Дети белой богини

- Здесь. У старшой в кабинете.

По ее тону понял: что-то не то. В кабинет Еле­ны Ивановны вежливо постучался. Не дождав­шись ответа, толкнул дверь. Заперто. Постучал еще.

Дверь отперла Елена Ивановна. Губная пома­да у нее размазалась, медные волосы растрепа­лись, а лицо было смущенным. Врач, сидевший за столом, демонстративно уткнулся в бумаги.

- В чем дело? - раздраженно спросила стар­шая сестра, поправляя выбившуюся прядь. - Мы работаем!

- Я вижу, - не сдержавшись, улыбнулся Завь­ялов.

- Елена гм-м-м... Ивановна, - врач кашлянул, - я тут внес предписание в медицинскую карту больного...

- Да-да, я все поняла, - пропела старшая и, посторонившись, сказала:

- К вам Завьялов. Машин муж. Он частным сыском занимается. Но Горанин в курсе. Потому прокуратурой сейчас будет^ пугать, вопросы не­приятные задавать. Не понимаю, убийцу ведь аре­стовали!

- Откуда вы знаете? - удивился Александр.

- Так весь город говорит!

- У меня всего-то пара вопросов. Разрешите, Михаил Сергеевич?

- Спрашивайте. Что с вами делать... - вздох­нул врач.

Старшая, аккуратно прикрыла за собой дверь, Завьялов прошел к столу, и едва не усмехнулся вновь - медицинский халат доктора в спешке был застегнут неправильно, вверху осталась свобод­ная петля.

- Ну-с? Что у вас? - совсем, как больного, спросил его Михаил Сергеевич.

- У меня вопрос: вы нашли тело?

- Ну разумеется! И это всем известно! Я де­журил в ту ночь.

- И ничего подозрительного не слышали. Это тоже известно всем,

- А ничего и не было. Все произошло на пер­вом этаже, дверь в наше отделение была закрыта, в соседнее тоже. На втором этаже, как всем изве­стно, два крыла. Здание старое, кирпичное, зву­коизоляция хорошая.

- Скажите лучше, что вы были выпивши и крепко спали.

- Это сторож спал, каналья! В то время как спать ему не положено. А я просто прикорнул на диванчике. Устал. Вы меня привлекать за это собрались? Да я, между прочим, из больницы не вылезаю! Мне памятник надо поставить, а не...

Поймав взгляд Завьялова, Михаил Сергеевич тронул ворот халата и покраснел. Пальцы нервно заскользили по застежке, приводя одежду в поря­док.

Александр деликатно отвел глаза:

- Я вас ни в чем не обвиняю. Я только уточ­няю - вы нашли тело. А орудие убийства?

- Орудие убийства? - Врач сморщился. - Тот самый ломик?

Завьялов резко подался вперед:

- А откуда вы знаете, что это был именно ло­мик?

- Так он же валялся на полу! Ну да. Я вошел, увидел тело... Знаете, меня трудно испугать ви- . дом крови. Ну и все прочее...

-  Понимаю. Отвращения вы не испытали, рвотных позывов не было. Первым делом трезво оценили обстановку. Пульс проверили?

- В общем-то, необходимости не было. Уж живого от мертвого я отличу. Мало того, я понял, что с момента смерти прошел не один час. И...

- И тогда испугались. Так?

- В общем-то... - Михаил Сергеевич вздох­нул. - Кто знает, что они подумают? За порядок и за больных отвечаю я.

- «Они» - это милиция?

- Ну да. А потом я увидел ломик, и немного отлегло. Значит, не свои. То есть не больные. Ло­мик у нас был. У Федора, в сторожевой. Но в боль­ницу его не приносили. Зачем? И я почему-то по­думал на Федора. Кинулся звонить в милицию, а потом и Горанину сказал.

- Что сказали? - хрипло спросил Завьялов. - Проверьте, мол, Федора. А он попросил мол­чать.

- Молчать о чем?

- Ну, обо всем. В интересах следствия.

- А дальше что было?

- Приехала милиция, - пожал плечами врач.

- Долго Горанин оставался один в кабине­те?

- Ну... Минут двадцать. Может быть. Там пах­ло кровью. У крови запах очень резкий, отврати­тельный. Когда ее много. Он первым делом проветрил помещение. Еще при мне открыл окно. Сказал, что мутит его.

- Открыл окно?!

- А что в этом странного?

- Да как же! - возмущенно воскликнул Завья­лов.

Это было в нарушение всех инструкций. Пер­вое правило: ничего не трогать. Кому как ни Гер­ману, этого не знать! И еще один момент: в про­токоле осмотра места происшествия не было ни слова об орудии убийства. Вернее, сказано: не найдено. Как и обещал, протокол Горанин пока­зал. Он прекрасно помнит: о ломике в нем - ни слова. Как же так?

- Вы ничего не путаете? — спросил он врача.

- Почему я должен путать? - Михаил Сергее­вич не скрывал раздражения. - Следователь Го­ранин попросил прийти на следующий день к нему в прокуратуру, но меня послали на семи­нар. Коллега, который готовил доклад, внезапно заболел гриппом, мне пришлось готовиться в срочном порядке и...

- Значит, в прокуратуру вы так и не попали?

- Нет. Я...

Дверь в кабинет открылась, вошла улыбаю­щаяся Елена Ивановна, пропела:

- Михаил Сергеевич, вас к телефону.

Завьялов удивленно посмотрел на телефон­ный аппарат: звонка не было.

Не менее удивленно глянул на Елену Иванов­ну врач.

- К внутреннему телефону, - уточнила стар­шая сестра.

Видимо, уловив какие-то знаки, врач поднялся из-за стола.

Завьялов остался один. Внутренний теле­фон? А может быть, параллельный? Не выдер­жав, он снял трубку. И услышал голос Германа. Слов разобрать не мог, Горанин говорил тихо. Но голос узнал. Характерные интонации, еле ощутимую вибрацию, вибрацию силы, непоко­лебимой уверенности в себе. Поняв, что сути разговора не уловить, он аккуратно положил трубку на рычаг.

Вскоре в кабинете появился перепуганный Михаил Сергеевич. За ним шла старшая. Вид у нее был угрожающий.

- Видите ли, я... не совсем здоров, - промям­лил врач. - Я наговорил вам лишнего. Точнее, со­всем не то хотел сказать. Насчет ломика. Не было никакого ломик£ Ну, разумеется, не было!

- Как это не было? Вы же сами пять минут назад сказали, что сначала испугались, потом по­думали на Федора...

- Это была швабра. На полу валялась швабра. Никакой не ломик. У меня со зрением... что-то...

- Михаил Сергеевич не обязан отвечать на ваши вопросы, - отчеканила старшая. - Вы ни­кем не уполномочены. Покиньте кабинет.

- Раньше вы со мной любезнее разговаривали, - усмехнулся Завьялов.

- Покиньте кабинет.

- Да-да, - засуетился Михаил Сергеевич. - Я, действительно, был э-э-э... с похмелья. Мало ли что почудится! И зрение...

- А почему очки не носите? -Я...

- Вон! — выпалила Елена Ивановна. Завьялов чуть не расхохотался. А в женщинах больше решительности и здравого смысла! Этот мямлит, заикается, а старшая уже давно все поня­ла. Чем же им пригрозил Горанин? И как узнал, что он тут, со своим коварным вопросом об ору­дии убийства? Ба! Да Елена Ивановна сама позво­нила Горанину! И Герман Георгиевич пригласил к аппарату врача. Сделал выговор, приказал - лиш­него не болтай. Ломик же улетел в открытое окно. Потому что не от вида крови Германа замутило. Нет. От страха. Потом Горанин нашел повод вый­ти из здания. Пока опергруппа работала в кабине­те старшей сестры, он преспокойно подобрал ло­мик и отнес... Куда? Через дорогу - несколько не­достроенных гаражей. Стоят так уже второй год. Хозяева либо разорились, либо сели, а покупате­лей все никак не найдут. Герману ничего не сто­ило перейти через дорогу и спрятать ломик в од­ном из гаражей. Чем он рисковал? Да ничем! Все были в здании больницы. Утро, сумерки. Дождь...

- Вы, наконец, выйдете или нет?!

- Вот так со мной и надо разговаривать. Чет­ко, громко. Теперь я услышал.

- Да вы-ы-ы...- взвилась старшая.

- Лена, не надо, - тронул ее за руку Михаил Сергеевич.

- Как мне это надоело! Сначала его жена, те­перь он! Да когда я, в конце концов, смогу жить спокойно?! Когда-а?!

В гардеробе, где брал пальто, старушка сочув­ственно заметила:

- Знать, не вовремя ты, сынок. Помешал. Ишь, раскричалась! Ни стыда у ней нет, ни совести. Раньше хоть стеснялись, а теперь и днем запира­ются. Все ить знают. У-y-yL. - И сухонькая ста­рушка со вкусом выговорила нецензурное слово.

Странно, но его это не покоробило...

...Один вопрос оставался открытым: как кур­тка и ломик попали в сарай Павновых. Неужели Герман ночью взломал сарай, чтобы подбросить улики? На замке нет царапин. Если сарай вскры­вали, то действовал профессионал.

И тут он впервые вспомнил тот апрельский вечер, когда в него стреляли. Сердце тревожно заныло. Герман, Герман, в какие же игры ты иг­раешь?

ПОЛНОЛУНИЕ