даже когда совсем страшно и надежды не было?!..
Даже сквозь шум я услышала, как крикнул Галеадзо, когда я протянула руки к мертвому огню — центру всей этой магической круговерти. Бусы начинали жечь шею. Берут часть силы на себя. Сбросить их надо, а мне бы только взглянуть еще раз на этого дроу… Имею я право?! Обернулась, взглянула — глаза, в которых только боль, искаженное лицо. Не пускает его ко мне магия, не пускает… И верно.
Зверь уже не рычал, не метался, лишь тихо скулил, не желая умирать.
Пальцы закололо, русалочьи бусы — углями на коже, я впускала магию в себя. Так часто ломала разум других существ, а теперь вот и тебя, Хозяйка, призвали… И ты теперь умереть готова…
Нет! Поднимает зверь голову, царапает острыми когтями душу… Глаза желтые, а в них ужас, какого в человечьих не увидеть, да только зверь побежден, не может больше противиться великому Зову…
Как же много ее, этой магии, как много… Как будто внутри тела нет ничего, одна лишь могучая сила… Собрать… Стать второй башней Тэйрона, второй Руос-ас-Карной. А потом… потом — как в Урготе, когда все только начиналось. Выбросить, швырнуть в мир — Магия последнего мига. Только целью теперь будет не уничтожение, а один большой, немыслимый дар народу дроу — магическая сила.
Со стен сползали зеленоватые огоньки, подбирались к постаменту, текли в мои руки, тело разрывалось от боли и переполняющей его мощи.
Все. Неизбежность. Снова смерть, как и четыре сотни лет назад. Снова отряд людских охотников за спиной, скоро они уже будут здесь… все повторяется… Все…
Нет! Я думала, что разучилась дышать, но вдох вышел глубоким. Нет! Ведь даже не смотря на то, что Руос-ас-Карна не позволила бы им пройти сюда, — люди герцога ушли, сами прекратили преследование, они поверили дроу, поверили и приняли его! Как и половинчик Удо — еще там, в Верице, как и некромант Айсо Заро, как и орк… А Светлый эльф, Лаэсс, сам дал Хозяйке свой Амулет Крови… И значит — не будет топота новых вражеских отрядов на лестнице… Да и врагов больше нет! Нет! И никто не сможет помешать дроу владеть магией!
Если только я простою до конца…
До конца!
Когда последняя зеленая искорка впиталась в ладонь, я с воплем сорвала с шеи русалочьи бусы. Камни плавились прямо в моих руках, не выдерживая такого средоточия силы, разноцветными каплями падали на пол, проскальзывая между пальцев.
— Что ты сделала?! — в абсолютной и внезапной тишине выдохнул Галеадзо, бессильно опустив протянутую было ко мне руку.
Говорить не получалось. Осталось только одна неизбежность — моя смерть. И я смотрела на неподвижного дроу, слабо улыбалась и хваталась руками за пустой постамент. Камень оседал под моими руками, осыпался мелкой крошкой. Я забрала всю магию, всю.
Зверь уже умер, умер первым, давая человеку время проститься, и его смерть была похожа на сон — желтые глаза погасли, остались только серые — медленно теряющие зрение…
Ничего не осталось.
И нечему держать Руос-ас-Карну. А значит — башня рушится.
По стене поползла трещина, заставив дроу вздрогнуть. Галеадзо посмотрел на меня, шагнул, обнял, не давая упасть.
Глупо предлагать ему уходить. Не уйдет. Похоже, обваливалась лестница, а он целовал мои глаза и лоб.
— Я умру сейчас, — с огромным трудом проговорила я непонятно зачем.
— Я тоже, — спокойно согласился дроу. — Но мы умрем без страха — потому что сейчас… самое страшное уже произошло. Для нас обоих. И больше не будет ничего.
Я поняла, как он устал. Поняла, как устала я. Даже обиды — обиды на то, что нормальной жизни у нас не будет, что она закончилась этим походом, а все наши отношения — этими поцелуями, — не было. И злости на то, что эта смерть — не смерть берсерка в жаре схватки, а страха нет не потому, что есть бесстрашие, а потому что нет просто ничего больше, совсем ничего — не было.
Но… Он же обещал, что я не умру. А я… Я ведь тоже сказала… И если ты допускаешь такую мысль, чтобы сдохнуть ради сородичей, то я ее не допускаю…
Но если он и вправду не способен ничего сделать, то я ведь просто переполнена магией! И перед смертью и своей Магией последнего мига я еще способна на заклинание! И что же делать?.. Ведь я — Зовущая, Хозяйка, в этот момент необыкновенно сильная, но — Зовущая. Не больше…
…И когда сверху посыпались камни, а дроу крепче сомкнул руки на моей спине, я призвала единственное существо, способное спасти Галеадзо…
Мое создание.
А потом было больно, и темнота вокруг…
Сначала вернулся слух. Кто-то мерным басом повторял раз за разом одни и те же слова, а воспринимать их я начала только раза с четвертого-пятого.
— Я услышал ее. Я понял, что она в большой беде. Я прибежал так быстро, как только мог. Я разобрал все камни. Я дал вам силу камней, их твердость и стойкость, и ты выжил. И она выжила, я же знаю. Но умирает снова, эльф, и я не знаю, что сделать. А ты знаешь? Ну, скажи, скажи…
Стихиаль, творение мое. Услышал, пришел, спас…
А смерть… Должна я умереть, иначе не выйдет! Должна! Но как же это трудно, когда начинаешь видеть… Небо, солнце, лицо Галеадзо — каменное, только глаза бешеные глядят, не мигая, и губы сжаты в одну тонкую линию.
Я улыбнулась, протянула к нему руку, провела по лицу, сказала… Ничего не сказала. И руку не поднимала. Показалось. Даже на улыбку сил не было. Галеадзо не говорил ничего.
Стихиаль сказал.
— Неужели ты жить не хочешь, маленькая? — как ребенок, он все равно как пятилетний ребенок! Но от этих слов из моих глаз потекли слезы. Хочу я жить, хочу! Да только магию выпустить можно, только убив тело! И никак иначе…
Галеадзо осторожно коснулся моего лица. Потом снял с пояса нож-«лепесток».
— Что ты делаешь?! — взревел стихиаль.
Лицо дроу болезненно сморщилось, как будто это себя он полоснул по руке, а я снова почувствовала боль, почувствовала как кровь обволакивает локоть, запястье… Большая рана, глубокая… Но странно — с каждой секундой мне становилось легче дышать…
Просто «лепесток» — загадка по сей день. Вместе с жизнью он отнимает и магическую силу.
И хоть он уже немного «привык» ко мне, этого было мало, и он не мог не забрать магию, что разрывала меня изнутри. И выпустить ее. И немеющая от боли рука стала трещиной огромного сосуда, живого артефакта, и эта кровь обманула великий Зов.
Магия, преобразованная, живая, проникала в мир, накрывала его теплым и колючим одеялом… Проникала вниз, под землю.
Со всех сторон наваливалось так много вещей — ветер, воздух, солнце, свет, небо, голос стихиаля, глаза Галеадзо, его руки… Хотелось плакать от боли и счастья. Послышались какие-то чужие голоса. Нет, знакомые. Нужно было встать, поцеловать Галеадзо, потом отряхнуть одежду, узнать, кто же это здесь кроме нас… Меня хватило только на то, чтобы повернуть голову.
И я еще успела удивиться тому, что вижу Айсо, и Удо, и Чачу, и Лаэсса… Черт, а может я все-таки умерла?.. Ведь как такое может быть — чтоб все они здесь были?.. А у эльфа почему-то рубашка на груди совсем красная, а еще все бледные и быстро приближаются, и что-то говорят…
А еще — тихо, ласково заурчал огромный зверь, поднимая голову и заглядывая мне в душу своими дивными глазами.
Глава 11
— Ой, Аза, голова твоя бедовая… Знал бы, зараза, что ты надумала, никуда бы не пустил! Еще там, в подземелье — гному по башке, тебя на плечо, заткнуть рот, чтоб не вопила — и как бы все хорошо да спокойно было бы! — в сотый раз повторял Чача. Я в сотый раз улыбалась.
— Хочешь, чтоб все было хорошо, дай мне ложку!
— Пей! — орк поднес к моим губам чашку с супом.
— Не буду! — вздохнула я. — Вполне могу есть ложкой, сама, и вообще все в порядке. Да и тебе роль няньки не идет.
— Эльф сказал — чтоб тебя не слушал, тебе отдыхать надо, так что молчи вообще, — заупрямился Чача.
— Он это всем говорит, но Айсо, например, давно не обращает внимания. Прекрасно видит, что я здорова!
— Та-а-ак, запомним… Пей, пей!
— Отвали, Чача. С каких это пор ты слушаешь эльфов?!
— Лаэсс хороший, — пожал плечами Чача. — И уши у него ничего так, почти незаметные…
— Тогда вообще есть не буду, если ложку не дашь! — сказала я свое веское слово.
— Держи свою ложку! Ага, теперь пей…
— Чача!
— Лаэсс сказал…
— Ну и что? Может, он на меня обижается за то, что я ему рубашку испортила, вот и отыгрывается… Не заставляй меня чувствовать себя калекой! Лучше расскажи наконец, как оно все было.
На самом деле Айсо это уже сделал, но в его варианте это звучало примерно так: «Прибежали — а там полный…! Обратно выбрались, тоже…! Твой дроу — как мои зомби, честное слово! А сама ты — еще хуже! А теперь вот ухаживай за тобой!». Чача прикинул, можно ли мучить мою неокрепшую психику теми воспоминаниями, и все-таки решился.
— Ох, Аза, страху было-о… — он задумчиво подпер кулаком подбородок, смирившись с моей самостоятельностью и с тем, что я отобрала у него чашку. — Сидели мы в этой Верице, сидели… И вдруг на какой-то день Лаэсс как взорвался — говорит, мол, надо ехать за ними… за вами, то есть. Ну никто и не возражал сильно. Мигом собрались, выехали. До Носьвы гнали, как сумасшедшие, Лаэсс путь показывал… Я тебе уже говорил, что я его, Лаэсса, уважаю?.. Гнали-то гнали, да только ясно было, что не успеваем, на эльфа вообще смотреть было страшно… Связь эта амулетная и все такое… А в деревне — Йоргус, учитель твой бывший. Ты уж навести его, а то он так и думает, что ты на него в обиде — как убедился, что ты выжила, так и уехал, мрачный. А он ведь нас перекинул к тебе и обратно портал открыл. Ох, как же травник ругался! Дельный старик… Как только мы, значит, там объявились, Лаэсс на колени падает, а в груди — рана, и кровища хлещет…
Вот как амулет дал знать о моей смерти. Я невольно потянулась к шее.
— …Кое-как в себя пришел, над раной что-то пошептал и снова побежал… А там эта орясина! А ты — только глянула, и глаза закатились. И Галеадзо тебя держит, и песок весь в крови… Вот в тот момент я понял, почему про дроу такие байки страшные ходят… Лицо неподвижное, только глаза… безумные глаза! Как глянул — так я чуть корни не пустил. И уж думал
