— А кто ему помешает? — возразил Пономарь. — Ты, что ли?
Джип колесом зацепил размытую землю на обочине, и нас потащило в кювет. Пономарь коротко ругнулся и, подавшись вперед, принялся выкручивать руль. После нескольких отчаянных маневров ему удалось вернуть машину на дорогу. Он облегченно перевел дыхание и взглянул на меня.
— Очухайся ты наконец, — проговорил он другим, более мягким тоном. — У тебя же башка светлая, я за ум тебя всегда уважал да еще за характер. Не видишь, что ли, какая между нами мясорубка пошла? Никто не знает, чем все закончится. Сейчас каждый за себя, ты один за других лезешь!
— Почему ты сказал «между нами»? — насторожился я. — Мы же не против друг друга воюем!
— А против кого?! Кто, по-твоему, Сырцова взорвал? Ведь с этого же вся война началась! А теперь уже не остановишь.
— Ты имеешь в виду Виктора?
— Дался тебе Виктор! Забудь ты про него. Это он теперь, как Храповицкого засадили, свой шанс почуял и гнет из себя живодера, нравится ему пионеров пугать. Всех он убил, всех взорвал! А сам тут не при делах. Ни ухом, ни рылом. Там совсем другие люди работали, не дилетанты. Развели нас, как лохов: и Храповицкого, и Виктора, и меня, и тебя. Да не надо тебе этого знать! — снова вспылил он. — Замнем эту тему!
Мы взлетели на горку, нырнули вниз и через встречную полосу выскочили на трассу. Следом, стукаясь днищем о гравий, появились машины охраны.
Пономарь сбросил скорость и продолжал ехать в сторону города, вертя головой по сторонам.
— Ну, где он? — нетерпеливо спрашивал он. — Куда делся? Неужели упустили?
Признаюсь, я всей душой надеялся, что Бабаю удалось ускользнуть и мы вернемся восвояси живыми и без крови на руках. Я полез за сигаретами, но спохватился, что Пономарь не курит.
— Так значит, Виктор был прав. Ты все-таки брал с Владика за крышу? — почему-то вспомнил я.
— Не брал я с него! — заорал Пономарь. — Не брал! Там по-другому все строилось! Ты не поймешь.
Позади нас на трассе показались быстро приближавшиеся огни фар.
— Бабай! — торжествующе прошипел Пономарь. — Попался, сука. Иди сюда!
Открыв окно, он крикнул охране:
— Разворачивай тачки! Перегораживай дорогу!
Охрана Пономаря, выключив фары, быстро поставила свои машины поперек дороги, так что джип Пономарь оказался позади. Пономарь выскочил из кабины, достал пистолет, снял с предохранителя и присел за передним автомобилем, положив руку на капот и готовясь к стрельбе. Его парни последовали его примеру. Наверное, некоторые из них, как и я, никогда прежде не принимали участие в таких стычках. Затаив дыхание, они сидели на корточках, со стволами в руках, не сводя глаз с дороги. В темноте я смутно различал их лица, но чувствовал, что они на пределе. Ветер между тем стих, пошел мелкий моросящий дождь.
Я вдруг спохватился, что у меня нет оружия. Борясь с подбирающимся страхом, я похлопал себя по карманам, закурил и оперся на бампер. Пономарь бросил на меня сердитый взгляд.
— Дергай отсюда! — прошипел он. — Бери мой джип и сваливай!
— Я не уеду, — упрямо проговорил я. — Я, Саша, одного в жизни боюсь: что стану на вас похожим.
— Ну, и дурак!
— Хуже, если бы по вашим понятиям я был умным, — возразил я и тоже присел на корточки.
Летевшие на нас бандиты заметили кордон и, поняв, что им не прорваться, резко затормозили. На скользкой дороге тяжелый «Мерседес» занесло и швырнуло от обочины к обочине, крутанув вокруг оси. Бежевый «БМВ», вильнув в сторону, чудом избежал столкновения и остановился посреди шоссе в растерянности.
И тут вдали вновь заплясали лучи фар. На трех машинах мчалось наше подкрепление, преследовавшее бандитов. Обратный путь Бабаю был отрезан. Он увидел, что окружен.
Похоже, Бабай до последней минуты не допускал, что Пономарь осмелится поднять руку на него, главного уральского авторитета, которого чтила и тюрьма, и воля. Собственно, в это никто не верил, включая, может быть, самого Пономаря. Бабай приоткрыл дверь «Мерседеса» и чуть высунул голову.
— Эй, Пономарь! — возмущенно крикнул он. — Ты че, блин, совсем охерел?
Пономарь молча выстрелил. Пуля с отвратительным визгом чиркнула по крылу автомобиля и высекла искры. Следом раздалось еще несколько выстрелов, но Бабай уже захлопнул дверь и исчез в салоне. Его машины сорвались с места, подались вбок, скатились по пригорку с дороги и медленно двинулись вниз к черному лесу, застревая в рытвинах и задевая кусты. Когда до деревьев оставалось несколько метров, Бабай и его люди повыскакивали наружу и, под прикрытием автомобилей, пригибаясь, побежали в чащу. Они не отстреливались, хотя мне показалось, что на них болтались стволы. Бабай всегда возил с собой ворох оружия или, как выражались бандиты, ездил груженным под завязку.
Оба наших отряда открыли по врагам беспорядочную пальбу. Били с двух сторон из пистолетов и автоматических ружей, однако без особого вреда, попадая все больше по машинам и кустам. В ночном лесу, среди деревьев, смутные силуэты бандитов таяли и терялись у нас на глазах.
Видя, что бандиты уходят, Пономарь взревел и ринулся за ними. Вся наша толпа, разогретая азартом погони, с тяжелым топотом, обгоняя его, устремилась вперед. Враги уходили молча и собранно, как волки. Мы преследовали их, как стая собак: шумно и бестолково. Они были опытнее и расчетливее, но нас было гораздо больше.
Я бежал вместе со всеми, не различая дороги, спотыкаясь о коряги, скользя по кочкам и продираясь сквозь кусты. Кровь колотилась в моих висках, мокрые ветки хлестали по лицу. Я слышал свое шумное дыхание, хотя от грохота выстрелов у меня порой закладывало уши.
Мы вломились в чащу, и тут нас встретил шквал огня. Залегшие бандиты Бабая молотили по нам из автоматов.
— Падай, пацаны! — крикнул Пономарь и первым рухнул вниз.
Его люди посыпались на землю. Я тоже с разбегу нырнул, по инерции еще чуть проехал на животе по покатому склону и больно ударился головой о корень дерева. Случайная пуля впилась в ствол где-то надо мной. Мелкие отколовшиеся щепки просыпались мне на затылок. Я ткнулся лицом в землю, почувствовал разгоряченной щекой холодную влажную листву и вдохнул ее прелый запах.
Первая волна страха, агрессии и возбуждения схлынула, я вдруг осознал, что в кашемировом пальто за семь тысяч долларов, в вечернем костюме и рубашке с белоснежными манжетами беспомощно валяюсь на грязной земле, в чужом ночном лесу, посреди чужой бандитской перестрелки и стискиваю челюсти, чтобы не стучали зубы. Мне стало стыдно и почему-то смешно — должно быть, сдавали нервы.
Пальба продолжалась, но уже реже, с перерывами. Я услышал хруст и громкое сопение рядом. Повернувшись, я увидел Метеора, который, скорчившись, лежал поблизости, сжимая пистолет.
— Долбить-копать! — прошептал он удрученно. — В натуре, как на войне...
Бандитов от нас отделяло метров двадцать. Невидимые во враждебной темноте, они выжидали, когда мы двинемся вперед, чтобы перестрелять нас из засады. Пономаревские, опасаясь, не решались продолжать атаку. Перестрелка постепенно затихала. Теперь противники лишь изредка обменивались одиночными выстрелами. Шарахали наугад и на шорохи.
Мучительное ожидание становилось невыносимым. Окопавшийся неподалеку Пономарь присел, прячась за толстым деревом, и перезарядил пистолет. Его измазанное землей светлое пальто белело смутным молочным пятном.
— Федорыч! — шепотом окликнул его Метеор. — Слышь, ты пальто скинь! Видать же тебя.
Пономарь лишь махнул рукой, то ли не расслышав, то ли не придав словам Метеора значения.
— Ты лучше мой лепень набрось! — настаивал Метеор.
Он приподнялся, сунул пистолет за ремень брюк, стащил с плеч черную грубую куртку и, кряхтя, вприсядку двинулся к Пономарю.
— Ляг, дурила! — зашипел на него Пономарь. — Куда лезешь, мать твою!
