и миру этому было бы дело до чего угодно, только не до Англии. И Англия, находись она не там, где она находится, может быть, так бы и поступила, но все дело было в самой Англии, в том, что она – остров, причем остров, который не мог дать англичанам не только всего необходимого для проживания, но даже и основы основ – хлеба насущного, Англия не могла прокормить себя.
Так выглядела доска, на которой началась большая Игра.
Еще не было никаких блоков, еще все были сами по себе и сами за себя и неясно было даже за всех ли Бог или только за кого-то одного. Америка прекрасно понимала, что, начни она из каких-то соображений усиливать Европу, это тут же вызовет реакцию в виде усиления России, кроме этого, Америка считала, что, отдав Сталину Восточную Европу, она набила ему полон рот хлопотами и интерес к чему-то другому у него появится еще не скоро. Первые два года после войны Америка уделяла Европе самый необходимый минимум внимания, все свое внимание она сосредочила на Дальнем Востоке. Америка полагала, что пока Россия будет строить между собою и Европой 'санитарный кордон', она успеет оттяпать Китай.
Америка просчиталась, Китай она проиграла, и в процессе проигрыша, все еще продолжая гнаться за двумя зайцами, Америка вновь перенесла тяжесть своего 'присутствия' в Европу с тем, чтобы отвлечь Россию от Китая. Момент 'второго пришествия' американцев в Европу был декларацией, объявлением того, что принято называть Холодной Войной. Произошло это в 1947 году.
Сегодня принято (от проклятого 'принято' нам никуда не деться, никуда не спрятаться) считать началом Холодной Войны выступление Черчилля 5 марта 1946 года в Фултоне, что в штате Миссури, куда Черчилль приехал по приглашению местного Вестминстерского Колледжа и где он распинался о 'железном занавесе' и прочем театральном реквизите. Дело только в том, что Черчилль в момент произнесения речи никого не представлял и находился он в Америке в качестве частного лица. Говорить он мог все, что угодно и окружающих это говоримое трогало точно так же, как речь любой из вчерашних политических знаменитостей трогает сегодняшних студентов в каком-нибудь заштатном городишке. Черчилль, привыкший при помощи пламенных речей 'зажигать' массы, был вообще не очень сдержан на язык, скажем, в те же годы он публично называл Премьер-министра Его Величества Климента Эттли 'английским Сталиным'. Между прочим, в этом что-то было, по своим психо-физическим данным Эттли действительно напоминал Сталина, он старался держаться в тени, был скромен, немногословен и вообще был человеком, гораздо больше любившим думать, чем говорить. В отличие от все того же Черчилля, который, выступая по английскому радио, заявил, что в случае если реформы Эттли будут проведены в жизнь, то вместе с ними в старую добрую Англию 'придет Гестапо'. Англичане посмеялись и тут же эту забавность забыли, но точно такие же по весу слова Черчилля насчет 'железного занавеса' задним (задним!) числом превратили в 'официальное начало Холодной Войны'.
Холодная Война же началась не так. Поначалу англичане американцев попросту раздражали. Когда в конце 1945 года госсекретарь США Бирнс выступил с инициативой о созыве Совета Министров Иностранных Дел (Council of Foreign Ministers) и предложил Москву в качестве места первой встречи, то он все обсудил с Молотовым и только потом поставил перед фактом Бевина, министра иностранных дел Великобритании, когда Бевин запротестовал, то Бирнс заявил ему, что Бевин волен делать все, что ему заблагорассудится, а он, Бирнс, едет в Москву, где большие дяди усядутся за большой стол и будут обсуждать друг с другом большие дела.
Первая кошка пробежала между Москвой и Вашингтоном весной 1946 года во время иранских событий. Момент этот интересен прежде всего тем, что Америка тогда впервые после войны прибегла к помощи Англии, хотя сперва пыталась обойтись без нее. Переломный же момент это 6 сентября 1946 года, когда Бирнс заявил, что американские войска останутся в Европе на тот же срок, какой советские войска будут находиться в Восточной Европе. И вот тут Англия бросила на весы свой камешек – 21 февраля 1947 года Госдепартамент США получил из британского посольства в Вашингтоне две ноты правительства Его Величества, в которых Великобритания официально заявляла правительству США, что в силу переживаемых экономических трудностей она не может больше сохранять свое политическое влияние в Греции и Турции и что Англия оттуда 'уходит'. Это озачало создание политического 'вакуума', который неизбежно должен был быть кем-то заполнен. Бесхозных стран на свете нет и никогда не будет, и по всему выходило, что место уходящих англичан поневоле займут русские, которые в тот момент уже получили все, что хотели и желали лишь одного – сохранения статус-кво.
Для американцев это выглядело, как расширение советского военного присутствия на южный фланг Европы ('а мы так не договаривались!') каковую попытку следовало каким-то образом пресечь, а пресечь в сложившейся ситуации можно было только личным присутствием, ибо в мире других сил, кроме России и США, тогда попросту не было. Конгресс без звука выделил американскому правительству 400 миллионов долларов для военной и экономической 'помощи' грекам и туркам, а также легко согласился на посылку по указанному адресу американских военных и гражданских специалистов. Возникшую пустоту следовало заполнить. 12 марта 1947 года Труман, выступая перед обеими палатами Конгресса, представил то, что получило имя 'доктрины Трумана'. Так началась Холодная Война.
Следует понимать, что не начаться она не могла и фактически началась она задолго до 12 марта 1947 года и шла она к тому моменту ни шатко, ни валко вот уже пару лет, но доктрина Трумана – это официальное объявление войны, пусть, если кому-то от этого легче, Холодной, но война это всегда война. Начало 1947 года это переломный момент не только в американо- советских отношениях, но и в отношениях англо-американских. Момент англичанами был выбран с гроссмейстерской точностью, сказался колоссальный дипломатический опыт и чутье извечных интриганов. Дело было в том, американцам спешно потребовалось перенести тяжесть всего тела на ту ногу, что стояла на европейском континенте. У них из под носа уходил Китай.
Еще в декабре 1945 года Труман отправил Джорджа Маршалла в Китай с тем, чтобы тот по-быстрому примирил коммунистов и националистов, Мао Цзе-дуна и Чан Кай-ши. Американцам казалось, что Маршалл с проблемой справится без труда и Китай упадет им в руки как спелое яблочко, американцы думали, что проблема решится без привлечения особых сил, достаточно будет лишь авторитета Маршалла, его грозного взгляда и суровых слов. Маршалл именно так и пытался действовать, он грозил. Особых рычагов воздействия на коммунистов у него не было и он давил на Чан Кай-ши, заставляя того идти на уступки. Чан упрямился и упирался и тогда американцы прибегли к последнему, по их мнению, средству – они пригрозили, что прекратят 'помощь'. Тут они дали непростительную промашку, им следовало бы знать, что лишением 'помощи' они могут напугать каких-нибудь поляков, но в случае с китайцами эта угроза выглядела просто смешной. Китайцы тянулись не к 'помощи', а к власти и, наплевав на американские угрозы, они сцепились в гражданской войне. Когда она достигла своего пика, американцы махнули рукой, цена Китая на тот момент оказывалась слишком высокой, влезать в войну Америка не захотела. Миссия Маршалла провалилась. В январе 1947 года, за пару месяцев до английского хода (хода вроде бы пешкой, какой-то Грецией и какой-то Турцией) он вернулся в Вашингтон.
Китай можно было получить только ценой крови, Европу же можно было использовать в своих интересах, пустив в ход 'помощь'. Если кто еще не понял, речь идет о том самом Джордже Маршалле, что 'План Маршалла'.
Сделаем шаг назад, когда говоришь о прошлом, это нетрудно. Можно, не боясь порвать штаны, шагнуть широко, на столетие, можно коротко, маленьким шажком – на недельку, да и тут же назад. Мы с вами уже сделали, пятясь, несколько шагов, последняя остановка была в середине 40-х прошлого столетия, не будем спешить, побудем там еще немного, потопчемся туда сюда, отшагнем еще на десять лет.
20 января 1936 года умер Георг V.
Умер человек, воспринимавшийся тогдашним миром чуть ли не как полубог, умер человек, выигравший Первую Мировую, человек, правивший Британией на протяжении двадцати шести лет, человек, на чье царствование пришелся не только пик могущества, но и начало упадка Империи.
Уже в начале 30-х стало ясно, что страна должна быть реформирована. Замечу, что сомнению подвергалась не система власти, а государственное устройство. Великая Депрессия со всем доступной очевидностью показала, что традиционный 'капитализм' в виде, сложившемся в первой четверти ХХ века, в гонке за будущее проигрывает. Перед английским истэблишментом встал вопрос из вопросов – какой тип государства избрать и каким образом адаптировать его к монархии. Англии следовало сделать выбор. У нее на глазах были осуществлены два проекта – немецкий и русский, теперь их принято называть 'фашистский' и 'социалистический', названы они так могут быть с известной долей условности, дело в том, что социалистическими были оба проекта, более того, в значительной мере социалистическим был и третий, американский проект, при помощи которого США вытащили себя за волосы из болота, но заокеанский опыт изначально отпадал в силу специфики устройства американского государства, практически невоспроизводимого в Европе. Англия колебалась.
Колебалась Англия слишком долго.
Дело было в английской элите, если общественное сознание оставалось пассивным даже и после 1933 года (в тридцатые Англия переживала не лучший период в своей истории и 'простецам' было не до политических изысков), то английская 'элита' (неудачное слово, но другого, к сожалению не придумано) оказалась расколотой. Левые, где были особенно сильны профсоюзы, оказались заражены пацифизмом, правые, несмотря на воинственную риторику, тоже не испытывали желания к 'авантюрным действиям' ни во внутренней, ни во внешней политике. Волюнтаризм никогда и нигде не был в чести, а особенно он не пользовался успехом в Англии 30-х, когда по всем прикидкам выходило, что особо напрягаться не следует, даже при виде заклубившейся на горизонте черной тучи. Все равно против армады самолетов нет защиты и сколько денег не истрать и какую систему ПВО не создай, все равно все пойдет прахом (когда началась война, то выяснилось, что предвоенные оценки масштабов разрушений от бомбардировок были сильно преувеличены), уж лучше договориться миром, а пока присмотреться, принюхаться. С принюхиванием англичане затянули. Когда умер Георг V и грянул гром холостого пушечного залпа, английска 'элита' будто очнулась и обнаружила, что она так и не пришла к единому мнению, она не договорилась 'внутри себя', не выяснила, куда следует двигаться.
Элита оказалась расколотой не только в политическом смысле, раскол пошел глубже, все смешалось в королевстве англичан. Левое крыло лейбористов, возглавлявшееся видным социалистом сэром Стаффордом Криппсом (будущим послом в СССР и будущим же министром в правительстве Эттли) ратовало за создание Народного Фронта и всемерное сближение с СССР, на другой стороне политического спектра возникло течение, открыто декларировавшее сотрудничество с Германией, обосновывая это не только общими тевтонскими корнями, но и антикоммунизмом. Не так между двумя этими крайностями, как рядом с ними (на отшибе), появилось и такое интереснейшее явление, как 'Кливденская кучка' (The Cliveden Set), группа влиятельнейших людей, куда входили не только представители 'интеллектуальной элиты' и 'деловых кругов', но и ряд действующих политиков, в том числе и фигуры такого масштаба как Чемберлен и Галифакс. Ядром 'кучки' первоначально были члены так называемого 'Мильнеровского детсада' (Milner's Kindergarten), названного так по имени лорда Мильнера, создавшего с целью отстроить заново разрушенную южноафриканскую экономику и вновь объединить людей после Бурской войны, этот, выражаясь современным языком, 'мозговой центр' из входивших в администрацию Южной Африки молодых и амбициозных людей. Несколько детсадовцев, повзрослев, превратились в очень известных людей, таких, например, как лорд Лотиан, лорд Галифакс, лорд Хиченс, лорд Брэнд и Лайонел Кертис.
Поскольку сам Мильнер был членом 'Тайного Общества', созданного в 1891 году самым, пожалуй, известным не столько теоретиком, сколько практиком британского империализма Сесилем Родсом, то понятно, что и все 'детсадовцы' разделяли те же империалистические взгляды и будущее Британии они видели только и только в виде Империи. Между прочим, конечной, идеальной, так сказать, целью деятельности как своей личной, так и созданного ими 'Тайного Общества', Родс и Мильнер считали создание некоей всемирной федерации, центром которой должна была стать Великобритания.
В 1910 году, когда результаты работы 'Мильнеровского детсада' нашли свое воплощение в виде Южно-Африканского Союза, воспитатель с детишками переместились в Лондон, где они стали называться просто и без затей – 'Группа Мильнера'. Постепенно группа увеличилась количественно, в нее влились еще несколько жаждавших увеличить свое влияние влиятельных людей и среди них оказался лорд Астор, ну, а где муж, там и жена, и группа пополнилась женщиной, Нэнси Астор. Очень, между прочим, интересный персонаж – чрезвычайно богатая, властная и честолюбивая американка, переехавшая в Англию и оказавшаяся первой женщиной, избранной в английский Парламент, в качестве острослова ничуть не уступавшая Черчиллю, с которым они часто пикировались на потеху публике. Вы не ошиблись, речь о той самой леди Астор из часто цитируемого:
– Если бы я была вашей женой, Винстон, я бы подсыпала мышьяку в ваш утренний кофе.
– Если бы я был вашим мужем, мадам, я бы этот кофе выпил.
Вот еще парочка политических анекдотов той предгрозовой эпохи – как-то леди Астор устраивала костюмированный бал и Черчилль, случайно столкнувшийся с ней 'в кулуарах',
