— Пэнелопа Фэйрфакс, если ты сюда не вернешься, я буду выкрикивать описание того, что я с тобой делал прошлой ночью, а именно с аппетитной попкой моей тюремщицы.
Задохнувшись, она развернулась и прошествовала назад к камере. Сделав знак Сниггсу и остальным уходить, она рывком открыла заслонку на зарешетчатом окошке двери.
— У тебя припасена еще ложь для меня? Говори, любезный, так как я не привыкла суетиться по приказу шпионов.
Внезапно его лицо показалось в окошке, и она дрогнула при виде темного блеска в его взгляде.
— Я размышлял, силился вспомнить, но не смог. Все, что я знаю, это то, что я не могу быть священником. Разумеется, я бы вел себя немного иначе, больше — больше, как священник.
Это полномочный документ и твое тело приговорили тебя, заявила Пэн и начала закрывать окошко.
— Нет, подожди!
Она остановилась, когда он наклонился, чтобы посмотреть ей в глаза. Она не понимала, как мог отражаться свет факела в его глазах, если его окружала полнейшая темнота. Ее взгляд перешел на его рот. Он был напряженно сжат, но сейчас его губы расслабились. Она помнила, как он целовал ее. Однажды он поцеловал ее сзади в шею так, что она чуть не упала с кровати. Покраснев, она выпрямилась.
— Как ты можешь опровергнуть такие доказательства? — поинтересовалась она.
Он подошел ближе к решетке и взглянул на нее.
— А что, если полномочный документ фальшивый, подделка? Даже такая чудачка как ты, могла заметить, что Сент-Джон мог исковеркать правду, чтобы добиться своей цели. Успокой свою безумную кровь, Пэн, и подумай. Если он выдумал эту сказку, чтобы достичь желаемого, если он солгал…
Пэн, в бешенстве от того, что он назвал ее чудачкой, сложила руки у себя на груди и презрительно улыбнулась:
— Можешь не продолжать, потому что ты поймешь, что даже такая чудачка как я не поверит в такую чушь.
Она посмотрела ему в глаза, но он словно не видел ее, и его голос был тих.
— Если он выдумал эту историю…
— Ради всего святого, — воскликнула Пэн. — То, что тебя раскрыли, лишило тебя умения лгать.
— Если он исказил правду и подделал те бумаги, тогда… тогда, возможно, как я и предполагал ранее, именно он и есть Жан-Поль.
— Во имя веры, ты тут чудишь, а вовсе не я.
Тристан, казалось, вернулся в реальность из видения, которое его посетило и снова посмотрел на нее.
— Если он — Жан-Поль, тогда — тогда, вероятно, я и есть Морган Сент-Джон. Но это имя ничего мне не говорит. И он также упомянул кого-то по имени Дери, что тоже мне ни о чем не говорит. Но, если я — Сент-Джон, то этот Дери важен для меня, — и он, вероятно, мертв. — Он смотрел ей в глаза, и его глаза смягчились.
— Несравненная Гратиана, моя прекрасная буря, я полагаю, что открыл часть правды. Послушай.
Его голос понизился и стал интимным, так, как он мурлыкал ей на ушко, когда оставался с ней наедине в уголке замка. Он всего лишь смотрел на нее, а она уже пылала. Она осторожно глядела на него, и уже начала понимать, насколько для нее небезопасно оставаться с ним наедине так долго. Моргнув, она вздрогнула, так как обнаружила, что склоняется ближе, чтобы услышать то, что он говорит и, что он касается ее лица кончиками пальцев. Она отодвинулась вне его досягаемости.
— Какие подлые чары ты сейчас на мне испытываешь? — выкрикнула она.
Его мягкое, нежное выражение лица исчезло, и он закричал ей. — Бога ради, женщина, воспользуйся здравым смыслом. Давай, отправимся на поиски этого человека и заставим его рассказать всю правду.
Ее глаза горели от невыплаканных слез, руки сжались в кулаки, и она посмотрела на него.
— Нет, это я скажу тебе правду. В этих бумагах нет и следа подделки. У Сент-Джона нет шрама, поэтому он не может быть священником. А ты можешь. Я не знаю ничего про Дерри, о котором ты говоришь, и я не отпущу тебя. Ты совершил ошибку.
Нетерпеливо дыша, Тристан проворчал:
— Какую еще ошибку?
— Ты сделал ошибку, переспав со мной.
— А ты, что не спала со мной?
Она не обратила на это внимания:
— Ты забываешь, что я видела все твое тело. Ты что, думал, что такая чудачка просто забудет про шрам? У тебя нет выхода из той ловушки, которую тебе устроил королевский уполномоченный.
— Иисус, Мария! — Тристан ударил в дверь кулаком. — Ты не можешь выслушать меня незамутненным разумом? У нас с ним почти одинаковый цвет волос и глаз и мы почти одного роста. Он мог добавить упоминание о шраме в законный уполномоченный документ, который он украл.
Пэн покачала головой.
— Меня не одурачить снова.
— Будь ты проклята!
— И я больше не буду слушать твои злые проклятия, священник. Хочешь, чтобы я поверила, что этот человек знает твое тело крайне близко? Если он — твой враг, как же так получилось, что он знает про шрам, который находится так близко к одной весьма интимной части твоего тела?
Она услышала в ответ поток цветистых ругательств и несколько ударов в дверь.
— Дьявол забери тебя, Пэнелопа Грейс Фэйрфакс, я не педераст. Божье дыхание, я бы так хотел добраться до тебя. Ты нуждаешься в порке.
Расправив плечи, Пэн подняла голову. Ради всего святого, как он придирается к правде, когда она находится у него под носом. — Вероятно, в следующий раз, когда я принесу тебе поесть, ты воздержишься от злобных соблазнений и поймешь, что меня уже не одурачить.
Она развернулась на каблуках и прошла к лестнице.
— Вернись сюда, ты бессердечная, маленькая негодница.
— Прекрати разглагольствовать и будь благодарен, что я не позволила Твисл покормить тебя тушеным крысиным мясом, которое она приготовила. Оно слишком хорошо для тебя, monsieur[46] священник.
Глава 12
Они забыли закрыть заслонку решетки в двери его камеры. Тристан прислушался к серенаде храпа, исполняемой Сниггсом, и попытался определить, сколько часов прошло с тех пор, как ушла Пэн. Все это время он заставлял себя обдумывать свое затруднительное положение со спокойствием и логикой.
Преследовавший его незнакомец, Сент-Джон, угрожал ему и намекнул, что ему известно, кто такой Тристан, но пока отказывался говорить. Затем Сент-Джон под давлением Пэн рассказал, что является королевским эмиссаром, посланным задержать Тристана, который на самом деле был шпионом-священником по имени Жан-Поль.
В этом месте своих раздумий Тристан почувствовал, что что-то не так. Такая версия никуда не годилась. Все прошедшие часы он терзался сомнениями, почти съеживался от страха, что он был именно тем, кем Сент-Джон называл его — убийцей-священником. Он чуть не на стену лез в попытке избавиться от мук сомнений — действительно ли он был жестоким мерзавцем, как говорилось в приказе о его аресте.
Характер Сент-Джона и его действия — вот что спасло его от безнадежности. Если Сент-Джон и впрямь был королевским агентом, то зачем ему играть в подобные игры с человеком, которого ему приказано задержать? Зачем Сент-Джону надо было знать, сказал ли Тристан кому-либо о нем или об Острове Покаяния? Человек королевы боялся, что Тристан обнаружил свое присутствие на острове, это казалось удивительно странным поведением для королевского слуги.
Затем он вспомнил кое-что еще более необычное, кое-что, чего он не заметил во время их приватного разговора. Сент-Джон сказал, что Тристан следовал за ним от Шотландии до Англии и дальше по морю. И все же, предполагалось, что именно Сент-Джон устроил эту охоту. Если он — Жан-Поль, то зачем ему разыскивать Сент-Джона?
Тристан проклинал себя за то, что так нескоро обнаружил все эти несоответствия. Но тогда, он был так поражен сказанным Сент-Джоном, до такой степени доведен до отчаяния, узнав свое имя и свое прошлое.
Была и другая причина, намного более серьезная, чем эти подозрения. Этот человек, который, в конце концов, должен был быть беспристрастным чиновником правительства королевы, ненавидел его. Находясь с Сент-Джоном в той комнате, он видел раскаленные добела тлеющие угольки жестокости в тех черных глазах.
Тристан во многом не был уверен, но он поставил бы последнее су[47] на то, что этот человек сжигал бы заживо котят, если бы у человеческие жертвы не удовлетворяли его аппетит гораздо больше. И значит, какой бы ни была правда о его прошлом, он должен был узнать, каковы подлинные цели Сент-Джона. Какое дьявольское везение, что человек, у которого он должен был искать правду, был для него опаснее бешеного волка.
Да, Сент-Джон был опасен. Нутром Тристан понимал, что мужчина лгал о своей личности, что документы, которыми он обладал, были поддельными. Характер Сент-Джона гораздо больше подходил священнику — священнику, который был шпионом.
Кровь Господня, он должен узнать правду, и никто не поможет ему в этом. В темноте Тристан пытался справиться с яростью, завладевшей им при мысли, что Пэн предпочла поверить Сент-Джону, а не ему. Она потеряла веру в него, предала его.
Он должен бежать. Пэн не поверит ему, а значит, ему придется рискнуть причинить кому-нибудь вред. Но он не мог больше ждать. Пэн попытается отправить его в Англию, оставив за спиной единственного человека, который как было известно Тристану, знал о его прошлом.
Чего он не мог допустить. Не только ради самого себя, но и потому что, если Сент-Джон — самозванец, значит, затевается какой-то предательский заговор, представляющий угрозу для трех королевств — Англии, Шотландии и Франции. Тристан собирался раскрыть этот заговор, и если для этого ему придется разделать Сент-Джона под орех, то он сделает это.
Но он не мог добиваться правды, когда так тревожился из-за Пэн. Ему нужна свобода. После того, как он задаст свои вопросы Сент-Джону, он оставит Покаяние. Куда он направится, будет зависеть от того, что он узнает. Поскольку он слышал, как Эрбут сказал Сниггсу, что судно с припасами прибыло на закате, он должен действовать немедленно. Судно стояло на якоре в бухте возле замка. Он надеялся позаимствовать немного из казны Пэн и подкупить владельца судна, чтобы тот взял его на борт при отплытии.
Он почувствовал себя лучше теперь, когда выработал план действий. Тем не менее, его снова одолевала тревога, его не покидало чувство, что Сент-Джон хотел причинить ему боль, рассказывая о смерти человека по имени Дерри. После того как память возвратится к нему, его могло ожидать горе. Однако он не мог позволить подобным вопросам помешать его планам.
Тристан подкрался к окошку в двери камеры и выглянул наружу. Сниггс мешком лежал на полу рядом с камерой, спиной опираясь на стену. В руках он сжимал пику. Тристан рассмотрел вероятность того, что его уловка не обманет мужчину, но отбросил эту мысль. Сниггс верил в фей и чертей; он поверит представлению Тристана. Если проснется.
Тристан поднял пустой деревянный тренчер[48] с подноса, который принесла Пэн, повертел им, и просунул его сквозь отверстие в решетке. Он толкнул его, и тарелка обрушилась на непокрытую голову Сниггса. Тренчер с глухим стуком попал в цель, заставляя Сниггса вскочить на ноги и завизжать. Тристан быстро перевернул
