крест к бутылке. Измельченный белый порошок высыпался в золотистую жидкость. Смесь вспенилась, а затем начала извергать облака белого пара. Сент-Джон рассматривал булькающую жидкость, в то время как Тристан рассматривал его. Внезапно Сент-Джон поднял глаза, и сквозь белый туман просмотрел прямо на Тристана.
— Входите. Я ждал Вас.
— И не подумаю, — сказал Тристан. — Особенно, если Вы ждали меня.
— Я настаиваю.
Пристальный взгляд Сент-Джона переместился на что-то позади него, и Тристан развернулся, ругая себя. Как только его рука рванулась к сапогу, мужчина сделал выпад и приставил кончик своей шпаги чуть ниже его подбородка. Тристан замер, поднял руки и медленно выпрямился. Второй вооруженный мужчина удерживал клинок у его сердца, в то время как третий обыскал его и нашел змеиный кинжал. Затем Тристана впихнули в окно.
Уже внутри его поставили на колени перед Сент-Джоном, который оставался стоять у бутылки, полной золотистой жидкости. Охранник вручил Сент-Джону змеиный кинжал.
Тристан мельком взглянул на него, затем поднял бровь.
Сент-Джон улыбнулся ему.
— Да, я настаиваю, чтобы Вы присоединились ко мне. Очевидно люди, которых я послал в Хайклифф наблюдать за Вами, не выполнили своего поручения схватить Вас, когда Вы покинете замок. Если бы Генри не облегчался у северной стены и не увидел Вас, кто знает, что было бы тогда.
— Вы бы целовали лезвие моей шпаги и желали бы никогда не ступать на Остров Покаяния.
Сент-Джон, не отвечая, внимательно осмотрел Тристана, его рука поглаживала кинжал. С улыбкой он засунул оружие за пояс и повернулся к бутылке.
При помощи пары щипцов он зажал горлышко бутылки и убрал сосуд от огня. Налив золотистую жидкость в серебряный кубок, он отставил сосуд в сторону и снова повернулся к своему пленнику. Тристан неподвижно стоял на коленях, кончик шпаги упирался ему в горло.
— Я собираюсь насладиться, растоптав вашу гордость.
— Вы собираетесь рассказать мне кто я?
— Ах, Вы все еще настаиваете на этой игре. — Сент-Джон ходил взад и вперед перед Тристаном, морща свой лоб. Он потер свой подбородок и задумчиво сказал. — Я много думал над этой головоломкой. Очень много думал. Видите ли, у нас мало времени, и чрезвычайно важно выяснить, что же на самом деле произошло. Вы были больны, как утверждаете, или притворялись?
Сент-Джон остановился перед Тристаном. Он сжал в руке крест с изображением змеи и погладил его. Свет отразился от переплетенных скрученных змеиных тел и заставил Тристана вздрогнуть.
— Я не думаю, что Вы хотели бы довериться мне, Anglais?[52] Но прежде чем Вы умрете, сделайте это. Последняя исповедь вас устроит? Вы действительно были больны, или Вы собираетесь натравить на меня флот английских каперов?
Тень улыбки промелькнула на губах Тристана, и он прошептал, — Иисусе, Мария, Вы — священник.
Жан-Поль забарабанил пальцами по столу и сказал нетерпеливо:
— Dominus vobiscum.[53]
— Тогда я, должно быть, Морган Сент-Джон.
Взгляд священника уклонился в сторону и впился в него. В этом взгляде Тристан увидел целую жизнь, прожитую в пороке и беззаконии. Взгляд этот был столь пресыщен, что он засомневался, мог ли священник хотя бы вообразить, на что похожи невинность и справедливость.
В этот момент Тристан понял, наконец, кем он был, даже без своих воспоминаний. Он был Морганом Сент-Джоном. Теперь у него было имя. Морган. И теперь он понял, какие планы строил для него этот человек. Единственное, чего он не знал наверняка — как долго Жан-Поль будет мучить его, прежде чем убьет.
Морган покачал головой. — Вы слишком молоды, чтобы управляться с таким количеством пороков, священник.
— Я на пять лет старше Вас, так что давайте не будем говорить о молодости. — Жан-Поль бросил взгляд поверх плеча Моргана и кивнул охранникам.
Морган тотчас чувствовал, как его схватили, и начали медленно подталкивать назад, пока он не наткнулся на что-то твердое. Он приземлился на стул, такой тяжелый, что даже всем своим весом он не смог его сдвинуть. Он стремительно поднялся, но кто-то ударил его кулаком в живот. Содержимое желудка подступило к горлу, не давая ему дышать.
К тому времени, как он снова обрел дыхание, его руки и ноги были привязаны к стулу. Руки его вцепились в подлокотники стула, пока стражник обматывал веревку вокруг его груди. Священник повернулся к нему спиной и стал производить какие-то манипуляции на рабочем столе. Потом он вдруг оказался перед Морганом, держа в руке кубок с золотистой жидкостью.
— Может быть, Вы не помните мои исследования алхимии и трав… — Он держал кубок так, чтобы Тристан мог видеть его содержимое. Жидкость искрилась, когда он покачивал колбу. — Одним из моих поручений при кардинале была учеба в Италии. Яды… И зелья, чтобы вводить ум в заблуждение.
— Ублюдок.
Жан-Поль коротко улыбнулся, поднял глаза, и руки его обхватили голову Моргана. Слишком поздно тот попытался увернуться. Кто-то зажал ему нос. Морган извивался и дергался, но
