затем нервно улыбнулась ему, чтобы скрыть растущее беспокойство.
— Говорят, он боится адского огня и сатанинских пыток. А я говорю, что он жалкий, старый нарыв, который ненавидит людей и обожает свиней, без сомнения потому, что у него с ними много общих качеств.
Она почувствовала, что ее голос замолкает, но не могла ничего поделать. Часть ее понимала, что он снова это делает, оставаясь безмолвным и зачаровывая ее чистой силой своего взгляда и мощью своего тела. Но ее это не беспокоило. Она смотрела в его глаза, очарованная чернотой, которую там нашла. Это был не тот темно-коричневый цвет, которым обычно люди называют черным, а цвет черного обсидиана[32] — истинно, блестяще черный.
Пока она смотрела на него, выражение его лица изменилось. Черный огонь зажегся в его взгляде. Никто из них не двигался, но они оба часто задышали. Внутренне Пэн кричала себе отступить, повернуться и бежать. Но она оставалась неподвижной, пронзенная силой самого присутствия Тристана, только одной его волей. Казалось, вечность проявилась в этом крошечном пространстве, где они стояли, не шевелясь. Наконец, Тристан промурлыкал низким голосом, наполненным сдержанным волнением.
— Гратиана, безрассудная повелительница штормов. Знаете ли Вы какое смятение чувств во мне пробудили?
Пока он говорил, он постепенно опускал голову. Она смотрела, как его губы приближаются к ее губам, но он остановился почти касаясь их.
— Я читаю это в твоих глазах, продолжал он. — Они говорят о потребности. Желании.
«Желание, — подумала Пэн. — Не было ли оно тем чувством, которое она испытывала?» Она попыталась поразмыслить, но он принялся ее целовать и все мысли исчезли. Она бы растворилась в ощущениях, если бы снаружи не раздался грохот, от которого она подпрыгнула.
— Ой, я забыла про Видл.
Пэн прошмыгнула мимо Тристана и бросилась к лестнице. Он разочарованно выругался и схватил ее за руку.
— Что еще за подлиза?
— Видл, девушка, что пасет свиней.
Пэн, благодарная за то, что их прервали, стремительно спускалась по лестнице, а Тристан шел прямо позади нее. Они поспешили во внешний двор замка, который был полон копошащимися, жирными свиньями.
Пэн остановилась у края стада возле девушки, названной Виддл, и Тристан подошел за ней. Он внимательно оглядел взбаламученную свиную массу.
— Опять свиньи.
Видл кричала на двух человек, вымазанных в грязи, которые плавали в гуще стада — Дибблера и Сниггса.
— Убирайтесь оттуда, недоумки!
Пока она кричала, Сниггс нагнулся, чтобы достать ржавое древко копья и деревянное ведро. Свинья напала на него и он упал на Дибблера. Они погрузились в грязь.
— Что случилось? — спросила Пэн.
— Сниггс наступил на ту свинью, — ответила Видл, — и она напала на него.
— Но что это у него на голове?
— Ведро, госпожа. Он вырезал отверстие для лица, и он использует его как шлем.
Тристан указал на Дибблера, который смог выпрямиться и вернуть себе на голову самодельный шлем.
— Господи Боже, у него алебарда. Вы же не собираетесь позволить этому жулику носить алебарду, правда?
— Тсс! — Прошипела Пэн. — Вы раните его чувства.
— Раню его чувства? — Тристан удивленно посмотрел на нее. — Какое мне дело до его чувств? Этот глупец не обучен. Знаете ли Вы как много времени нужно, чтобы обучится владению алебардой и копьем?
Он снова ее порицал.
— Сколько же времени нужно? — спросила она со всей насмешкой, которую смогла вызвать.
Тристан поднял руки, когда Сниггс случайно чуть не воткнул копье Дибблеру в зад.
— В настоящий момент больше, чем осталось жить этим двоим.
— Тогда они должны быть осторожными. — Она крикнула мужчинам. — Вы должны обращаться осторожно с этим оружием. И не оставляйте Видл и этих свиней. Пондер может попытаться украсть нашу свинью взамен своей. И Вы знаете, что делать, когда придет время.
Рот Тристана открылся от удивления. Он закрыл его.
— Так Вы говорите, что этот Кутвелл знает, кто похитил его свинью?
— Конечно, — ответила нахально и весело Пэн. — Ради всего святого, Тристан, кто еще здесь живет?
Она лишила его дара речи. Удовлетворенная, она отвернулась и посмотрела на охрану своих свиней. Дибблер и Сниггс положили свои длинные орудия себе на плечи, отправились в путь, пройдя под решеткой. Скоро они услышали шлепанье дюжин свиней по подъёмному мосту.
Тристан слегка покачал головой, когда последняя свинья исчезла.
— Сейчас не время молиться, — заметила Пэн, таща его за руку. — Мы должны поспешить, мне нужно показать Вам Ваши пожитки, как Вы просили. У меня достаточно дел помимо удовлетворения Ваших нужд.
Какой неудачный подбор слов. Он посмотрел на нее с вожделением. Она покраснела и стиснула зубы, ожидая, что он начнет ее дразнить.
Он выбил ее из колеи, улыбнувшись так, как будто желал удовлетворить ее потребности здесь и сейчас.
— Господь меня защищает. Я нахожусь в логове Леди-воровки.
— Я, — заметила она, пока шла вместе с Тристаном, который следовал немного позади. — не воровка. Я редко краду вещи. Практически никогда. Если только это необходимо.
Вероятно, ей повезло, что она и так была красной и не могла сильнее покраснеть, когда он привлек всеобщее внимание своим смехом.
Когда они шли по двору мимо группы крестьян, вооруженных цепами и веяльными корзинами,[33] Пэн почувствовала, что сейчас она или растает от кипящего смущения, или закричит от раздражения. Держа голову высоко, она провела Тристана обратно в дом, чтобы найти его вещи, которые она почистила и убрала после того, как он увидел их однажды.
Она остановилась в бювете. Он так ее беспокоил и волновал, что она не могла точно вспомнить, куда она их положила. Она встала посреди бювета и медленно повернулась кругом, глядя на гобелен над аркой, на оборванные драпировки на стенах, на колодец и корзину, свисающую с его ворота.
— Гм.
Тристан присоединился к ней у колодца.
— Я знаю, что очень тщательно прибрала их.
Застонав, Тристан облокотился на край колодца и почесал переносицу.
— Только не говорите мне. Что потеряли единственные вещи, которые у меня оставались.
— Ой, нет, не потеряла. — Она постучала ногтем по своим передним зубам.
Тристан поморщился. — Божье дыхание, не делайте так.
— Прошу прощения, но это помогает мне думать.
Когда он вздохнул, она продолжила постукивание. Спустя несколько минут, она перестала. — Не здесь, вероятно, они в холле.
Она услышала, как он произнес:
— Боже, сохрани меня. Безрассудная, да еще пустоголовая.
Она посмотрела на него, потом повернулась, в попытке избежать новой ссоры, в которой она выступила бы, как дура и растяпа. Она снова остановилась посреди комнаты, и посмотрела вокруг на арки, которые спускались по высоким стенам, табуретки и скамьи, поставленные в ряд у стен, и на камин в центре. С одной стороны помоста слуги застелили стол скатертью. Позади стола был камин поновее, встроенный в стену, а над ним высоко на стене висел пыльное знамя семьи ее матери.
— Теперь я вспомнила.
Не оглянувшись посмотреть, следует ли за ней Тристан, она подошла к помосту у камина. Возле них стоял старинный шкаф, принадлежавший семье ее матери со времени Эдварда I. Она открыла покарябанную дубовую дверцу и из шкафа выпали цимбалы.[34] Тристан подался вперед и поймал их прежде, чем они коснулись пола и разбились. Отложив их в сторону, он стал на колени, пока Пэн рылась в содержимом шкафа. Она протянула ему ножницы для стрижки овец, кучу шарфов, несколько рукавов из тафты и шелка. Руки Тристана были заполнены, когда она положила щипцы поверх рукавов и добавила груду своей незаконченной вышивки, ложку, свою корзинку для вышивания и полбуханки черствого хлеба.
— Вы положили мои вещи сюда вместе со всем этим, и этим, и этим хламом?
— Вы хотите посмотреть свои вещи, любезный?
— Да, хочу, если Вы сможете отыскать их.
Пэн воздержалась от возражений и зарылась поглубже в шкаф, засунув голову внутрь и вытащив древний фронтонный головной убор. Его она тоже бросила в кучу в руках Тристана, вместе со сломанными часами.
— Вот и оно.
Пэн выбралась из шкафа, повернулась и бросила сверток Тристану. Сверток долетел до него, но он не видел его из-за часов и он ударился о них, а они, в свою очередь ударили его по носу, сместив головной убор, который попал ему в глаз. Тристан закричал и уронил свою ношу.
Щипцы, ножницы, ложка, часы ударились об пол. И Тристан вслед за ними. Он упал на задницу, на его голове криво повис головной убор. Когда он упал, она посмотрела на него в замешательстве, хихикнула, затем поднесла пальцы ко рту, пытаясь не расхохотаться.
— Пр-простите меня, милорд.
Сбив головной убор, Тристан снял со своего носа воздушный, шелковый шарфик и хмуро посмотрел на нее.
— Клянусь распятием, госпожа Фэйрфакс. Вы много хуже удара грома и черного шквала.
Пэн стала на колени напротив него и засмеялась.
— О, Тристан, Вы выглядите так поразительно глупо.
— Божье дыхание, Вы это сделали нарочно. Я Вас проучу!
Неожиданно он набросился на нее. Она отбивалась, бросив сначала головной убор, потом ложку. Он отбросил их и продолжил наступление. На сей раз она схватила сверток, обернутый в козлиную шкуру, и швырнула его ему в живот, когда он приблизился. Он поймал его и остановился.
К облегчению Пэнон он, казалось, забыл про их ссору. Он покачал головой и взглянул на сверток. Она знала, что его воспоминания о содержимом свертка весьма туманны. Было понятно, что он старался не надеяться слишком сильно, что еще один взгляд на вещи всколыхнет его память. Потянув за бечевку, перевязавшую сверток, он его раскрыл. Первым показался пояс из хорошей кожи. Он легонько потрогал его. Провел рукой по поверхности, но ничего не сказал.