оказался победителем? Кто у нас все пенки снял? Неужели наш бывший союзник? Наш вчерашний друг, товарищ и брат? Как же так? Воевали вместе, а табачок врозь? Да не просто врозь, а я ещё за его табачок и платить должен? Не выходит ли так, что нашим врагом была далеко не только одна лишь Германия? Не выходит ли так, что Германия на тот момент была даже не самым опасным врагом? В конце концов она была врагом явным.
Как можно вести речь о победе страны в которой в то время, как она участвует в небывалой до того войне, ведётся вражеская пропаганда? И ведётся эта антиправительственная пропаганда не при помощи забрасываемых через линию фронта листовок, а ведётся она самими государственными структурами. Ну вот представьте себе, что в 1944 году, когда Россия действительно 'шла к победе', какое-нибудь облечённое властью лицо, тыча пальцем в вывешенный в присутственном месте портрет Иосифа Виссарионыча, визжало бы: 'Глупость или измена?!' и срывала бы эта персоналия бурный аплодисмент таких же 'слуг народа'. Вы можете себе такое представить? Ну ладно, я понимаю, что это слишком сильный пример, это пример, от которого у некоторых товарищей в лучшем случае теряется всякая способность к здравому рассуждению, а в худшем происходит закупорка сосудов головного мозга, в которых сосудах у них вместо крови циркулируют типографские чернила. Хорошо, давайте себе представим, что подобное происходит в годы Первой Мировой Войны в стенах Английского Парламента, где некий не в меру красноречивый оратор перед сочуственно внимающей ему аудиторией законодателей клеймит 'проклятый королевский режим' и обвиняет его не больше и не меньше, как в государственной измене, а ведущие газеты публикуют карикатуры, подвергающие сомнению сексуальную ориентацию Георга V и призывают к революции.
Для того, чтобы такое стало возможным, нужно, чтобы власть перестала быть властью. Потеря Властью власти в собственном государстве не может называться иначе, чем поражением. ПОРАЖЕНИЕМ В ВОЙНЕ. В той войне, которую ведут между собой все без исключения государства планеты Земля. На нашем голубом шарике все воюют со всеми. 24 часа в сутки без выходных. Не приняв это к сведению, мы не сможем понять, что же произошло в России в 1917 году. Как можно считать 'почти победившим' государство, в котором глава этого самого государства (являющийся, между прочим, одновременно главнокомандующим) АРЕСТОВЫВАЕТСЯ, в стране (ведущей самую, что ни на есть 'горячую' войну, на которой гибнут миллионы солдат!) происходит то, что на языке тогдашних марксистов называлось 'сменой общественной формации'. Вы представляете себе, что это такое? Вы в состоянии прикинуть масштаб события? Гигантская страна легла спать в первобытно-общинном строе, а проснулась в рабовладельческом. Кто и кого победил в феврале 1917 года? А ведь была, была победа. Вся страна и впрямь упоённо заговорила, запела о победе. О победе над 'проклятым царизмом'.
Вам это ничего не напоминает?
Империя – 15
Итак, проиграла ли Российская Империя войну и если проиграла, то когда?
Давайте попытаемся взглянуть на суть февральских событий с высоты птичьего полёта, поднимемся на воображаемом 'Фармане' на ту высоту, с которой нам не слышны будут слова, даже если и закричит кто, мы только увидим сверху смешно раззявленный рот на задранном к небу лице, а крика не услышим, давайте пролетим над заснеженной Россией, на нас будет скрипящая кожанка с меховой оторочкой, шлем, очки-консервы, свисящий ветер будет тянуть назад белый шёлковый шарф, в руках у нас будет не digital camcorder, а допотопная, смешно и приятно стрекочущая кинокамера. Поводим туда-сюда объективом, снимем любительское кино. А теперь давате мысленно просмотрим отснятый материал. Немую, чёрно-белую 'фильму'. Это небольшое умственное усилие поможет нам увидеть гораздо больше, чем старательно рисуемая в наших головах картина, расцвечиваемая с помощью водопада слов.
Увидим мы следующее: вот страна со всеми атрибутами тогдашнего государства, страна эта ведёт войну. Фронт, окопы, солдаты. Тыл. Заводы, фабрики, крестьянские избы, помещичьи усадьбы, поля, расчерченные межами, горы, леса и пустыни. Города и веси. Без конца, без краю. Железные дороги. Станционные смотрители. А вот и столица. В столице – министерства, дума, редакции газет. Чиновничество. Бюрократия. Почта, банк и телеграф. Всё чин-чинарём. Всё на месте. Всё работает. Население, хорошо за сотню миллионов человечков, копошится, чего-то там производит. Словом – всюду жизнь. И подчинена эта жизнь вполне определённым, писанным законам. Ну, а как же? Государство ведь, не хухры-мухры. А в государстве всё должно быть расписано, регламентировано. Словом, Россия живёт точно так же, как и любое государство того времени. Картина ясная, понятная и доходчивая до невозможности. РУТИНА. В России есть высшая власть – Император Николай II. Находится он на фронте, тоже дело вполне себе обыденное и легко объяснимое – война ведь идёт, как никак. Император у нас ещё ведь к тому же и гланокомандующий, на него всё завязано, к нему все ниточки сходятся, ему все доклады докладываются. Начальник генерального штаба ему почтительно о всех планах по ведению войны рассказывает, указочкой по карте водит, а Его Императорское Величество соизволит милостиво слушать. Головой кивает, соглашается. Ну, или с чем-то там не соглашается, вопросы задаёт. Ему тут же всё разъясняют. Люди-то все в высшей степени компетентные, каждый на своём месте, каждый, поди, по нескольку языков знает, чай, не 'совок' какой, прости, Господи.
И вдруг, в этой благостной картине – сбой. В столице – беспорядки. Беспорядки переходят в бунт. Да вы чего? Какие могут быть беспорядки в военное время? Что делает Николай? Делает он именно то, что и должен делать в подобной ситуации каждый уважающий себя император – он садится в личный вагон личного поезда и мчит в столицу, чтобы на месте разобраться с бунтовщиками. Поступок Николая не просто предсказуем, по другому просто и быть не могло. Это как рефлекс. Сел и покатил. Ему и в голову не приходит, что можно сесть в вагон и не доехать туда, куда он (Он! В собственной стране!) направляется. Вы ещё не забыли, что мы за его поездом сверху следим, как он там весело по заснеженной равнине катит? Ту- ту-у-у…
Но вот поезд остановился, вот поезд поехал назад, а потом опять вперёд. А потом поехал вбок, а потом ещё вбок. Заметался. Сверху нам это очень хорошо видно. И движения эти больше всего напоминают движения загнанной в угол мыши. Боже… Император и – мышь! Император не может не то, что разобраться с бунтовщиками, хотя это тоже, знаете ли… Ну да ладно. Император не может добраться до места событий! Вот мышка побежала-побежала-побежала и – стенка. Побежала-побежала в другую сторону и снова упёрлась. Глазки бусинки, усики шевелятся, а бежать тебе, родимая, некуда. Угол. И вот тут, в углу, мы её когтистой лапой – цоп! 'А подать сюда Тяпкина-Ляпкина! Николая Алесандровича! На, дорогой, прочти, ознакомься и подпиши! Вот тут, вот тут – внизу страницы.' Станция Псков.
Напомню, что, согласно общепринятой версии, происходит это дело в стране под названием Россия, и что страна эта якобы была в одном шаге от победы в Первой Мировой Войне. Всё было прекрасно, да только вот большевики проклятые помешали. Из-за них, сволочей, все несчастья. Послушайте, а как вы себе представляете то, что туманно называется 'отречением Николая'? Чисто технически? На бытовом, так сказать, уровне? Вот сидит командующий фронтом товарищ Рузский, а рядом прикативший из столицы, прикативший прямиком, без всяких метаний, товарищ Гучков, а напротив сидит не больше и не меньше как Император всея России, и вот они ему говорят: 'А знаете что, Ваше Величество, народ-то вас больше не хочет, народ вас больше не любит, а не уйти ли вам куда подальше?' А Николай этак раздумчиво в ответ: 'А знаете что, ведь это мысль… Я давно об этом подумываю. А в данной ситуации это позволит избежать и ужасов гражданской войны. Да и холодновато здесь у вас, уеду-ка я, пожалуй, в Ливадию. Вы только позвоните командующим фронтами, спросите, что они по этому поводу думают. Так… для, гм, гм, профилактики.' Наверчивают номер, звонят, скажем, генералу Ренненкампфу. Говорят: 'Привет. У нас тут сидит товарищ Романов, мы с ним поговорили, покумекали и решили, что лучше будет, если он отречётся. Он интересуется твоим мнением. Что скажешь, товарищ генерал?' И товарища генерала, не безусого восторженного подпоручика, который только думает, что он думает о России, а на самом деле думает он о чьей-нибудь горничной, так вот, не сопляка какого-нибудь, а государственника, аристократа и генерала шестидесяти трёх лет от роду не хватает при этих словах апоплексический удар, он не рвёт душащий его тесный воротник, он не ревёт хрипло в трубку сакраментальное 'изменники!', он не снимает с фронта верные части и не спешит к месту событий, он даже не требует личной встречи с государем-императором, чтобы прояснить такой животрепещущий вопрос, как его собственное, ренненкамповское, будущее, а делает он следующее – он, чеша в затылке, говорит: 'А чаво? Я, чай, ничаво. Хочет отрекаться, пущай его… Оно ведь как, баба с возу, кобыле и того, легче будет. Гы, гы.'
Ну и вот так обзвонили по цепочке 'всех заинтересованных лиц', заслушали мнения, глубокомысленно покивали головою и сообщили заждавшемуся и заскучавшему Николаю: 'Все согласны, товарищ Романов. Можете идти. Свободны. Партбилетик только не забудьте оставить.'
А ведь ничего смешного в нарисованной мною картинке нет. Именно так изображается 'предательство Николая'. Но постойте, если Николай предатель, если Ленин и его большевики все поголовно – немецкие шпионы, то кто же у нас выходит не предателем и не шпионом? Кого мы будет почитать за спасителя Земли Русской? Кого и что этот спаситель спасал? И удалось ли ему задуманное? Ведь, как ни крути, но Россия войну проиграла. Помните то, знаменитое, черчиллевское, насчёт корабля и близкой уже гавани? Кто бы мог подумать, что такой прожжённый политикан может быть столь романтичным, когда речь заходит о 'тысячелетней рабе' России…
Ну, а всё-таки, что же было тем гвоздём, которого не оказалось в кузнице Российской Империи? Там ведь дальше как было? Лошадь захромала… Командир убит…
'Потому, что в кузнице не было гвоздя.'
Империя – 16
Гвоздя у Российской Империи и впрямь не нашлось. Где-то он был утерян. Да и ладно бы один, пусть и самый главный гвоздь. Дело было куда хуже. В русской кузнице не оказалось железа, не оказалось того, из чего куют гвозди. 'Гвозди бы делать из этих людей.' Вот те самые люди куда-то вдруг, в одночасье, делись.
У вас наверняка в ушах стоят бесконечные причитания на тему 'сталинских репрессий', 'расказачивания' и 'раскулачивания', интеллигентский плач и скрежет зубовный по поводу Победы, которая и не победа вовсе, поскольку достигнута она исключительно 'пушечным мясом' и 'заваливанием трупами'? Даже и сегодня эти судорожные всхлипы время от времени сотрясают узкую интеллигентскую грудь. Ну как же… Ведь всё выше перечисленное 'подорвало генофонд нации'. Бедная русская нация… И куда ей теперь? Без генофонда-то?
Но кто и каким образом подрывал 'генофонд' в начале ХХ века? Куда делись тогдашние 'умы' и 'богатыри'? До 'совка' ведь было ещё ох, как далеко, а те, кого ныне принято называть модным нерусским словечком 'элита' будто из ума выжили. Да из ума-то ладно, 'элита' наша захотела выжить не из ума даже, а из собственной русскости. 'Элита' не захотела быть русской, 'элита' захотела быть не русской, а 'эуропейской', что было не менее абсурдно, чем захотеть стать царицею морскою. 'И штоб золотая рыбка была у меня на посылках.' Париж застил всё.
Предательство верхов – вот то, что стало причиной русской катастрофы. Предательство самое, что ни на есть, настоящее, в самом прямом, самом пошлом смысле этого слова. Пре- датель. Вся верхушка, вся поголовно, оказалась коллективным предателем. Хватай любого, волоки наружу, 'на снег' и – кончай. Не ошибёшься.
По причине, мне недоступной, люди в массе своей то ли не понимают, то ли не хотят понять, а может просто не хотят увидеть сути, и, главное, МАСШТАБА того, что случилось в феврале 1917 года. Между прочим, совершенно точно так же, как не хотят в упор видеть и того, что случилось в августе 1991 года, но здесь их, правда, извиняет то, что события эти ещё слишком свежи, слишком, пугающе близки, вот это-то я как раз понять могу очень даже хорошо, но ведь с того проклятого февраля, что случился в России в одна тысяча девятьсот семнадцатом году от Рождества Христова, прошло уже почти сто лет! Уже ведь всё ясно, уже ведь всё понятно, ан нет… Всё плач по Святой Руси, которую 'растоптали большевики'. Ну сколько же можно-то?!
Ну вот чем в общественном сознании является то, что все называют 'отречением Николая'? Так… Что-то такое маленькое, ничтожное, почти незаметное. Подумаешь, тоже мне, событие… Ну, был там какой-то Николай, то ли 'Палкин', то ли 'Кровавый', да их, этих царей, сам чёрт не разберёт, и был он слабый, безвольный, да разве с таким войну выиграешь? Ну и отодвинули его в сторонку, чтоб под ногами не путался. Пшёл! Всё правильно, всё верно. Зато теперь будет всё как ТАМ, всё будет как у ЛЮДЕЙ, всё будет… ну как там в Европе говорят?… ну же… эх, запамятовал… вот же крутится в голове словечко, а вспомнить не могу… а! вот, вспомнил, будет – ЭФФЕКТИВНО! Всему помехой проклятый 'замшелый царский строй'. Сменить его – и всех делов. Ох, и жизнь начнётся-а-а…
И всем казалось тогда и кажется сегодня (и ведь не крестятся!), что всё случилось само собою. 'Палкой ткни и всё развалится!' Ну, вот так ткнули в 17-м и 'Россия слиняла в два дня.' А потом ткнули в 91-м и в два дня слинял 'совок'. Сам собою. Сам собою? САМ СОБОЮ?
