к прерванной теме.) Точно, я же не могла подойти — мыла голову. Ты права.
Вера (обиженно). А говорила, я вру.
Света. Ну, Верочка, извини. Ну ладно, Верунчик, не сердись.
Вера. Вот ты всегда так. Я говорю, звонила тебе два раза, а ты не веришь…
Голос бабушки. Света, сколько раз тебя приглашать. Заканчивай, а то все остынет.
Света (бабушке). Не мешай. У нас деловой разговор, а ты… (Вере). Не обращай внимания. На чем мы остановились?
Вера. Да я говорила, тебя не подзывали потому, что ты мыла голову, а ты не веришь. Это было в шесть часов, я точно помню… Ну ладно, иди ужинай. Соскучишься — звони.
Света. Ага. А то бабушка все равно толком поговорить не даст.
Вера. Вот я и говорю. Пока.
Света. Пока.
Кутя, домой!
Едва лишь подъехали к даче, в которой Вовкина мама сняла комнату, и таксист вылез, потягиваясь и расправляя спину, как подбежала к машине черная, коротконогая собака и принялась лаять.
— Пошла, — цыкнул на нее таксист.
Собака отскочила, но тут же залаяла еще пуще. Она припадала к земле, вскакивала, делала короткие рывки, словно была на какой-то невидимой привязи, металась, а ее тонкий смешной лай так и лился без перерыва.
Из калитки вышла хозяйка, прикрикнула. Только тогда черная собака умолкла и скрылась во дворе, но и оттуда слышалось ее ворчание.
— Какой славный песик, — сказала мама, выбираясь из машины. — Это ваш?
— Вроде наш. Приблудился ко двору. — И увидев, что мама взяла какие-то сумки, сказала: — Ну, идемте.
— Не укусит? — спросила мама перед калиткой.
— Да нет. Проходьте.
— Славный песик, — снова заметила мама.
— Пустобрех.
— Как его зовут? — спросил Вовка.
— А кто его знает. Тут много всяких кутят крутится. Я всех кутьками зову.
— Значит, это щенок? — оживился Вовка. Он давно мечтал завести щенка.
— Дался он вам, — недовольно бросила хозяйка. — Делов полно, а вы с собакой. Да проходьте, не бойтесь. Убег он.
Но черная собачка словно понимала, что разговор зайдет о ней и что присутствие ее необходимо. Она появилась снова. Только уже не лаяла, а шла рядом со всеми, то и дело оборачиваясь и внимательно поглядывая на приехавших.
Вовка тоже разглядывал собаку. Теперь он и сам видел, что она еще была щенком. Взрослым, правда, щенком. Вовку так и подмывало спросить у недовольной хозяйки: сколько же месяцев щенку и что это за порода. Но он решил, что спросит попозже, пусть хозяйка немного подобреет.
Вовке казалось, что ее маленькие желтые глаза глядят вопрошающе: ну что ты за человек, добрый или злой?
Вовка чмокнул, и щенок встал как вкопанный, облизнулся.
— Он не голодный? — спросил Вовка.
— Тьфу ты! Покорми, коли хочешь.
Едва перенесли вещи из машины, Вовка бросился к сумке с продуктами.
— Подожди, — сказала мама, — что за нетерпение. Сядем есть вместе.
Но Вовка отломил кусок хлеба, взял несколько ломтиков сыра и выскочил во двор.
Щенок ждал его. Завидев еду в Вовкиных руках, он стал перебирать на месте лапами и весь вытянулся, словно танцевал.
— Кутя, пошли, — сказал Вовка, и щенок побежал за ним.
С тех пор черный песик (теперь у него было «имя» — Кутька) — не отставал от него ни на шаг.
Ребята с соседней дачи принесли из леса ежика. Он быстро научился пить молоко из консервной банки и смешно фыркал, если кто проводил по его иглам ладонью. Вовка увидел ежа и сразу понял, что кроме щенка он всю жизнь мечтал о таком еже.
За ежом он пошел в лес вместе с Кутькой. Лес начинался сразу же за деревней. В этот день Вовка ушел так далеко, как никогда раньше не уходил.
Лес был большой, тянулся на много километров. Но такой уж выдался невезучий день: ежа нигде не встретили. Ко всему, когда настало время возвращаться домой, Вовка не знал, куда идти, в какую сторону.
— Пропали мы, Кутя.
Конечно, он понимал, что на самом-то деле они не пропали, что выйдут к какой-нибудь деревне, ну, вечером, ну даже не сегодня, а завтра. А все же чего хорошего, раз заблудились. Ладно, хоть вдвоем с Кутей. Одному бы и вовсе было невесело. Случалось, пойдет Вовка куда-нибудь, скажем, к друзьям, смотреть телевизор, Кутя увяжется. И тогда он кричал: «Домой, Кутя, домой!» Да еще ногой притоптывал. И Кутька уходил. Хоть не сразу, неохотно, но уходил.
А теперь Вовка подумал, как здорово, что не прогнал он сегодня Кутьку. И вдруг неожиданно мысль мелькнула в голове: что, если…
— Домой! — закричал он. — Кутя, пошли домой.
Кутька побежал. Останавливаясь, принюхивался.
«Неужели выведет?» — думал Вовка.
Кутя вывел. Прямо к деревне. К тому месту, откуда уходили.
— Кутя, ты настоящая ищейка, — обрадованно говорил Вовка и поглаживал щенка. Тот переворачивался на спину — задирал кверху все четыре лапы. — Нет, ты все же дворняга, Кутя. Но умная дворняга. Наверно, породистая.
Кутя сладко жмурил желтые глаза. Ему видимо, было все равно, какой он породы.
Дома Вовка обо всем рассказал. Он думал, мама похвалит Кутьку. Но она рассердилась и велела в лес одному не ходить.
— Я же не один был, с Кутькой.
— Всыпать нужно, чтоб не вольничал, — вмешалась хозяйка и пнула некстати подвернувшегося щенка. — А ты пошел!
По утрам Вовку будил хозяйский петух. Крик его был короткий и хриплый, будто петух простудился. Но кричал он всегда, как нарочно, под Вовкиным окном.
На этот раз Вовка проснулся от собачьего визга.
— Кутька! — вскочил он и бросился к двери.
— Вот тебе!.. Вот тебе!.. — приговаривала хозяйка и охаживала щенка палкой. Он скулил, взвизгивал, пытался вырваться, но хозяйка крепко держала его за загривок.
— За что? — подлетел Вовка.
— За дело.
Она опять размахнулась, но Вовка ухватился за ее палку.
— Пусти, — крикнула хозяйка.
Щенок рванулся и убежал.
Оказалось, он изодрал в клочья тряпку, которую хозяйка постелила у порога.
— Паршивец, — ругалась она все утро. — Я те задам! Я те покажу, тряпки драть.
