вырываться от нее, но он застыл в каком-то смутном оцепенении. Было очень тихо, их молчание нарушали только редкие капли, падающие из крана на звонкий фаянс. От прикосновения к его коже Инге опять охватила совершенно неуместная сейчас животная радость существования - ей вдруг стал понятен рассказ о путнике, нашедшем родник после долгих скитаний по безводной пустыне. Ей показалось, что затуманен- ный взгляд Ури стал постепенно проясняться.
- В чем дело, Ури? - прошептала она, боясь его спугнуть.
Он опять заговорил на иврите. Она передвинула ладони в мелкие впадины за его ушами, нащупала средними и указа-тельными пальцами костные бугорки у начала шеи и начала массировать их осторожными округлыми движениями.
- По-немецки, - шептала она. - Говори со мной по-немецки.
- По-немецки, - повторил он за ней уже по-немецки.
- Да, да, вот так, по-немецки, - подбодрила она его, отмечая, что взгляд его сконцентрировался на ее губах, словно он затруднялся ее услышать и пытался по губам угадать смысл ее слов.
- Ты знаешь, как чмокает человеческая плоть, когда в нее попадает пуля? - спросил он и продемонстрировал, сложив губы трубочкой, - Чмок! Чмок! Потому что воздух всасывается в пробитые пулей дыры. А если трупов много.., целая куча трупов...
Он рванулся от нее с такой силой, что она чуть не упала:
- Мне надо помыть руки, видишь, сколько крови.., надо ее смыть...
- В чем дело, Ури? Ты кого-нибудь убил? - прошептала Инге, сама ужасаясь своим словам. Глупости, кого он мог убить и зачем? Но если нет, то о чем этот бред? И почему он пришел среди ночи пешком, неведомо откуда, мокрый насквозь и больной? От кого он убегал? Кто за ним гнался? Нет, нет, сама мысль эта была нелепой, таких совпадений не бывает. Не может быть, чтобы все повторилось опять!
Вместо ответа Ури опять сделал попытку открыть кран, а она опять ему не позволила, крепко вцепившись всей пятерней в витое бронзовое кольцо. Ури был сильней ее, он мог бы преодолеть ее сопротивление, но, натолкнувшись не ее удерживающую ладонь, он разом сник и рухнул на край ванны, безвольно уронив голову на руки. Инге отпустила кран и снова начала массировать его затылок и шею за ушами, чувствуя, как постепенно расслабляются его судорожно сведенные мышцы. Она не хотела ни о чем больше спрашивать и не знала, сколько времени прошло, ей казалось, что протекла целая вечность молчания, когда он, наконец, заговорил:
- ...кровь... всюду кровь.... видишь, вот - на руках, на лице... на стене, на земле, на мусоре... не знаю, почему они не убирают мусор, там всюду мусор, горы мусора... а на мусоре - кровь... мне надо смыть...
Он замолчал и потянулся было опять открыть кран, но она перехватила его руку на лету и, не задумываясь, опустила мокрой ладонью вниз, себе на грудь. Стоять на коленях в холодной луже было страшно неудобно, но она не хотела менять положение, чтобы не спугнуть постепенное возвращение Ури к реальности. Она только решилась легонько подтолкнуть его пальцы за вырез своего свитера. Согреваясь теплом ее тела, пальцы слегка расслабились и уже сами двинулись дальше, неуверенно нащупывая сосок. Тогда она пробежала кончиком языка по его шее от уха до ключицы, и он не отстранился. Значит, можно пойти дальше - его физическое доверие к ней было ее единственным оружием против терзающих его химер.
- Где эти горы мусора? - приникая губами к его уху, прошептала Инге, всей кожей чувствуя его подрагивающие пальцы у себя на груди. Он поднял на нее глаза, но взгляд их был направлен на что-то страшное вне ее, вне этой комнаты, вне этой жизни.
- Там лабиринт... узкие кривые улицы, тупики, переулки... за каждым углом баррикады из старых ящиков. Надо бросить гранату прежде, чем они успеют тебя подстрелить... Это все очень просто - кто кого... А они за баррикадами, и в окнах с автоматами. Я не хотел стрелять... Но тогда - или я, или они...
Он вдруг резко отстранился от Инге и уперся руками ей в плечи, чтобы не упасть:
- Ты тогда была там? - хрипло спросил он. Не твердо зная, что лучше - отрицать или соглашаться, она тихо сказала 'Да'. Оказалось, что ему этого достаточно. Он заговорил быстро и сбивчиво, так что трудно было различать слова:
- Итай выбежал в тот тупик первый и налетел на засаду, а мы вслед за ним - я и Эзра. Не знаю, сколько их было, много, с автоматами.., а вперед они вытолкнули беременную женщину, совсем молоденькую, с огромным животом... Она плакала и умоляла Итая не стрелять... И он не смог в нее выстрелить, замешкался, на одну секунду... и все... Они начали стрелять из автоматов - это даже не секунда, это доля секунды... их изрешетило пулями, Эзру и Итая, а меня обошло, только чуть поцарапало, но я тоже упал, и они подумали, что нас всех... И засмеялись, загалдели о чем-то по-своему, и тут я выпустил очередь из своего автомата - одну, другую третью... без счета, пока не расстрелял все патроны.., они ведь были очень близко... руку протянуть... Я прикончил их всех, и женщину тоже... Стало тихо-тихо... совсем тихо...
Ури замолчал, с трудом переводя дыхание. Инге подняла его безвольно упавшую руку и нащупала пульс, - сердце нагнетало кровь со скоростью курьерского поезда. Постепенно глаза его стали проясняться, он всмотрелся в нее и узнал:
- Инге? - прошептал он удивленно и огляделся. - Я все время был здесь?
Она потянула его за руку, помогая встать:
- Пошли отсюда, хватит сидеть в луже.
Он поднялся с видимым усилием, покачнулся и сказал:
- Я тебе что-нибудь рассказывал?
- Конечно. А сам ты помнишь, что ты мне рассказал?
Он ответил неуверенно:
- Про беременную женщину?
- И про женщину тоже.
Слегка поддерживая его за плечи, она повела его в кухню, усадила в кресло у окна и стала задумчиво перебирать свои колдовские флаконы. После долгого молчания Ури сказал почти неслышно:
- Как странно, что я это все сейчас вспомнил. Ведь там, в Израиле, врачи целый год терзали меня, но так ничего и не добились. А тут все вдруг всплыло, будто случилось вчера!
- А когда это случилось? Давно?
- Больше года назад, во время десанта...
- Десанта? - повторила она за ним, будто пробовала это слово на вкус.
- Нас тогда сбросили в тренировочный лагерь палестинцев... в Ливане. Как странно, я совсем все забыл, а сейчас вижу вдруг так ясно, будто это было вчера. Мы бежим по лабиринту... улицы узкие кривые...
Его зрачки опять начали расширяться:
- ...тупики, переулки... и всюду мусор... горы мусора.., а на мусоре - кровь...
Предчувствуя, что он сейчас может снова войти в транс, Инге поспешно перебила его первым попавшимся на язык вопросом:
- Так тебя сбросили с самолета? С парашютом?
- Ну ясно, с парашютом, неужто без?
- Значит, ты, действительно, парашютист?
К счастью, Ури не успел еще окончательно углубиться в узкие кривые улицы своего кровавого кошмара. Он замолчал и уста-вился на Инге, пытаясь уловить смысл ее вопроса. Через бесконечно долгий миг ее слова дошли до его сознания, и зрачки его сузились:
- Что значит 'действительно'? Или ты уже раньше знала, что я - парашютист?
- Было бы преувеличением сказать, что я знала. Просто Клаус всюду болтает, что своими глазами видел, как ты кружил над лесом на порванном парашюте.
- Откуда он мог это взять? Или он тоже занимается черной магией?
Инге сняла с полки флакон с прозрачной бесцветной жидкостью, отвинтила крышку, понюхала, опять завинтила и решительно поставила флакон обратно на полку. Хватит, больше никакой черной магии, никаких колдовских настоек, она его вылечит и так! Ей хотелось смеяться и плакать одновременно, потому что ничего страшного не произошло, она напрасно всполошилась - это было совсем не такое убийство. Ее склонность к аналогиям завела ее слишком далеко, тем более что Карла никогда не мучила совесть. Она
