— Этого и следовало ожидать, — флегматично отозвался Дзярский.
— Следовало! Следовало! — вскипел капитан, — так почему же вы не помешали этому?! Что теперь будет?
— Извините, — улыбнулся Дзярский, — но не моё дело принимать упреждающие меры. Это задача уголовного и следственного отделов. А они не любят, когда вмешиваются в их работу. Я вчера предупреждал коллег: может что-то произойти. Отдал им украденные в ЦРПС билеты, ознакомил со своими выводами и наблюдениями. Мне вежливо дали понять, чтобы я не вмешивался, что хулиганство, с которым я борюсь, — это одно, а их научная работа — совсем другое; что мои дела, короче говоря, мало чего стоят, а их — важны. Так что я теперь не вмешиваюсь.
— И что же дальше? — ужасался капитан.
— Мацеяк! — резко бросил Дзярский, — мы не идём на матч. Поднять на ноги караульную роту!
Лицо Мацеяка выразило разочарование.
— Что, мы не пойдём на матч?
— Пока что нет, — сказал Дзярский. — Клюсинский, подойдите-ка сюда, что-то скажу.
Клюсинский посмотрел в окно — это означало, что он внимательно смотрит в лицо своего начальника, — и стал усердно слушать.
6
— Там Компот… — Генек указал пальцем на массивную фигуру: Компот стоял в нише, возле закрытых касс; высокая прочная железная ограда, тянувшаяся вогнутым полукругом, образовывала широкую площадку перед главным входом на стадион.
Генек Шмигло позвал:
— Фредек!
И Компот пошёл к нему, без особых усилий пробивая себе дорогу. В этот момент ЗЛОЙ оглянулся; одновременно оглянулся и высокий плечистый мужчина, стоявший на расстоянии двух метров спиной к нему.
На какую-то долю секунды их взгляды встретились. Глаза ЗЛОГО из серых и ясных стали устрашающе белыми, как будто лишились радужной оболочки. Лицо высокого мужчины потемнело, наливаясь кровью.
— Новак! — хрипло выдавил из себя Филипп Меринос.
— Бухович! — прошептал ЗЛОЙ сквозь узкие полоски бледных губ.
В следующую секунду в их глазах вспыхнула дикая, не угасшая за долгие годы ненависть. Глаза Филиппа Мериноса разбежались, как охваченное смертельной паникой войско; его захлестнула волна тревожной растерянности. Меринос ничего не боялся в жизни — ни поражения, ни смерти, но сейчас испугался этих глаз: такой страх сильнее поражения и смерти. И он стал отступать.
ЗЛОЙ сделал шаг вперёд, слабый и неуверенный, как будто шаг к осуществлению самой заветной мечты.
Роберт Крушина первый заметил, что происходит. Неожиданно он обернулся и позвал: — Пан председатель… — И тут же понял, кто перед ним. Он молча, молниеносно бросился вперёд, прямо на ЗЛОГО. В этот момент Меринос выскочил на проезжую часть улицы, а Шая пронзительно крикнул:
— Ребята! Готовьтесь!
Шмигло оказался между Шаей и ЗЛЫМ. Компот бросился вперёд, Калодонт изо всех сил сжал в руках палку и ударил по голове совершенно постороннего человека, а потом Олека Джокея; тот оглянулся и с такой злостью заскрежетал зубами, что мужественный старик испугался и застыл как вкопанный. А людская толпа, выросшая за счёт вновь прибывших, заполнила площадку перед стадионом.
«Видно, сильный парень!» — мелькнуло в голове ЗЛОГО после первого же удара. Он мгновенно угадал в Крушине мастера, с каким не встречался уже много лет. Мягким движением он всё же уклонился от его коротких, но страшных ударов; через секунду плотная толпа, парализовавшая все движение, помешала дальнейшей борьбе. Но это касалось только Крушины. А каким чудом дьявольский удар ЗЛОГО, даже сильно замахнувшегося, врезался в живот Круш: так, что у того перехватило дыхание, осталось не понятным. Роберт обмяк, повис в воздухе на беспомощных, будто тряпичных ногах, но не упал, поддерживаемый толпой; его бледное перекошенное лицо, казалось, глупо улыбалось, и никто рядом, наверное, и не догадывался, что поддерживает человека, потерявшего сознание. Когда новый поток людей протолкнулся через ворота, давка на минуту ослабла, и бессильное тело Крушины упало на землю, лицом в щебёнку, у входа на стадион.
— Человек потерял сознание! Помогите! — раздавались крики, и толпа сомкнулась над побеждённым Крушиной. Одновременно поднялся шум поблизости там, где могучий продавец мороженого в белой куртке извивался, окружённый многочисленными гибкими подвижными парнями в фуражках и беретах; возле него седой старик, тяжело дыша, направо и налево раздавая размашистые удары палкой, которую держал обеими руками, как меч. Продавец мороженого своим жестяным ящиком лупил по головам, находившимся где-то пониже его плеч, лупил так, что звонкое слово «Тиритомба», написанное на ящике, сияло, как призыв к бою…
…Меринос пробивался сквозь толпу. Наконец он добрался до руин костёла.
Выскочил на лестницу, облепленную детьми, и побежал среди развалин по направлению к улице Розбрат. «Это его погубит!» — подумал ЗЛОЙ, который заметил Мериноса, и, как угорь, скользнул на конец улицы. За ним, тяжело дыша, пробивался в толпе Генек Шмигло. Шая, растерянно оглядывавшийся кругом, заметил высокую фигуру Мериноса уже возле костёла.
— Олек Джокей! Яцек! Стасек! За мной! — позвал он, но никто не прибежал на его зов.
Толпа поглощала каждое усилие, каждую попытку организованных действий. Ещё короткое мгновенной продолжалась борьба в душе Шаи; он сунул руку в карман куртки — там было полно денег. «Об остальном своём заработке узнаю завтра», — решил он, вздохнул, потом остановился и расслабился, перестав сопротивляться толпе. Через минуту течение понесло его к воротам стадиона; Шая даже не пытался изменить направление движения. Только проплывая мимо того места, откуда доносились крики и где громадный продавец мороженого направо и налево колотил своим ящиком, Шая незаметно свернул в сторону, обходя место драки.
— Что там случилось? — спросил он мужчину, пробивавшегося следом за ним.
— Бьют друг друга, — равнодушно сказал тот, с трудом вытаскивая широкие, уже слегка разорванные полы своего плаща из страшного пресса, в который он попал. — Холера их знает, за что. Как всегда в такой тесноте.
Шая достал из кармана настоящий билет.
— Ну и скандал с этим матчем! — крикнул он. — Что за организация, пся крев!
Достигнув ворот стадиона, он накинулся на блюстителей порядка, которые едва держались на ногах от усталости.
— Вы, граждане, должны ответить за этот скандал! Люди с билетами не могут пройти! Что здесь творится?
Меринос выбрался из развалин на углу Лазенковской и Розбрата и побежал, спотыкаясь о кучи разбросанного кирпича. Оглянулся назад, но погони не заметил. Его сердце билось где-то в горле, страх парализовал все мысли. Он боялся белых глаз, ничего больше, кроме белых глаз, имеющих над ним непонятную власть, способных вызывать в нём эту жуткую тревогу. Бежал всё дальше, но через минуту замедлил шаг, остановился. Сквозь удушающий страх стала пробиваться мысль, гениальная, безумная идея. Нельзя терять ни минуты!
Филипп Меринос сделал два робких шага к высокой, ещё не разрушенной стене и вскочил на неё. Под ним бушевало море голов. Он постоял с минуту, как одинокий олень на крутом берегу. Слева, в толчее, он заметил, как кто-то расталкивал толпу: словно волнистый след винта за кормой корабля, тянулась за ним погоня. Усмехнувшись, Филипп Меринос, подумал: «Что ж, буду рисковать до конца. Этот мой недостаток неизлечим». Он почувствовал, как страх сливается в нём с чем-то более сильным, с жаждой победы —
