Повернув голову, комиссар взглянул на девушку и демонолога, Андрей стоял возле него и смотрел на площадь через бинокль, Паола, сидя на стуле, чертила на листе план Палаццо ди Алья. Комиссар перевел взгляд в дальний угол ангара и еще раз оглядел пространство депо: огромный гараж, рассчитанный на двенадцать машин, был девственно пуст — все машины пожарной команды находились сейчас возле монастыря, а их экипажи наверняка лежали на кладбищах.
Ощутив горечь во рту, Гольди повернулся к Андрею. Последний, словно почувствовав на себе взгляд комиссара, опустил свой бинокль.
— По-прежнему ничего?
— Пока нет, комиссар, но он там — ведь мы его видели.
Гольди кивнул.
— Паола, что у вас?
— Еще немного, — ответила та.
Комиссар снова отметил, что голос у нее стал намного спокойнее — словно то, что произошло четверть часа назад, внушило ей, что ее мать жива, — и поднял бинокль. Мощная оптика, рассчитанная на километровые расстояния, чудовищно приближала строение, расположенное всего лишь в ста метрах от них, однако это же было плохо — мельчайшие дефекты стекла, через которое смотрел комиссар, сейчас проявлялись и делали картинку в окуляре нечеткой и смазанной. Какое-то время он глядел на Палаццо ди Алья, пытаясь увидеть в нем гула, но никого не заметил. Тогда он перевел взгляд на Паолу — похоже, у них была еще пара минут до того, как она закончит чертить. Взглянув на часы, комиссар вдруг подумал, что за это время успеет задать Белову пару вопросов, ответы на которые ему еще не известны и которые он вряд ли задаст в ближайшее время, и сказал, словно возобновляя прерванный разговор, который они с демонологом вели по пути к пьяцца дель Пополо:
— И все-таки возвращаясь к тому, о чем мы говорили в машине, синьор Белов, — у меня остается пара вопросов, которые бы я хотел прояснить. Вы мне поможете?
— Давайте, — кивнул демонолог, поднимая бинокль и направляя его в сторону площади. — Только поспешите, комиссар, у нас мало времени.
Гольди произнес:
— Насколько я понял из разговора на станции, Аз Гохар человек верующий?
— Вы поняли правильно, комиссар.
— Но с его слов выходит, что он не исповедует ни христианскую, ни исламскую религию. Это так?
— Верно.
— В таком случае, какую же веру он исповедует? Быть может, буддизм?
Не опуская бинокль, Андрей протянул:
— Религия рода Аз Гохар намного старше всех современных религий. Как и его предки, Бен исповедует маздеизм.
— Маздеизм?
— Похоже, вы никогда не слышали этого названия?
— Честно говоря, нет.
— Ничего удивительного, уже полторы тысячи лет эта религия не имеет широкого распространения. В Азии она сменилась исламом, хотя когда-то была доминирующей религией на Востоке, а ее служители — самыми могущественными людьми континента.
— И Аз Гохар последователь маздеизма?
— Да.
— Но разве это возможно — быть последователем несуществующей религии?
— Вы не совсем правы, комиссар: в современном мире еще сохраняются группы людей, исповедующих маздеизм. — Не заметив в окнах библиотеки ничего движущегося, Андрей опустил бинокль и перевел взгляд на Гольди. — Например, парсы в Индии до сих пор поклоняются верховному божеству Ахурамазде, поэтому маздеизм нельзя считать абсолютно мертвой религией…
Слушая демонолога, комиссар одновременно прислушивался и к своему телу. С момента, когда они подъехали к зданию пожарной команды, вошли в него, пересекли пустое депо и остановились у окон, выходящих на площадь, его не покидало странное чувство, похожее на испытанное им ночью ощущение «зова», шедшего со стороны Кальва-Монтанья, — только теперь оно было намного слабее и напоминало писк комара, который ты слышишь, но не можешь понять, откуда идет. Подспудно комиссар понимал, в чем может заключаться причина этого чувства — здание пожарной команды расположено в ста метрах от библиотеки, в которой сейчас находится гул, и если слова старика о людях, способных чувствовать гулов, являются правдой, то «писк» объясняется просто. И если он прав, то, когда они окажутся на другой стороне площади, звук станет отчетливее, и его последние сомнения исчезнут. Впрочем, до этого есть еще время, решил комиссар, переводя взгляд на демонолога.
— Значит, Аз Гохар, как и его предки, исповедует маздеизм, — заключил он, когда Андрей замолчал. — Но по его словам, его предки борются с гулами уже три тысячи лет. И все это время они являются последователями этой религии?
— Зороастризм, или маздеизм, намного старше христианства и ислама, комиссар, — пожал плечами Андрей, — он зародился во втором тысячелетии до нашей эры.
Глядя на демонолога, Гольди вспомнил вдруг слова старика, вызвавшие у него неприятие на горе — о преходящести всех современных религий, — и подумал, что человек, предки которого начали исповедовать свою веру задолго до появления Вифлеемской звезды, в какой-то степени имеет право говорить подобные вещи.
— Значит, предки Бен Аз Гохара пронесли веру через тысячи лет, — протянул комиссар. Нахмурившись, словно озадаченный чем-то, он какое-то время молчал, перед тем как сказать: — Но, по-моему, сделать это было не просто — особенно последнюю тысячу лет, — в Азии сейчас господство ислама, а многие мусульмане не жалуют чужие религии?..
— Верно, — кивнул Андрей, снова поднимая бинокль.
— Тем более, если ты живешь в мусульманской стране. Кстати, ведь Эт-Таиф, о котором говорил Аз Гохар, находится в Аравии?
— В пятидесяти километрах от Мекки.
— От Мекки? Но это священный город ислама!.. — Пораженный услышанным, Гольди умолк. — Так как же им удалось это сделать?
Несколько секунд демонолог молчал. В какой-то миг он напрягся — словно увидел что-то на площади, — потом немного расслабился и, передвинув бинокль, сказал:
— Ответ на ваш вопрос заключен в «Зенд-Авесте», комиссар. Главная идея маздеизма состоит в конечной победе добра над злом. При этом последователи маздеизма имеют то, в чем отказывают человеку все современные религии, — полную свободу выбора. По «Авесте», человек может на время встать на любую сторону — добра или зла — при условии, что в конечном итоге коллективное добро победит. И эту идею используют люди из рода Аз Гохар — они делают то, что никогда не сделает ни один христианин, мусульманин или иудей: создают видимость приверженности той религии, которая им подходит в данный момент: в католическом храме они католики, в мечети — правоверные мусульмане. Они всегда маскируют свои истинные убеждения, чтобы не вступать в конфликт с людьми другой веры, потому что их конечная цель — уничтожение гулов. И ради того, чтобы добраться до них, они иногда становятся на сторону зла… Кстати, — на мгновение демонолог отвернулся от площади, — по этому поводу могу привести вам пример.
Впервые о людях из рода Аз Гохар я узнал восемь лет назад в Рединге, в архиве центральной библиотеки. Я разбирал там церковные записи и наткнулся на один документ, датированный серединой шестнадцатого века. Составил его, насколько я помню, управляющий поместьем лорда Честертона. Так вот, в той бумаге рассказывалось о странной истории, связанной с двумя христианами-проповедниками — в конце августа того года, которым был датирован документ, в Честертон пришли два монаха. Они прожили в местном трактире два дня, а вечером третьего раскопали на кладбище могилу старого лорда. Далее в документе приводились странные факты: на кладбище, куда за монахами пошли местные жители во главе с молодым лордом, было убито несколько человек, сам лорд Честертона едва не погиб, но главное состояло в другом — те монахи вытащили из фамильного склепа семьи лордов Балмеров не истлевший труп, а живое создание, как две капли воды похожее на старого лорда, и вот это-то существо заставило людей схватиться за мечи. Они не убили друг друга лишь потому, что монахи успели сжечь существо. На следующее утро, когда жители Честертона вернулись на кладбище, они нашли возле склепа только обугленные останки, а сами монахи из Честертона ушли и больше их там ни разу не видели. Но той ночью на кладбище они назвали лорду Честертону свои имена. Как вы думаете, комиссар, кто были эти монахи?
— Предки Бен Аз Гохара? — выдохнул Гольди.
— Точно, — кивнул демонолог. — Два человека из рода Аз Гохар пришли в Честертон, чтобы найти родившегося на местном кладбище гула, прежде чем тот сумеет выбраться из могилы, при этом они воспользовались Библией, чтобы расположить к себе местных жителей. И так они поступали всегда: направляясь в Европу, брали с собой Библию и распятие, оказываясь в Азии, прибегали к силе Корана. Они выбрали меньшее зло — видимый отказ от истинных убеждений, — чтобы бороться со злом большим — гулами.
Когда Андрей замолчал, Гольди перевел взгляд на Паолу — похоже, она заканчивала дорисовывать план, а значит, у них практически не было времени, — и все-таки оставался вопрос, ответ на который был ему неизвестен, и он задал его:
— И все-таки, синьор Белов, одну вещь я так и не понял… Жизнь Аз Гохара посвящена борьбе с гулами, вы тоже знаете о них предостаточно. В то же время в целом мире о гулах ничего не известно — например, я до сегодняшнего дня никогда не слышал о них… Так как же так вышло, что в мире ничего не знают о гулах?
Коротко взглянув на него, Андрей проговорил:
— А почему вы решили, комиссар, что в мире о гулах ничего не известно?.. Возможно, о них не знает «западная цивилизация», но ведь это не весь мир — поверьте мне: в Азии о гулах знают достаточно. Поезжайте в Сирию или Иран, зайдите в любую чайную, и вы услышите множество историй о духах пустынь — их рассказывают уже много веков, и по большей части они связаны с гулами. Видите ли, Бен вам кое-чего не сказал — по неизвестной причине гулы предпочитают рождаться в сухой земле жарких стран. Пустыни Аравии и Северной Африки подходят для этого как нельзя лучше, и легенды о злобных духах пустынь — всего лишь пересказ редких кочевников, переживших встречу с «пустынными» гулами.
Андрей снова направил бинокль на площадь, закончив:
— Так что в мире о гулах знают, комиссар, уж вы мне поверьте…
Сильный ветер изгибал уличный указатель и раскачивал кроны деревьев. Сидя в машине, припаркованной в двадцати метрах от кольцевого шоссе, Франческо смотрел на зеленую стену, окружающую центр Террено. Замерший рядом Пальоли своей неподвижностью напоминал каменный монумент. Свинцовое небо было настолько низким, что, казалось, в любой момент могло рухнуть на землю. На часах Франческо было уже без пяти пять и секундная стрелка продолжала свой бег, но теперь время играло против людей.
Теперь оба знали, что предложение Доминика убить Вассах Гула, казавшееся не таким уж бредовым на пустой улице южной окраины, в действительности неосуществимо. Это они поняли, когда, выехав на кольцевую дорогу с виа Мугетто, поравнялись с южной аллеей парковой зоны и на расстоянии двухсот метров от себя увидели кусок площади перед комиссариатом. В течение минуты они наблюдали за площадью и заметили, как несколько гулов проследовали друг за другом с интервалом в двадцать секунд — было похоже, что эти создания, словно часовые, обходят площадь по кругу. Для Доминика это открытие явилось неожиданностью, однако Франческо нечто подобное ждал. Понаблюдав за гулами еще с полминуты, он решил, что оставаться здесь дальше опасно, и двинулся по кольцевой дороге на запад, через сорок метров свернул на узкую улочку, параллельную виа ди Сета, и остановился за разбитым фургоном. Через минуту по кольцевой дороге проехал полицейский автомобиль. Франческо и Доминик сразу же поняли, что в нем сидит гул, а первый решил, что направляется тот к чимитеро ди Джованни. Мысль эта появилась у него в первый же миг, а когда машина свернула на идущую к кладбищу улицу, она превратилась в уверенность… Последовавшие за этим минуты оба молча смотрели на стену деревьев — ни один не знал, что делать теперь, — однако продолжали сидеть, словно в самом ожидании было какое-то действие…
Когда стрелки часов показывали без четырех пять, Франческо сказал:
