Я вздохнул. Цветы, конечно, отпадали. Не явлюсь же я к Тане с букетом. Даже представить смешно. Я — и вдруг с букетом. Будто жених какой…
— А что еще? Кроме цветов…
— О, столько всякой всячины, что невозможно и перечесть! Кому же ты хочешь сделать подарок? Мой день рождения, если ты помнишь, еще не скоро.
Говорить или не говорить? Пожалуй, лучше сказать. Хоть какой-то совет получу.
— Да Таньке Лужиной из третьего подъезда. У нее день рождения. Пригласила, понимаешь…
— Славная девочка. Всегда здоровается. Вот тебе деньги. Только учти, подарок должен нравиться и тебе самому. Нельзя дарить что попало. Но вкусы у всех разные. И вообще жизненные задачи ты иногда решай сам. Привыкай.
Легко сказать «привыкай». На что же потратить эти деньги? Я заходил в разные магазины, приглядывался… Нет, футбольный мяч ей не нужен… Авторучки? Да у нее их завались… Всякие тряпки? Я в этом не разбираюсь… Орехи? А если зуб сломает — всю жизнь буду виноватым… Книги? Я стал смотреть, что выставлено на прилавках. Ага, вот что подойдет — «Три мушкетера». Здесь и дружба, и любовь, и эти — как их там называют? — интриги…
Словом, довольный покупкой, я отправился домой.
Но перед самым днем Таниного рождения меня охватило беспокойство: а если мушкетеры, отзвенев шпагами, давно уже «пылятся» на ее книжной полке? Другое дело — цветы. Правильно мама сказала — женщины всегда им обрадуются. И мне вспомнился скверик, что был неподалеку от нашего дома. На днях там распустились пионы. Белые и розовые. Я-то не знал даже, что они так называются. Просто шел сквериком, а две девчонки остановились возле клумбы и принялись: «Ах, пионы!», «Ой, какие красивые!», «Какое загляденье!». Мне тогда от этих слов аж тошно стало…
Но как я буду покупать цветы? Я покраснею перед продавщицей и начну заикаться.
И вдруг отчаянная мысль пришла мне в голову. Точно!.. Так я и сделаю. У Тани будут мои цветы. Нужно только… не проспать.
Ночью я встал, тихонько оделся и, прихватив ножницы и веревку, что были спрятаны у меня под подушкой, вышел на улицу. Возле скверика было тихо и пустынно. И все же я долго не решался ступить на газон и подойти к клумбе. Кое-где горели фонари, и на клумбу тоже падал свет, хотя и неяркий. Я осматривался по сторонам, ходил вокруг да около и не мог сделать первый шаг. Все равно как в холодную воду. Мне казалось, только начну я срезать цветы, как тут же появится сторож или милиционер и схватит за шиворот.
В холодную воду надо бросаться сразу. Не оглядываясь, я побежал к клумбе. Пионов было много. При слабом освещении они мне понравились. Даже очень. А может, они понравились из-за того, что ради них я затеял эту ночную операцию? Подумалось, будто они ждут, чтобы я поскорее приступил к делу. Я достал ножницы, срезал семь или восемь пионов и обвязал букет веревкой.
Нести цветы даже ночью было как-то неудобно. А если встретишь кого? Подумают: вот чудик идет, и куда он только тащится? Во дворе я вновь почувствовал беспокойство. Оставался самый важный момент операции: букет нужно было забросить в Танино окно. Второй этаж, третье слева от угла.
Будь у меня в руке снежок, я б его не то что в окно — в форточку бы забросил. Но в руке букет! А промахнусь раза два — получится веник. Да и вообще, если долго кидать, весь дом разбудишь. Я прикинул в уме два случая: попаду в окно или не попаду. В первом случае я бегу в свой подъезд, во втором — бросаюсь ловить букет. «Молодец, — сказал я себе, — все предусмотрел».
Размахнувшись, я с силой метнул букет. По броску понял, что не попадаю, и в тот же миг был уже под окном, чтобы ловить цветы.
Раздался звон. Я втянул голову в плечи, ожидая, что сейчас посыплются осколки стекла. Но они не посыпались. Не упал и букет. Лишь тогда я сообразил, что кидал-то в распахнутое окно, значит, я все-таки попал туда… И не только попал, а… Перед глазами как бы мелькнула круглая, пузатенькая ваза, та, что стояла на серванте, а потом и та, удлиненная, овальная, что красовалась на столе… Вспоминать остальные предметы было некогда: нужно было давать деру.
С утра весь дом облетела удивительная весть: ночью у бабки Лукерьи спрыгнула с буфета и разбилась кошка-копилка. Ну ладно бы просто спрыгнула («Каких чудес не бывает на Божьем свете!» — утверждала бабка Лукерья), а то ведь кошка взамен себя оставила на буфете цветы. Красные и белые. Самые настоящие.
— Я, — рассказывала бабка, — спервоначалу думала, сон вижу, когда ночью-то все зазвенело. Вот, думаю, какой сон дурной. К чаму бы этот звон окаянный? Свет не зажигаю, ляжу. Перекрестилась, опять уснула. А утром-то проснулась, стала тапок надевать, гляжу — батюшки, на полу черепки и деньги монетками рассыпаны! Глянула на буфет-то, у меня аж тапок из рук: кошки нет, а на ейном месте цветы. Ну, думаю, совсем померла. Караул кричать не могу: силы нету. Рот раскрою, как рыба, а голос не идет. Крестным знаменем осенила себя — полегшало. Вот ведь какая напасть вышла. И к чаму бы такое?..
Лукерье кто верил, кто не верил. А вот к чему «такое», объяснить никто не мог.
Никто, кроме меня.
Будь «такое» не букетом, а чем-то иным, я бы, пожалуй, признался бабке, сказал бы, что сорвалась рука и что кидал я не в ее окно, а в соседнее. Но «такое» было букетом, поэтому я промолчал.
На день рождения к Тане я все же пошел. Правда, с некоторой опаской думал: вдруг догадалась. «А, — скажет, — букетошвырятель! Привет от бабки Лукерьи», — засмеется коротким смехом в две нотки и захлопнет дверь перед моим носом.
Но все обошлось. Никто ни о чем не догадался.
Деловой разговор
Звонит телефон, к нему подбегает Света. Снимает трубку.
Света. Алло.
Вера. Светка, ты? Привет. Наконец-то!
Света. Что «наконец-то»?
Вера. Поймать тебя невозможно, вот что.
Света. Ну да — невозможно. Все время дома сижу.
Вера. А я тебе третий раз звоню — говорят, тебя дома нет.
Света. Кто говорит?
Вера. Бабушка.
Света. Моя?
Вера. Твоя.
Света. Что она, спятила?
Вера. Я почем знаю. Говорит, ты в магазин ушла.
Света. Подожди. Во сколько же ты звонила?
Вера. В четыре.
Света. А-а-а, верно — уходила за хлебом, но не надолго.
Вера. И в шесть звонила. Сказали, чтобы позвонила тебе через час.
Света (возмущенно). Не ври, Верка. В шесть я была дома.
Вера. Нет, не была.
Света. Нет была. Я лучше знаю. Я голову мыла.
Вера. Ну тогда все понятно.
Света. Что понятно? Мне ничего не понятно. Я же говорю, была дома.
Вера (соглашается). Правильно, была. А я говорю, понятно, почему тебя не подозвали.
Голос бабушки. Света, заканчивай разговор. Мы садимся ужинать.
Света. Ну вот! Видишь, обстановочка. То не подзывали, а теперь поговорить не дают. (Возвращается
